Наутро она сама ничего не помнит.
— Значит, с ней ничего не случилось?
— Разумеется, ничего, — заверил Бауман, улыбаясь своей приклеенной улыбкой. — В ее комнате тихо. Видно, она уже спит. Я просто подумал, что она могла испугать кого-нибудь из гостей.
— Вы не ошиблись.
— Вы уже спали?
— Что вас еще интересует?
Улыбка Баумана расползлась еще шире.
— Ладно, приношу свои извинения за беспокойство. Утром Лиз будет страшно неловко, когда я ей все расскажу.
— Тогда не рассказывайте, — посоветовал Джерико.
Джерико снова попытался заснуть — и снова безуспешно. Он сбросил халат, улегся в постель и, привалившись к изголовью, закурил трубку. Лежал и прислушивался, не раздастся ли крик. Кошмар ли был его причиной? «Мой муж — изощренный садист», — вспомнились ему слова Лиз Бауман. А эта его гнусная ухмылка!
Луна ушла, и окно озарилось розовато-серым сумрачным светом. Давным-давно Джерико не случалось встречать рассвет, и, раз уснуть так и не удалось, он встал, надел фланелевые брюки, синюю водолазку и вельветовый пиджак. Рассовал по карманам табак и трубки и вышел из дома, подумав, что у него появляются старушечьи привычки. Он пошел по лужайке перед домом, ощущая мурашки на спине, будто кто-то наблюдал за ним из окна.
Перейдя лужайку, Джерико направился к роще, раскинувшейся у озера. Солнце вот-вот поднимется над восточным берегом и отразится в темной воде. Зрелище обещало быть впечатляющим.
Ему вспомнилось моряцкое присловье:
Солнце красно поутру — моряку не по нутру.
Если солнце красно вечером, моряку бояться нечего.
Во владениях Бауманов поддерживался безукоризненный порядок повсюду, поэтому и роща была ухожена так же тщательно, как лужайка и кусты возле дома. Здесь не было мертвых деревьев, под ногами не валялись сухие ветки. Присмотревшись, можно было различить на деревьях следы обрезки, тщательно замазанные и закрашенные садовником. На некоторых стволах виднелись тяжелые кольца для защиты старых деревьев от сильных ветров. Под ноги ковром стелились мелкие голубые и желтые цветочки, перемежающиеся толстыми подушками зеленого мха. Джерико решил, что здесь довольно красиво, если предпочитать природу в облагороженном виде.
Он поднялся на возвышенность, прислонился к сучковатой березе и повернулся к озеру. Он успел как раз вовремя. Кроваво-красный край солнечного диска пробился из-за дальних холмов, и на черной поверхности воды заиграли алые отблески.
Джерико потянулся за трубкой, но достать ее из кармана так и не успел. Раздался резкий хлопок мелкокалиберной винтовки, и пуля пробила березу в дюйме от его головы.
Давно позабытый инстинкт бросил его на землю. Он откатился к берегу и увидел, как дерево вздрогнуло от следующего выстрела…
Он скрючился за валуном и шепотом выругался:
— Бешеный ублюдок.
Потом затаился и прислушался. Сотни птиц, взбудоражившись, принялись летать над деревьями, оглашая рощу беспокойным криком. Теперь он мог услышать разве что слона. Осторожно высунулся и взглянул на березу. На серебристой коре зияли свежие отметины.
Ему в голову пришло два варианта объяснения происшедшего. Это мог быть какой-нибудь псих, который вышел поохотиться на птиц или белок, не заметил его и чуть не убил. Или это был человек, который охотился именно за ним, причем всего один дюйм отделял его от успешного завершения охоты. Джерико попытался убедить себя в абсурдности последнего варианта. Здесь, в поместье Бауманов, ни у кого не было оснований желать ему смерти. Никто из присутствующих, кроме, конечно, Боба Уилсона, не был знаком с ним настолько близко, чтобы вообще чего-нибудь ему желать. Нужно было просто подать голос, предупредить беспечного охотника о своем присутствии и спокойно вернуться в дом. Но что если это не случайность? Он снова вспомнил белозубую улыбку Алекса Баумана, за которой пряталась ненависть. Все это казалось бессмысленным. Но что если Бауман видел, как его жена выходила из спальни Джерико? Тогда и ночной крик получал объяснение. Он наказал свою жену. А теперь настала очередь Джерико платить по счетам.
Еще двадцать лет назад он выучился бесшумно передвигаться в таких зарослях, с которыми роща Бауманов не шла ни в какое сравнение. Тогда от этого искусства зависела его жизнь, хотя, кто знает, может быть, и сейчас, в это розовое утро, она зависела от него снова.
Джерико отполз на животе ярдов на тридцать к западу от березы, затем, дюйм за дюймом, стал продвигаться дальше. Он пригнулся к земле и прислушался, не раздаются ли шаги, приглушенные ковром из папоротников.
Ничего. Никого не видно. Птицы, потревоженные выстрелами, успокоились, и он не слышал ни звука. Тогда он нашарил рядом с собой плоский камень размером с блюдце и отбросил его подальше. Как только камень ударился о землю, раздались еще два выстрела один за другим.
У Джерико пересохло во рту.
Он поспешно вернулся обратно, потом отполз еще дальше. Теперь его скрывали каменная гряда и кустарник. Он сдерживал тяжелое дыхание, пытаясь хоть что-нибудь услышать. Громко гогоча, над озером пролетела стая гусей. Черти принесли этих проклятых птиц!
Сомнений не было, охотились на него. За свою жизнь Джерико не раз случалось играть в прятки с весьма опытными партнерами, причем ставкой в игре была жизнь. Видимо, и этот тип с винтовкой тоже был опытным игроком. Однако между теми играми и теперешней имелась существенная разница. Во-первых, в роще слишком мало мест, где можно спрятаться, она была не столь густой, как ему хотелось бы. А во-вторых, тогда, много лет назад, он и сам был всегда при оружии, так что добыча представляла не меньшую опасность, чем охотник. Правда, иногда от стрельбы приходилось воздерживаться, чтобы выстрелы не привлекли к нему целые толпы северокорейских солдат. В таких случаях Джерико приходилось полагаться на силу собственных рук и нож.
Сейчас у него не было ножа, но руки и опыт оставались.
Главное — добраться до дома, от которого его отделяло не больше пятисот ярдов. Если удастся попасть в дом и раздобыть хоть какое-то оружие, он сумеет оказать мистеру снайперу достойный прием. В библиотеке Бауманов он видел застекленную витрину, и его рот наполнился слюной, когда он вспомнил, что в ней находилось.
Солнце уже взошло и теперь висело над озером раскаленным шаром. Окна отражали сверкание утренних лучей, и казалось, что в доме пожар. Если идти не прячась, пятьсот ярдов можно преодолеть минуты за две. Но когда передвигаешься короткими перебежками, то и дело пригибаясь, на это уходит гораздо больше времени. Джерико взглянул на часы. Они показывали только четверть шестого. Озеро казалось безжизненным, если не считать стайки уток и редких всплесков рыбы на поверхности воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Значит, с ней ничего не случилось?
— Разумеется, ничего, — заверил Бауман, улыбаясь своей приклеенной улыбкой. — В ее комнате тихо. Видно, она уже спит. Я просто подумал, что она могла испугать кого-нибудь из гостей.
— Вы не ошиблись.
— Вы уже спали?
— Что вас еще интересует?
Улыбка Баумана расползлась еще шире.
— Ладно, приношу свои извинения за беспокойство. Утром Лиз будет страшно неловко, когда я ей все расскажу.
— Тогда не рассказывайте, — посоветовал Джерико.
Джерико снова попытался заснуть — и снова безуспешно. Он сбросил халат, улегся в постель и, привалившись к изголовью, закурил трубку. Лежал и прислушивался, не раздастся ли крик. Кошмар ли был его причиной? «Мой муж — изощренный садист», — вспомнились ему слова Лиз Бауман. А эта его гнусная ухмылка!
Луна ушла, и окно озарилось розовато-серым сумрачным светом. Давным-давно Джерико не случалось встречать рассвет, и, раз уснуть так и не удалось, он встал, надел фланелевые брюки, синюю водолазку и вельветовый пиджак. Рассовал по карманам табак и трубки и вышел из дома, подумав, что у него появляются старушечьи привычки. Он пошел по лужайке перед домом, ощущая мурашки на спине, будто кто-то наблюдал за ним из окна.
Перейдя лужайку, Джерико направился к роще, раскинувшейся у озера. Солнце вот-вот поднимется над восточным берегом и отразится в темной воде. Зрелище обещало быть впечатляющим.
Ему вспомнилось моряцкое присловье:
Солнце красно поутру — моряку не по нутру.
Если солнце красно вечером, моряку бояться нечего.
Во владениях Бауманов поддерживался безукоризненный порядок повсюду, поэтому и роща была ухожена так же тщательно, как лужайка и кусты возле дома. Здесь не было мертвых деревьев, под ногами не валялись сухие ветки. Присмотревшись, можно было различить на деревьях следы обрезки, тщательно замазанные и закрашенные садовником. На некоторых стволах виднелись тяжелые кольца для защиты старых деревьев от сильных ветров. Под ноги ковром стелились мелкие голубые и желтые цветочки, перемежающиеся толстыми подушками зеленого мха. Джерико решил, что здесь довольно красиво, если предпочитать природу в облагороженном виде.
Он поднялся на возвышенность, прислонился к сучковатой березе и повернулся к озеру. Он успел как раз вовремя. Кроваво-красный край солнечного диска пробился из-за дальних холмов, и на черной поверхности воды заиграли алые отблески.
Джерико потянулся за трубкой, но достать ее из кармана так и не успел. Раздался резкий хлопок мелкокалиберной винтовки, и пуля пробила березу в дюйме от его головы.
Давно позабытый инстинкт бросил его на землю. Он откатился к берегу и увидел, как дерево вздрогнуло от следующего выстрела…
Он скрючился за валуном и шепотом выругался:
— Бешеный ублюдок.
Потом затаился и прислушался. Сотни птиц, взбудоражившись, принялись летать над деревьями, оглашая рощу беспокойным криком. Теперь он мог услышать разве что слона. Осторожно высунулся и взглянул на березу. На серебристой коре зияли свежие отметины.
Ему в голову пришло два варианта объяснения происшедшего. Это мог быть какой-нибудь псих, который вышел поохотиться на птиц или белок, не заметил его и чуть не убил. Или это был человек, который охотился именно за ним, причем всего один дюйм отделял его от успешного завершения охоты. Джерико попытался убедить себя в абсурдности последнего варианта. Здесь, в поместье Бауманов, ни у кого не было оснований желать ему смерти. Никто из присутствующих, кроме, конечно, Боба Уилсона, не был знаком с ним настолько близко, чтобы вообще чего-нибудь ему желать. Нужно было просто подать голос, предупредить беспечного охотника о своем присутствии и спокойно вернуться в дом. Но что если это не случайность? Он снова вспомнил белозубую улыбку Алекса Баумана, за которой пряталась ненависть. Все это казалось бессмысленным. Но что если Бауман видел, как его жена выходила из спальни Джерико? Тогда и ночной крик получал объяснение. Он наказал свою жену. А теперь настала очередь Джерико платить по счетам.
Еще двадцать лет назад он выучился бесшумно передвигаться в таких зарослях, с которыми роща Бауманов не шла ни в какое сравнение. Тогда от этого искусства зависела его жизнь, хотя, кто знает, может быть, и сейчас, в это розовое утро, она зависела от него снова.
Джерико отполз на животе ярдов на тридцать к западу от березы, затем, дюйм за дюймом, стал продвигаться дальше. Он пригнулся к земле и прислушался, не раздаются ли шаги, приглушенные ковром из папоротников.
Ничего. Никого не видно. Птицы, потревоженные выстрелами, успокоились, и он не слышал ни звука. Тогда он нашарил рядом с собой плоский камень размером с блюдце и отбросил его подальше. Как только камень ударился о землю, раздались еще два выстрела один за другим.
У Джерико пересохло во рту.
Он поспешно вернулся обратно, потом отполз еще дальше. Теперь его скрывали каменная гряда и кустарник. Он сдерживал тяжелое дыхание, пытаясь хоть что-нибудь услышать. Громко гогоча, над озером пролетела стая гусей. Черти принесли этих проклятых птиц!
Сомнений не было, охотились на него. За свою жизнь Джерико не раз случалось играть в прятки с весьма опытными партнерами, причем ставкой в игре была жизнь. Видимо, и этот тип с винтовкой тоже был опытным игроком. Однако между теми играми и теперешней имелась существенная разница. Во-первых, в роще слишком мало мест, где можно спрятаться, она была не столь густой, как ему хотелось бы. А во-вторых, тогда, много лет назад, он и сам был всегда при оружии, так что добыча представляла не меньшую опасность, чем охотник. Правда, иногда от стрельбы приходилось воздерживаться, чтобы выстрелы не привлекли к нему целые толпы северокорейских солдат. В таких случаях Джерико приходилось полагаться на силу собственных рук и нож.
Сейчас у него не было ножа, но руки и опыт оставались.
Главное — добраться до дома, от которого его отделяло не больше пятисот ярдов. Если удастся попасть в дом и раздобыть хоть какое-то оружие, он сумеет оказать мистеру снайперу достойный прием. В библиотеке Бауманов он видел застекленную витрину, и его рот наполнился слюной, когда он вспомнил, что в ней находилось.
Солнце уже взошло и теперь висело над озером раскаленным шаром. Окна отражали сверкание утренних лучей, и казалось, что в доме пожар. Если идти не прячась, пятьсот ярдов можно преодолеть минуты за две. Но когда передвигаешься короткими перебежками, то и дело пригибаясь, на это уходит гораздо больше времени. Джерико взглянул на часы. Они показывали только четверть шестого. Озеро казалось безжизненным, если не считать стайки уток и редких всплесков рыбы на поверхности воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41