Помещение, в котором проходило дознание, находилось в школе недалеко от морга. В пустом зале поставили длинный стол, покрытый сукном; во главе его сидел коронер, а одну из сторон занимало жюри присяжных, и я с радостью отметил, что большую часть их составляли люди, живущие своим трудом, а не бесчувственные «профессиональные присяжные» с каменными лицами, столь падкие до подобных дознаний.
Свидетели сидели на стульях в ряд, а место на углу стола выделили адвокату обвиняемой, щеголеватому, одетому с иголочки джентльмену в золотом пенсне; еще несколько мест отвели репортерам, а публика всех сортов занимала поставленные рядами скамейки.
Среди собравшихся были те, кого я совсем не ожидал увидеть. Например, присутствовал наш знакомый с Мэнсел-стрит, встретивший нас удивленным и недружелюбным взглядом; в зале был и суперинтендант Миллер из Скотленд-Ярда, что-то в его поведении выдавало некий сговор с Торндайком. Но времени осматриваться уже не оставалось, поскольку заседание началось до нашего прихода. Миссис Гольдштейн, первая из свидетелей, заканчивала свой рассказ об обстоятельствах, при которых было обнаружено тело; когда она, рыдая, возвращалась на свое место, присяжные провожали ее сочувственными взглядами.
Следующим свидетелем была девушка по имени Кейт Сильвер. Перед тем как принести присягу, она взглянула на Мириам Гольдштейн с неприкрытой ненавистью. Мириам стояла в стороне под охраной двух полисменов, бледная, с диким лицом; рыжие волосы в беспорядке рассыпались по плечам, взгляд блуждал, как у лунатика.
— Вы были близко знакомы с покойной, не так ли? — спросил коронер.
— Да. Мы довольно долго работали вместе — в ресторане «Империя» на Фенчерч-стрит — и жили в одном доме. Она была моей ближайшей подругой.
— Были ли у нее друзья или родственники в Англии?
— Нет. Она приехала в Англию из Бремена года три назад. Тогда я с ней и познакомилась. Все ее родные остались в Германии, но она со многими здесь подружилась, потому что была веселой и доброй.
— Не было ли у нее врагов — то есть не мог ли кто-либо замыслить против нее дурное и причинить ей вред?
— Мириам Гольдштейн была ее врагом. Она ее ненавидела.
— Вы утверждаете, что Мириам Гольдштейн ненавидела покойную. Почему вы так считаете?
— Она этого не скрывала. Они рассорились из-за одного молодого человека по имени Моше Коэн. Раньше он был кавалером Мириам, и, думаю, они друг друга очень любили, пока у Гольдштейнов не поселилась Минна Адлер. Тогда Моше стал заглядываться на Минну, и ей это пришлось по душе, хотя ухажер у нее уже был, Пауль Петровски, который тоже квартировал у Гольдштейнов. Наконец Моше порвал с Мириам и обручился с Минной. Мириам разозлилась и обвинила Минну в вероломстве — так прямо и сказала; а Минна только засмеялась и ответила, что та может взамен взять себе Петровски.
— И что на это ответила Мириам?
— Разозлилась еще больше, потому что Моше Коэн неглуп и очень хорош собой, а Петровски ничего из себя не представляет. А Мириам к тому же не любила Петровски; он ей грубил, и она поэтому попросила отца выселить его. В общем, дружбы между ними не было; а потом случилась эта неприятность…
— Какая неприятность?
— Ну, насчет Моше Коэна. Мириам очень вспыльчивая, и она страшно ревновала Моше к Минне, так что когда Петровски стал ее дразнить и рассказывать про Моше и Минну, она вышла из себя и наговорила столько ужасных вещей.
— Например?
— Сказала, что хочет перерезать Минне глотку или даже убить обоих.
— Когда это случилось?
— За день до убийства.
— Кто еще, кроме вас, слышал, как она это говорила?
— Еще одна квартирантка, Эдит Брайант, и Петровски. Мы все тогда находились в холле.
— Но вы же, кажется, сказали, что Петровски выселили?
— Да, неделей раньше. Но он оставил в комнате какую-то коробку и в тот день пришел ее забрать. Так все это и началось. Мириам запретила ему заходить в комнату, потому что там теперь была ее спальня, а в своей прежней комнате она устроила мастерскую.
— Но он все-таки зашел за коробкой?
— Кажется, да. Мы с Мириам и Эдит вышли, а он остался в холле. Когда мы вернулись, коробка исчезла. Миссис Гольдштейн готовила на кухне, а больше никого в доме не было, — значит, это Пауль ее забрал.
— Вы упомянули мастерскую Мириам. Что у нее была за работа?
— Она вырезала трафареты на заказ.
Тут коронер взял со стола необычной формы нож и передал его свидетельнице.
— Вы когда-нибудь видели этот нож?
— Да. Это нож Мириам Гольдштейн, которым она вырезала трафареты.
На этом показания Кейт Сильвер закончились, и вызвали следующего свидетеля — Пауля Петровски. Это оказался наш знакомый с Мэнсел-стрит. Его допрос не занял много времени и только подтвердил сказанное Кейт Сильвер; то же самое показала и следующая свидетельница, Эдит Брайант. Когда с ними закончили, коронер объявил:
— Джентльмены! Перед тем как заслушать заключение врача, предлагаю ознакомиться с выводами полицейских. Начнем с детектива-сержанта Альфреда Бейтса.
Сержант с готовностью занял свидетельское место и стал говорить с профессиональной четкостью и обстоятельностью.
— В одиннадцать часов сорок девять минут меня вызвал констебль Симмондс, и я прибыл на место преступления без двух минут двенадцать в сопровождении инспектора Гарриса и судебного врача Дэвидсона. Когда мы добрались, доктор Гарт, доктор Торндайк и доктор Джервис уже были в комнате. Я обнаружил жертву, Минну Адлер, в кровати; у нее было перерезано горло. Тело уже успело остыть. Следов борьбы не было, кровать выглядела нетронутой. У изголовья стоял столик, а на нем лежала книга и стоял пустой подсвечник. Свеча, по-видимому, догорела, поскольку в подсвечнике остался только обугленный кусочек фитиля. Рядом с изголовьем стоял сундук; на нем лежала подушка. Видимо, убийца встал на подушку и наклонился над изголовьем, чтобы нанести смертельный удар. Убийце, судя по всему, мешал прикроватный столик, а сдвинуть его, не потревожив спящую, было нельзя. Исходя из того, что потребовались сундук и подушка, я полагаю, что убийца — небольшого роста.
— Вы обнаружили что-нибудь еще, что помогло бы установить личность убийцы?
— Да. В левой руке погибшей была зажата прядь рыжих женских волос.
Когда детектив-сержант произнес это, крик ужаса вырвался одновременно из груди обвиняемой и ее матери. Миссис Гольдштейн опустилась на скамью, едва не лишившись сознания, а Мириам, бледная как смерть, будто приросла к месту; глазами, полными неподдельного страха, она смотрела, как детектив вынул из кармана два бумажных пакетика, открыл их и передал коронеру.
— В пакете с буквой А, — сказал он, — волосы, найденные в руке погибшей. В пакете с буквой Б — волосы Мириам Гольдштейн.
1 2 3 4 5 6 7 8