ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


К нему присоединились его спутницы. Любушка, для которой это был первый большой выезд на машине Зои, фотографировала. Она побежала на гребень вала и, в счастливом беспокойстве озираясь там, фотографируя направо и налево, вскрикивала: славно! славно! Она бегала по валу, видимая из кремля и с торговой площади, уставленной подделанными по старину зданиями, и ее ноги стучали в землю барабанными палочками, а лицо одичало раскраснелось, мелькая как огненная комета. Милованов с женой стояли внизу, возле меньшей, сдвинутой почти в кремлевский угол церкви, и Милованов говорил:
- А ты заметила, как обошлись тут со мной бабы? Знаю, что заметила. И, скорее всего, порадовалась. А я не то чтобы огорчен или выбит из колеи, нет, что мне до этого, но понять причину такого ко мне отношения я бы хотел.
- Перечисли, что за причины ты уже выдумал, - сказала Зоя с неопределенной усмешкой.
- Почему же выдумал? Я, может быть, как раз на самом что ни на есть прямом пути к разгадке. Что я выгляжу совсем не плохо и даже внушительно, с этим ты согласна, правда? Я и по московским меркам смотрюсь отлично, а они здесь слишком зависят от Москвы, чтобы с этим не считаться, а чтоб у них были какие-то свои особые представления о красоте, такого я не могу и предположить. Ну, вот и скажи, какую причину угадала ты.
- А никакой, ровным счетом никакой. Может, и вовсе не произошло ничего такого, что бы имело реальную причину.
- Ну как же! Разве они не игнорировали мои вопросы и не гнали меня из разных частей храма, куда мне будто бы нельзя входить? Вас-то с Любушкой не трогали и все вам позволяли! А я если сейчас опять пойду к ним, они еще что-нибудь придумают для моего унижения. И это в самом деле обидно.
- Может быть, они угадали твою несостоятельность, догадались, что как мужчина, муж, глава семейства ты - никакой?
- Ты не о том, Зоя, - возразил с досадой Милованов. - Перестань ты с этим постоянно соваться... Я думаю, причина тут может быть и серьезной. Например, они не могут выносить меня из-за сознания, что я сильно превосхожу их своей глубиной, что я в сравнении с ними избранный.
- Ничего подобного... Ты обольщаешься на свой счет, и это зря, как-то сбивчиво, с томлением негодования проговорила Зоя.
Милованов побледнел, и лицо у него вытянулось.
- Нет, они именно чувствуют, угадывают это, и они мне за это мстят! выкрикнул он.
Настоящее что-то восстановилось в Зое. Она не шутила. Рассуждение мужа задело больно отозвавшуюся в ее душе струну.
- Ничего этого нет, ты все выдумал... одно воображение! - шипела она. - А эти женщины, они правильные, правильные, и они раскусили тебя.
Милованов решил пойти на мировую и выдвинул еще одну версию:
- А возможно, - сказал он, - они подозревают, что я в глубине души потешаюсь над их претензией быть старше Москвы, а на ваш счет думают, что вы легко и простодушно поддадитесь их уловкам.
- И это вранье, и это у тебя от гордыни! - не уступала Зоя. - Ты всюду только собой любуешься и себя выпячиваешь, а других принимаешь за дураков и ни на что не годных шутов. Маленький человек, маленький, ничтожество!
Несправедливость этого рассуждения жены заставила Милованова перейти в настоящее наступление:
- У меня и картины хороши!
- Не хороши, совсем не хороши!
Смешно пузыря зад на склоне, Зоя покарабкалась на вал к Любушке, избавляя себя от продолжения неприятного разговора с мужем. Милованов остался наедине со своими мыслями. Жена больше в них не вписывалась и не могла на них влиять. Он даже не сердился на нее за то раздражительное, бездумное неодобрение, с каким она отнеслась к его выкладкам о дмитровском слабом поле и о собственном превосходстве над ним. Он не допускал мысли, чтобы этот местный бабий цветник сплошь с головокружительным вдохновением ушел в работу сохранения культурных ценностей или совокупно ступил в большую религиозную страду, а в нем опознал, хотя бы и ошибочно, чужака, веря при этом в искренность его спутниц. Он не мог поверить, чтобы эти женщины, не слишком красивые, но не лишенные своеобразной женственности, с наслаждение провели какой-то умственный эксперимент, изобличающий в нем дьявольское начало, а теперь торжествовали победу и твердо положили в будущем уже никак не подпускать его к своему проясненному миру духовных благ. А если и так, то что ему за дело, действительно, до их мнений и их заблуждений на его счет? Он должен был в себе отыскать крепость, достаточную для противостояния их странноватым игрищам и злым насмешкам Зои.
Положим, такая крепость есть. Он знает и умеет больше их, а они были и остаются, при всех своих потугах взлаять на него, простыми, невежественными, в лучшем случае однобоко, по-дмитровски образованными бабами. Но как пуст и нелеп человек, если с ним вообще могут происходить подобные вещи! Озирается по сторонам Милованов, не допущенный в какие-то там углы храма, похлопывает себя по бокам, охорашиваясь, или горделиво подбоченивается, а нет ни связи с Господом поверх голов забрехавшихся бабенок, ни тверди несокрушимой в душе. Хотел умышленно и серьезно поговорить с женой, а и она ушла, ускользнула, предпочтя общество глуповатой подружки.
Вспоминал потом часто Милованов происшедшую странность на их обратном пути из Дмитрова в Москву. Любушка сзади просунула, словно бритвочку, свою узкую голову между ним и Зоей и спросила:
- А бывал ли кто-нибудь из вас в Великих Луках?
Для чего она это спросила, осталось неизвестным, зашедшийся Милованов нечего не дал ей выразить. А бывала ли в упомянутом городе Зоя, - Бог ее знает!
- Я бывал! - крикнул Милованов. - Мне один знакомый как-то случайно нашел там временную работу, оформительскую работу, - стал он рассказывать, откидывая назад, поближе к лицу Любушки, свое пылающее под внешней серостью от только что выпитого в немалом количестве кофе лицо, - я и поехал, меня поселили в главной, кажется, у них там гостинице, с видом на площадь, и я стал в ней жить. А город так себе, стоящее в нем все давно уже разрушено, разве что общий какой-то вид все-таки трогателен, хотя и не поймешь, что в нем может действительно очаровать. Да я не обольщался видом, там было что-то другое, я был счастлив! Я просыпался очень рано, пил кофе в номере, когда вокруг все еще спало, и до выхода на работу читал книжку. Не помню этой книжки... и ничего я особенно в те минуты не чувствовал, однако же было что-то! Только я выехал оттуда домой, как вдруг осознал, что те утренние короткие часы в номере гостиницы, с кофе и книжкой, самое великое счастье моей жизни. В чем оно, спросите вы...
- В чем же? - спросила Любушка.
- А разве сообразишь? Вы меня, конечно, знаете.
- Знаем, как облупленного, - вставила Зоя.
- Вам не составит большого труда представить себе, как я жил в той гостинице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25