Не значит, что говорю . Просто выучил несколько слов у бабки.
– Все равно, ты знаешь больше моего.
– Ну да, но все равно я не понимаю, что это значит.
– Что «это»?
– Вон то . - Алистер дергает головой назад. - Там, на стене.
– Да я просто подумал, может, ты знаешь, вот и все.
– Сказал, не знаю.
– Ну лана, хорошо; не знаешь. Чё злишься-то?
– Не злюсь я. Просто устал чё-та. Задрало все.
– Верно. Надо было б коксу прихватить. Рискнуть, типа, авось с легавыми обошлось бы.
Они покидают деревню и въезжают в лес. Сосновый лес, значит - молодой, но все же достаточно высокий - тени гнездятся у корней и меж строевыми стволами. Достаточно старый, чтобы ветви переплелись, чтобы деревья столпились плотно, как друзья, как заговорщики. Встали стеной.
– Страшновато, а, Дар.
– Да мне в этих местах ваще страшновато, братан. Оттяпаем ему эту хрень и свалим нахер отсюдова.
Алистер смотрит, как длинные тени падают на капот. Тонкие, темные тени, будто жидкие.
Вдруг машину кидает поперек дороги. Одним внезапным мощным рывком.
– В БОГА ДУШУ МАТЬ! ДАРРЕН! ЁПТВАЮ!
Машина благополучно уворачивается от столкновения с оградой, двигатель визжит - это Даррен спокойно выправляет курс. Широко ухмыляется.
– Ты чё, ебанулся?
– Да не, просто хотел попробовать, че такое вести машину одной рукой. Передачи переключать и всяко разно.
– Самоубийство, ёпть, вот что это такое. Господи. Я чуть не обосрался, ей-бо. Господисусе.
– Как ты думаешь, тот однорукий козел, он машину водит? Я чё хочу сказать, если ты без руки, типа, может, бывает какая-то специальная машина для этого? Рулить-то просто, а вот передачи переключать затрахаешься. Даже если автомат, все равно.
– Может, какая специальная штука бывает. Ногой передачи переключать или чё.
– Ногой?!
– Ну да. Видал машины для инвалидов? Наверно, чего-нибудь да придумали. Может, тока с одной передачей.
– Тада будет жутко медленно.
– Ну, всяко быстрее, чем пешком ходить.
– Эт точно. Вонять будет, небось.
– Да уж не больше, чем от тя , дебил.
Даррен ухмыляется.
– Ну ладно, хватит скулить. Я тя чуточку развлек, скажешь, нет?
– Да я бы мог сам без руки остаться, бля!
– Да? Чё это?
– Если б мы разбились, типа. Представь себе, мы возвращаемся к Томми, и оба теперь тоже однорукие. Смеху было бы, а?
– Я - однорукий? Не смешно.
– Да не, я чё хотел…
– Если б тебе хотели отрезать, ну, если б кто-нить сказал, выбирай, мы те отрежем руку либо ногу, либо совсем замочим, ты бы чё выбрал?
– Руку, канеш.
– А чё так?
– Птушта одной рукой еще можно все делать. С одной ногой даже и не походишь толком, а с одной рукой, ну, можно делать все то же самое, тока неудобно будет. Левую лучше, типа. Не так страшно.
– Ну, мне главно, чтоб конец не отрезали, а так все равно. Слушай, а глаз? Если б тебе дали выбирать, сказали, руку, ногу или глаз?
Алистер закрывает один глаз.
– Ну, не так плохо. Ведь все равно все видишь, так? Но представь себе, каково, када у тя глаз отнимают, господи. Выкалывают, типа. А обезболивание будут делать?
– Кто?
– Ну эти. Которые будут мучить.
– А, ну да, как же. Они ж не захотят, чтоб те было больно, пока они будут выковыривать твой ебаный глаз, типа.
– Ну тада ладно. Пускай глаз.
Даррен секунду смотрит на Алистера как-то так, словно себе не верит, потом качает головой и отводит взгляд.
– А зажги-ка нам сигаретку, сделай милость.
Алистер прикуривает две сигареты, одну передает Даррену, тот затягивается изо всех сил и выпускает струю дыма прямо в спидометр.
– Слуш, я те про свою тетку рассказывал?
– Которую?
– Одноглазую. Мамкину сеструху.
– Не-а, вроде нет.
– Ну вот, она была малость не в себе. Я те грю: у ней шариков не хватало. Она такая отроду была, ну и поддавала сильно, тоже, знашь, мозгам не полезно. Квасила по-черному. В общем, када я еще малой был, она осталась без одной фары…
– Как?
– Чё?
– Как она осталась без глаза?
– Нинаю, не помню. Мож, болела, а мож, в аварию попала, или еще чё, я хочу сказать, не в драке, она драться не любила, тетка-то. Короче, ей выдали искусственный глаз, стеклянный такой, знаешь? Карий, птушта у ней были карие глаза, но ей всегда хотелось синий. Нравились синие глаза, типа. И вот, другая старуха, на той же улице жила, у ней тож был глаз стеклянный, но синий как раз, и вот моя тетка все время к ней таскалась, наверно, хотела поймать момент, када та старуха будет без глаза, чтоб его свистнуть. Бывало, утром зайдет, када старуха еще в койке, а глаз в стакане воды или в чем там.
– То зубы.
– Чё?
– Это вставные челюсти держат в стакане воды. А чё делают со стеклянными глазами, не знаю.
– Ну лана, короче, как-то моя тетушка умудрилась свистнуть этот синий глаз и стала его носить, вместо своего, но фишка была в том, что глаз той бабки ей был не по размеру, мал был. И вот прикинь, она с тобой говорит, и один глаз, карий, на тя смотрит, все путем, а другой, синий, крутится в глазнице как ненормальный. Уссаться можно. Когда тетка наклюкается, бывало, глаз так и крутится у нее в голове, ну, знаешь, вроде какой-нибудь дыни в игровом автомате. Ваще. Просто уссаться можно. Хотя тетке это нравилось. Она жутко гордилась, что у нее глаз синий, хоть и не по мерке. Но мой братан его разбил, када играл в шарики, так что ей пришлось опять носить карий.
– Похож, у нее были не все дома.
– Точно.
– У меня тоже тетка была с приветом. Я из-за нее в футбольную команду записался, в школе.
– И чё в этом такого ненормального?
– Да не, я не то хотел сказать, не то чтоб она меня прям заставила , велела мне пойти и записаться или чё. Но я записался из-за нее.
– Как это?
– Ну она была жутко старая. На пеньсии. Кажись, она была даже не тетка, а сестра бабки. Мы к ней ходили в гости, по средам, типа чаю попить, и я это жутко не любил , потому как у нее внутри все кишки перепутались, все внутри слежалось, типа, так что мы сидели за столом, ели всякое, а она тут же за тем концом стола сидела на горшке.
– Да ты гонишь.
– Не, правда. Сидишь так, ешь какую-нить тушенку или там булочки, и стараешься не обращать внимания, что она прямо тут же и жрет и срет. И слышно, и вонь, и все такое. Я жутко ненавидел туда ходить, но мамка мя заставляла, так что я записался в школьную футбольную команду, потому что они тренировались по средам вечером, на лужайке, так что у меня была причина, чтоб не ходить к тетке. Чтоб вместо этого в футбол гонять. Так мамка взяла и поменяла день, когда к тетке ходить, на четверг. Жуть просто. Так что теперь у меня получился и футбол, и теткины говенные чаи. Да я ваще не хотел в эту дребаную команду вступать, но им вратарь нужен был. Первую игру мы проиграли со счетом 11-0.
Даррен щелчком выкидывает окурок в окно.
– А при чем тут ваще ампутация и всякое?
– Чё?
– Ну, эта твоя история при чем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Все равно, ты знаешь больше моего.
– Ну да, но все равно я не понимаю, что это значит.
– Что «это»?
– Вон то . - Алистер дергает головой назад. - Там, на стене.
– Да я просто подумал, может, ты знаешь, вот и все.
– Сказал, не знаю.
– Ну лана, хорошо; не знаешь. Чё злишься-то?
– Не злюсь я. Просто устал чё-та. Задрало все.
– Верно. Надо было б коксу прихватить. Рискнуть, типа, авось с легавыми обошлось бы.
Они покидают деревню и въезжают в лес. Сосновый лес, значит - молодой, но все же достаточно высокий - тени гнездятся у корней и меж строевыми стволами. Достаточно старый, чтобы ветви переплелись, чтобы деревья столпились плотно, как друзья, как заговорщики. Встали стеной.
– Страшновато, а, Дар.
– Да мне в этих местах ваще страшновато, братан. Оттяпаем ему эту хрень и свалим нахер отсюдова.
Алистер смотрит, как длинные тени падают на капот. Тонкие, темные тени, будто жидкие.
Вдруг машину кидает поперек дороги. Одним внезапным мощным рывком.
– В БОГА ДУШУ МАТЬ! ДАРРЕН! ЁПТВАЮ!
Машина благополучно уворачивается от столкновения с оградой, двигатель визжит - это Даррен спокойно выправляет курс. Широко ухмыляется.
– Ты чё, ебанулся?
– Да не, просто хотел попробовать, че такое вести машину одной рукой. Передачи переключать и всяко разно.
– Самоубийство, ёпть, вот что это такое. Господи. Я чуть не обосрался, ей-бо. Господисусе.
– Как ты думаешь, тот однорукий козел, он машину водит? Я чё хочу сказать, если ты без руки, типа, может, бывает какая-то специальная машина для этого? Рулить-то просто, а вот передачи переключать затрахаешься. Даже если автомат, все равно.
– Может, какая специальная штука бывает. Ногой передачи переключать или чё.
– Ногой?!
– Ну да. Видал машины для инвалидов? Наверно, чего-нибудь да придумали. Может, тока с одной передачей.
– Тада будет жутко медленно.
– Ну, всяко быстрее, чем пешком ходить.
– Эт точно. Вонять будет, небось.
– Да уж не больше, чем от тя , дебил.
Даррен ухмыляется.
– Ну ладно, хватит скулить. Я тя чуточку развлек, скажешь, нет?
– Да я бы мог сам без руки остаться, бля!
– Да? Чё это?
– Если б мы разбились, типа. Представь себе, мы возвращаемся к Томми, и оба теперь тоже однорукие. Смеху было бы, а?
– Я - однорукий? Не смешно.
– Да не, я чё хотел…
– Если б тебе хотели отрезать, ну, если б кто-нить сказал, выбирай, мы те отрежем руку либо ногу, либо совсем замочим, ты бы чё выбрал?
– Руку, канеш.
– А чё так?
– Птушта одной рукой еще можно все делать. С одной ногой даже и не походишь толком, а с одной рукой, ну, можно делать все то же самое, тока неудобно будет. Левую лучше, типа. Не так страшно.
– Ну, мне главно, чтоб конец не отрезали, а так все равно. Слушай, а глаз? Если б тебе дали выбирать, сказали, руку, ногу или глаз?
Алистер закрывает один глаз.
– Ну, не так плохо. Ведь все равно все видишь, так? Но представь себе, каково, када у тя глаз отнимают, господи. Выкалывают, типа. А обезболивание будут делать?
– Кто?
– Ну эти. Которые будут мучить.
– А, ну да, как же. Они ж не захотят, чтоб те было больно, пока они будут выковыривать твой ебаный глаз, типа.
– Ну тада ладно. Пускай глаз.
Даррен секунду смотрит на Алистера как-то так, словно себе не верит, потом качает головой и отводит взгляд.
– А зажги-ка нам сигаретку, сделай милость.
Алистер прикуривает две сигареты, одну передает Даррену, тот затягивается изо всех сил и выпускает струю дыма прямо в спидометр.
– Слуш, я те про свою тетку рассказывал?
– Которую?
– Одноглазую. Мамкину сеструху.
– Не-а, вроде нет.
– Ну вот, она была малость не в себе. Я те грю: у ней шариков не хватало. Она такая отроду была, ну и поддавала сильно, тоже, знашь, мозгам не полезно. Квасила по-черному. В общем, када я еще малой был, она осталась без одной фары…
– Как?
– Чё?
– Как она осталась без глаза?
– Нинаю, не помню. Мож, болела, а мож, в аварию попала, или еще чё, я хочу сказать, не в драке, она драться не любила, тетка-то. Короче, ей выдали искусственный глаз, стеклянный такой, знаешь? Карий, птушта у ней были карие глаза, но ей всегда хотелось синий. Нравились синие глаза, типа. И вот, другая старуха, на той же улице жила, у ней тож был глаз стеклянный, но синий как раз, и вот моя тетка все время к ней таскалась, наверно, хотела поймать момент, када та старуха будет без глаза, чтоб его свистнуть. Бывало, утром зайдет, када старуха еще в койке, а глаз в стакане воды или в чем там.
– То зубы.
– Чё?
– Это вставные челюсти держат в стакане воды. А чё делают со стеклянными глазами, не знаю.
– Ну лана, короче, как-то моя тетушка умудрилась свистнуть этот синий глаз и стала его носить, вместо своего, но фишка была в том, что глаз той бабки ей был не по размеру, мал был. И вот прикинь, она с тобой говорит, и один глаз, карий, на тя смотрит, все путем, а другой, синий, крутится в глазнице как ненормальный. Уссаться можно. Когда тетка наклюкается, бывало, глаз так и крутится у нее в голове, ну, знаешь, вроде какой-нибудь дыни в игровом автомате. Ваще. Просто уссаться можно. Хотя тетке это нравилось. Она жутко гордилась, что у нее глаз синий, хоть и не по мерке. Но мой братан его разбил, када играл в шарики, так что ей пришлось опять носить карий.
– Похож, у нее были не все дома.
– Точно.
– У меня тоже тетка была с приветом. Я из-за нее в футбольную команду записался, в школе.
– И чё в этом такого ненормального?
– Да не, я не то хотел сказать, не то чтоб она меня прям заставила , велела мне пойти и записаться или чё. Но я записался из-за нее.
– Как это?
– Ну она была жутко старая. На пеньсии. Кажись, она была даже не тетка, а сестра бабки. Мы к ней ходили в гости, по средам, типа чаю попить, и я это жутко не любил , потому как у нее внутри все кишки перепутались, все внутри слежалось, типа, так что мы сидели за столом, ели всякое, а она тут же за тем концом стола сидела на горшке.
– Да ты гонишь.
– Не, правда. Сидишь так, ешь какую-нить тушенку или там булочки, и стараешься не обращать внимания, что она прямо тут же и жрет и срет. И слышно, и вонь, и все такое. Я жутко ненавидел туда ходить, но мамка мя заставляла, так что я записался в школьную футбольную команду, потому что они тренировались по средам вечером, на лужайке, так что у меня была причина, чтоб не ходить к тетке. Чтоб вместо этого в футбол гонять. Так мамка взяла и поменяла день, когда к тетке ходить, на четверг. Жуть просто. Так что теперь у меня получился и футбол, и теткины говенные чаи. Да я ваще не хотел в эту дребаную команду вступать, но им вратарь нужен был. Первую игру мы проиграли со счетом 11-0.
Даррен щелчком выкидывает окурок в окно.
– А при чем тут ваще ампутация и всякое?
– Чё?
– Ну, эта твоя история при чем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47