Их было решено превратить в лазарет и изолятор. Заключенные переносили больных в эти строения, несколько человек ремонтировали крышу, небрежно уложенную полгода назад.
Коннор обогнул лазарет и наткнулся на Индию, которая возилась возле курятника.
– Цып-цып-цып.
– Здравствуйте, – он чуть не произнес «непорочная крестьянка», но решил не смущать ее намеком на девственность, – медсестра Маршалл.
Домашняя птица разбежалась, испугавшись его голоса. На землю полетел пух.
Изобразив возмущение, Индия уперлась кулачком в свое крутое бедро, прикрытое серым платьем и белым фартуком. Ее накидка валялась на земле. Под мышкой была зажата книга. Коннор догадался, что это «Тысяча и одна ночь».
Прядь безобразного парика выбилась из старческого пучка. Она сдула волосы, упавшие на глаза.
– Распугав птицу, вы лишили нас куриного супа, – произнесла она надтреснутым голосом пожилой женщины.
– Извините, мэм, – учтиво раскланялся Коннор. – Во искупление моей неосторожности я прикажу местному мяснику прислать вашему повару говяжий бок. И оплачу его из собственного кармана. – Общение с Индией явно сказывалось на нем. – Этим я восстановлю мою репутацию?
Индия растерянно поморгала сквозь очки, поврежденные той ночью в библиотеке.
– Целый говяжий бок? – Это сулило обед и бульон для многих больных. – Сэр, вы с каждой минутой растете в моих глазах.
– В таком случае уважьте меня, мисс Маршалл. Давайте прогуляемся.
Он подобрал накидку, накинул ее на плечи девушки и предложил ей руку.
Они вышли через ворота и направились в безлюдную восточную часть острова. Там он посадил Индию на огромный пень и сел рядом с ней.
– Вы меня удивляете. – Коннор с наслаждением вдыхал свежий запах лаванды. – Вы трудились изо всех сил, наводя порядок в лазарете. Однако под мышкой у вас – книга. Вы меня обманывали? На самом деле вы – книжный червь?
– Я читаю работающим, когда они устраивают перерыв на ленч. – Индия извлекла томик из-под мышки. – Лично я предпочитаю поэзию. Но это – особая книга.
Красная обложка выцвела, но название можно было разобрать. «Тысяча и одна ночь».
– Эту книгу в день моего десятилетия подарил мне двоюродный дедушка.
– Подарок, вижу, пришелся вам по вкусу. Когда я делал обыск в вашей комнате, то полистал этот томик. Многие страницы сильно истрепались.
– Особенно те, где речь идет об Аладдине.
– О вашем литературном герое.
Девушка высунула кончик языка, облизывая верхнюю губу. Коннору это показалось весьма эротичным.
– Я бы покривила душой, сказав, что молодой человек, все помыслы которого посвящены его возлюбленной, меня не заинтриговал. Аладдин был готов на все, лишь бы понравиться принцессе Будур.
Коннор усмехнулся. С языка едва не сорвался вопрос – не желает ли она проверить его преданность?
Движением пальца он поднял ее подбородок, поцеловал в нос. На этом он остановится. Пока. Заниматься с ней любовью он будет лишь тогда, когда она захочет стать его не под влиянием минутного порыва, не ради его очередной уступки.
– Мне, было, показалось, что я начал понимать вас. Но вы тотчас удивили меня, – с любопытством в голосе произнес майор. – Почему вы тратили в Луизиане время на чтение, когда могли принимать кавалеров?
Она покраснела, это было видно, даже невзирая на слой пепла.
– Не смейтесь надо мной.
– Я вовсе не смеюсь. Почему в двадцать четыре года вы не замужем?
– Потому что я была старой гнедой рабочей лошадью среди целого табуна прелестных белых арабских скакунов.
Он снял с нее очки, чтобы полюбоваться темно-синими глазами.
– Арабские скакуны бывают разных оттенков, о чем свидетельствует мой конь Отважный, – улыбнулся Коннор и подумал: «Как бы я хотел оседлать арабского скакуна, вроде вас!» – но вслух произнес: – Неужели вы затерялись в этом табуне?
– У меня есть четыре эффектные сестры. Точнее, их было четверо, пока не умерла Франция. Теперь осталось трое.
– Родные не обращали на вас внимания, потому что одновременно с вами родился драгоценный сын? – предположил Коннор. – Уинни, которому предстояло взять в свои руки управление семейной фермой?
– Да, – вздохнула Индия.
– Однако ваш дядя уделял вам внимание.
– Да. Дядя Омар взял меня под свое крыло. Он уже умер. – Сообщив это будничным тоном, девушка продолжила: – Не думайте, что мне плохо жилось. Возможно, мои родители отдавали предпочтение другим детям. Но у меня были бабушка Мейбл и Персия. Они служили мне опорой. Я всегда нуждалась в похвалах Мэтта.
– По-моему, вы лучше всех, – с чувством сказал майор. – Знайте это. Но вы поведали не всю историю. Когда-то вы были самой лучшей для другого человека. – Пальцы Коннора и Индии переплелись. – Пока чувства Тима Гленни не изменились, он был вашим Аладдином?
– В некотором смысле. Я сильно увлеклась, – призналась она.
Ощутив укол ревности из-за того, что некогда ее сердце принадлежало другому, Коннор одернул себя. В конце концов ему нравилась ее искренность. Индия не хотела приукрашивать себя, сиять искусственным светом.
– Но Тим Гленни разбил ваше сердце, – произнес Коннор, желая знать все.
– Я справилась с моими чувствами, когда он выбрал мою младшую сестру. На самом деле я тогда лучше поняла его. Он был не так уж и хорош. Но Персия любит его, так что могу ли я жаловаться?
– За что вы полюбили его?
– Я его не любила, это было только увлечением. Профан в вопросах любви, я действительно восхищалась Тимом. Говоря о войне, он призывал к сдержанности. Любит поэзию.
Коннор видел таких типов, разглагольствующих на площадях.
– Я помню «Прорыв легкой кавалерии» Теннисона, – заявил он. Совсем недавно Коннор читал это произведение. После своего дня рождения. Во время чаепития Индия упомянула поэму о крымской войне. – Утратив идеалы миролюбия, он вернулся на семейную ферму? – вернулся к разговору о Тиме Коннор.
– Он мог бы управлять ею. – Индия положила книгу на камень. – Но Тим ушел к генералу Бедфорду Форресту.
Коннор, откинув голову назад, громко рассмеялся.
– Ваш миролюбивый поклонник поэзии оказался в подчинении у воинственного неуча. Это забавно. Форрест – самый жестокий генерал в армии Конфедерации. Он возглавляет банду дьяволов.
– Я уже сказала, что разочаровалась в Тиме. – Девушка удивленно улыбнулась. – Коннор… я впервые увидела, как вы смеетесь. Не думала, что вы способны на это. Но мне приятно знать, что я ошибалась.
О'Брайен чувствовал, что они готовы броситься в объятия друг друга.
– Я рад этому, Индия, – сказал он в замешательстве.
– Коннор… вы простите меня за то, что я считала вас жестоким и бездушным?
– Осторожней. Еще немного, и я покажусь себе миролюбивым поклонником поэзии…
Индия, смеясь, положила голову ему на плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Коннор обогнул лазарет и наткнулся на Индию, которая возилась возле курятника.
– Цып-цып-цып.
– Здравствуйте, – он чуть не произнес «непорочная крестьянка», но решил не смущать ее намеком на девственность, – медсестра Маршалл.
Домашняя птица разбежалась, испугавшись его голоса. На землю полетел пух.
Изобразив возмущение, Индия уперлась кулачком в свое крутое бедро, прикрытое серым платьем и белым фартуком. Ее накидка валялась на земле. Под мышкой была зажата книга. Коннор догадался, что это «Тысяча и одна ночь».
Прядь безобразного парика выбилась из старческого пучка. Она сдула волосы, упавшие на глаза.
– Распугав птицу, вы лишили нас куриного супа, – произнесла она надтреснутым голосом пожилой женщины.
– Извините, мэм, – учтиво раскланялся Коннор. – Во искупление моей неосторожности я прикажу местному мяснику прислать вашему повару говяжий бок. И оплачу его из собственного кармана. – Общение с Индией явно сказывалось на нем. – Этим я восстановлю мою репутацию?
Индия растерянно поморгала сквозь очки, поврежденные той ночью в библиотеке.
– Целый говяжий бок? – Это сулило обед и бульон для многих больных. – Сэр, вы с каждой минутой растете в моих глазах.
– В таком случае уважьте меня, мисс Маршалл. Давайте прогуляемся.
Он подобрал накидку, накинул ее на плечи девушки и предложил ей руку.
Они вышли через ворота и направились в безлюдную восточную часть острова. Там он посадил Индию на огромный пень и сел рядом с ней.
– Вы меня удивляете. – Коннор с наслаждением вдыхал свежий запах лаванды. – Вы трудились изо всех сил, наводя порядок в лазарете. Однако под мышкой у вас – книга. Вы меня обманывали? На самом деле вы – книжный червь?
– Я читаю работающим, когда они устраивают перерыв на ленч. – Индия извлекла томик из-под мышки. – Лично я предпочитаю поэзию. Но это – особая книга.
Красная обложка выцвела, но название можно было разобрать. «Тысяча и одна ночь».
– Эту книгу в день моего десятилетия подарил мне двоюродный дедушка.
– Подарок, вижу, пришелся вам по вкусу. Когда я делал обыск в вашей комнате, то полистал этот томик. Многие страницы сильно истрепались.
– Особенно те, где речь идет об Аладдине.
– О вашем литературном герое.
Девушка высунула кончик языка, облизывая верхнюю губу. Коннору это показалось весьма эротичным.
– Я бы покривила душой, сказав, что молодой человек, все помыслы которого посвящены его возлюбленной, меня не заинтриговал. Аладдин был готов на все, лишь бы понравиться принцессе Будур.
Коннор усмехнулся. С языка едва не сорвался вопрос – не желает ли она проверить его преданность?
Движением пальца он поднял ее подбородок, поцеловал в нос. На этом он остановится. Пока. Заниматься с ней любовью он будет лишь тогда, когда она захочет стать его не под влиянием минутного порыва, не ради его очередной уступки.
– Мне, было, показалось, что я начал понимать вас. Но вы тотчас удивили меня, – с любопытством в голосе произнес майор. – Почему вы тратили в Луизиане время на чтение, когда могли принимать кавалеров?
Она покраснела, это было видно, даже невзирая на слой пепла.
– Не смейтесь надо мной.
– Я вовсе не смеюсь. Почему в двадцать четыре года вы не замужем?
– Потому что я была старой гнедой рабочей лошадью среди целого табуна прелестных белых арабских скакунов.
Он снял с нее очки, чтобы полюбоваться темно-синими глазами.
– Арабские скакуны бывают разных оттенков, о чем свидетельствует мой конь Отважный, – улыбнулся Коннор и подумал: «Как бы я хотел оседлать арабского скакуна, вроде вас!» – но вслух произнес: – Неужели вы затерялись в этом табуне?
– У меня есть четыре эффектные сестры. Точнее, их было четверо, пока не умерла Франция. Теперь осталось трое.
– Родные не обращали на вас внимания, потому что одновременно с вами родился драгоценный сын? – предположил Коннор. – Уинни, которому предстояло взять в свои руки управление семейной фермой?
– Да, – вздохнула Индия.
– Однако ваш дядя уделял вам внимание.
– Да. Дядя Омар взял меня под свое крыло. Он уже умер. – Сообщив это будничным тоном, девушка продолжила: – Не думайте, что мне плохо жилось. Возможно, мои родители отдавали предпочтение другим детям. Но у меня были бабушка Мейбл и Персия. Они служили мне опорой. Я всегда нуждалась в похвалах Мэтта.
– По-моему, вы лучше всех, – с чувством сказал майор. – Знайте это. Но вы поведали не всю историю. Когда-то вы были самой лучшей для другого человека. – Пальцы Коннора и Индии переплелись. – Пока чувства Тима Гленни не изменились, он был вашим Аладдином?
– В некотором смысле. Я сильно увлеклась, – призналась она.
Ощутив укол ревности из-за того, что некогда ее сердце принадлежало другому, Коннор одернул себя. В конце концов ему нравилась ее искренность. Индия не хотела приукрашивать себя, сиять искусственным светом.
– Но Тим Гленни разбил ваше сердце, – произнес Коннор, желая знать все.
– Я справилась с моими чувствами, когда он выбрал мою младшую сестру. На самом деле я тогда лучше поняла его. Он был не так уж и хорош. Но Персия любит его, так что могу ли я жаловаться?
– За что вы полюбили его?
– Я его не любила, это было только увлечением. Профан в вопросах любви, я действительно восхищалась Тимом. Говоря о войне, он призывал к сдержанности. Любит поэзию.
Коннор видел таких типов, разглагольствующих на площадях.
– Я помню «Прорыв легкой кавалерии» Теннисона, – заявил он. Совсем недавно Коннор читал это произведение. После своего дня рождения. Во время чаепития Индия упомянула поэму о крымской войне. – Утратив идеалы миролюбия, он вернулся на семейную ферму? – вернулся к разговору о Тиме Коннор.
– Он мог бы управлять ею. – Индия положила книгу на камень. – Но Тим ушел к генералу Бедфорду Форресту.
Коннор, откинув голову назад, громко рассмеялся.
– Ваш миролюбивый поклонник поэзии оказался в подчинении у воинственного неуча. Это забавно. Форрест – самый жестокий генерал в армии Конфедерации. Он возглавляет банду дьяволов.
– Я уже сказала, что разочаровалась в Тиме. – Девушка удивленно улыбнулась. – Коннор… я впервые увидела, как вы смеетесь. Не думала, что вы способны на это. Но мне приятно знать, что я ошибалась.
О'Брайен чувствовал, что они готовы броситься в объятия друг друга.
– Я рад этому, Индия, – сказал он в замешательстве.
– Коннор… вы простите меня за то, что я считала вас жестоким и бездушным?
– Осторожней. Еще немного, и я покажусь себе миролюбивым поклонником поэзии…
Индия, смеясь, положила голову ему на плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74