Хаджибей – 3

OCR Busya
«Юрий Трусов «Каменное море»»: Маяк; Одесса; 1963
Аннотация
Роман «Каменное море» является третьей, заключительной книгой трилогии «Хаджибей». Однако несмотря на это, он задуман и написан не только как продолжение двух книг, но как совершенно самостоятельное произведение. Первая часть книги посвящена подвигам ополченцев-черноморцев в Отечественную войну 1812 года. Вторая часть романа рисует события, связанные с деятельностью первых революционеров на Юге Украины – декабристов, а также с историей тайного общества греческих патриотов «Филики Этэрия», известного под сокращенным названием «Гетерия». Во второй части романа автор рассказывает о замечательных людях, живших в те времена на Юге Украины: о молодом Пушкине, Сергее Муравьеве-Апостоле, Пестеле, Раевском, оставивших добрую память в истории нашего Отечества. Показывает автор и менее известных, но примечательных людей прошлого столетия, проживавших в Одессе, – Виктора Петровича Скаржинского и Николая Александровича Райко.
Юрий Сергеевич Трусов
Каменное море
Часть первая

I. Странник
Солнце медленно выкатывалось из-за лесистого пригорка. Лучи тронули мокрые от росы верхушки тополей, скользнули по соломенным крышам убогой деревеньки Трикраты и расплылись багряными бликами на полукруглых окнах барской усадьбы.
Это двухэтажное здание с белыми колоннами и ступенчатой верандой как бы оседлало плоскую верхушку холма, у подножия которого простиралась обширная луговина, полная толпившихся людей. Очевидно, люди, а это были в большинстве своем крестьяне окрестных деревень, стеклись сюда еще до рассвета. А когда взошло солнце, луговина плескалась голосами, как огромный базар. И хотя собравшиеся были одеты по-различному: дядьки и парубки в чисто выстиранных холщовых свитках и портках, а бабы и девчата в цветастых юбках и ярко расшитых сорочках, в рокоте толпы не слышалось того веселого задора, что звучит обычно на народных торжищах и гуляниях. И даже заливистый смех девчат-хохотушек перекрывали тревожные голоса.
Тревога и настороженность были на лицах большинства собравшихся. Не без любопытства посматривали они то на закрытые двери веранды барского дома, то на центр луговины. А там выстроилась окруженная ватагой ребятишек длинная шеренга спешившихся конников, каждый из которых держал под уздцы оседланную гривастую лошадь.
Конники были одеты в одинаковую форму казачьих ополченцев. И хотя многие из них отличались друг от друга и возрастом, и внешностью, все они казались очень похожими один на другого.
Это сходство придавала им не только одинаковая одежда – полукафтания и епанчи из грубого сероватого цвета сукна и такого же цвета шаровары, заправленные в добротные козловые сапоги, да высокие шапки с пышным султаном из черного конского волоса. Самое разительное сходство ополченцев друг с другом было в выражении их лиц, сосредоточенных на какой-то очень важной и, очевидно, общей для всех мысли.
– Ох, и зажурились, сердечные! Чуют, видно, что погибель от поганых басурман принять придется, – вздыхала дородная чернобровая красавица.
Ее слова подхватила худая востроносая женщина, одетая, словно монашенка, в черное платье.
– Истинно говоришь, милая… Истинно. Чуют они, сердечные, погибель свою от француза… С нами крестная сила…
– Цыц, бабы! Перестаньте каркать! Что вы им погибель нарекаете? Да вы на них только поглядите… Они казаки добрые! От них ворогу тикать придется, – прикрикнул на женщин костлявый высокий старик. – От таких казаков басурманам голов не сносить.
– А ты, старый, на жинок не кричи, ровно свекор какой… Не пугай баб… Они, может, и правду говорят, – заступился за женщин стоящий неподалеку в выцветшем длинном кафтанчике молодой парень. За спиной у него на веревочках была прилажена котомка, а в руке – сучковатая палка. Он с негодованием уставился вострыми глазами на старика. – Иль неведомо тебе, старый, что сила у супостата огромная… Не только Бонапартий французов своих на нас навел, но и немцев разных…
– А ты отколь знаешь это? – с подозрением посмотрел на парня старик.
– Откуда?… Ведомо откуда!.. Я, старик, с Волыни. Из села Уманцы Владимирского повиту. Да нет ныне моего села… Изничтожили его проклятые!.. Вот и иду я странником… куда глаза глядят и негде мне головушки приклонить, – сказал странник дрогнувшим голосом. Из его глаз брызнули слезы и покатились по загоревшему пыльному лицу на рыжеватую тощую бороденку.
II. Ополченцы
Странника сразу окружили любопытные. Посыпались вопросы:
– Расскажи, а что он, Бонапартий, и впрямь зверюга?…
– Значит, лютует француз?…
– И село спалил, и людей изничтожил?…
Странник не растерялся. Он деловито утер рукавом слезы и яростно заголосил:
– Село наше супостаты в дым пустили… А кто в этом виновен?!. И Бонапартий проклятый, и барин наш лютый Дзинковецкий. Ой, лютый пан! Злее ката нас, крипаков, мучал – травил собаками, голодом морил. Сил не стало наших… Вот мы и подпустили под панские хоромы червоного пивня… Бежал пан, да к самому Бонапартию, и поутру явился в село наше с немецкими драгунами. Окружили драгуны село, запалили хаты наши с четырех сторон и всех, кто из горящих хат выбегал, стали саблями рубить, стрелять да конями топтать. Всех подряд!.. И малого, и старого, и жинок с детьми грудными – без разбору!.. Только нескольким судьба выпала из кольца того погибельного вырваться и бежать…
Мужики молча слушали странника и многозначительно переглядывались. Бабы охали, вздыхали, шептали молитвы, а стоящий неподалеку усатый гигант-ополченец, видимо, не из простых казаков, из унтеров, приблизился к страннику.
– А как насчет слуха, что, мол, царь, коли француза побьем, крестьянам волю да землю накажет?… Не ведаешь, добрый человек? – спросил он пришельца.
Не, слыхал я и про это, – ответил странник. – По всем землям, где проходил я, средь христианства слух такой тайный имеется. Даже царское повеление вышло, да таят его паны от народа.
Последние слова странника, словно камень, упавший в стоячий пруд, всколыхнул мужиков.
– Панам такая воля царская, известно, – поперек горла!
– Еще б не поперек!.. И землицы лишатся, и нас – рабов божьих.
– Они-то и супостатов бить препятствуют. Мы бы на Бонапартия всем миром пошли…
– Насилу барин наш молодой дозволение ополчить нас испросил. Да и то лишь сотню разрешили.
– Барин наш – молодец! Редкий… Он с мужиками ласковый… Сам вызвался нас вести.
– Виктор Петрович и в самом деле ничего… Да вот его матушка, генеральша Сдаржинчиха. Она – становой хребет всему… И нас, и сына в кулаке держит.
– Да, Сдаржинчиха, что волчица… У нее землицу да волюшку из зубов ни за что не вырвешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73