Он был просто в бешенстве, когда я сообщил ему, что ты подсказала нам, где его искать. Могу побиться об заклад, что его любимые индейцы научили его, как здорово можно отомстить, особенно – женщине.
Натан в последний раз взглянул на нее, как бы смакуя случившееся.
– Прощай, Маккензи. Я многому научился у тебя. Как только Кроссби поскакал галопом по ущелью, Маккензи впала в ярость. На минуту она почувствовала огромное желание всадить эту единственную пулю в жирную спину Натана, но не смогла осуществить его. Маккензи поняла, что отчаяние отнимает у нее последние силы.
– Черт с ним! Пусть катится! И будь я проклята за эту глупость!
Выругавшись, она почувствовала некоторое облегчение. Маккензи поднялась на ноги и пошла к Долли. Собрав все силы, она взобралась в седло. Все поплыло перед ее глазами, но в седле она удержалась, потому что крепко вцепилась в луку. Лоб и щеки странно похолодели, а мышцы глаз и рта задергались. Маккензи казалось, что во рту у нее сочится собственная отравленная кровь. Она поняла, что до дома ей не добраться.
Маккензи была словно в тумане и от действия яда, и от отчаяния. Она уже не заботилась о том, как удержаться в седле, и сползла с него. Оставалось лишь одно: тихо сидеть и ждать того, что ей суждено. Из этого ущелья ей уже не выбраться.
Маккензи тяжело осела на песок, опустила голову на колени и стал думать о Фрэнки и Калифорнии Смите.
Кэл сидел на корточках на гребне холма совершенно неподвижно. Чтобы скрыть его силуэт на фоне сентябрьского неба, к повязке на голове были прикреплены веточки с листьями.
Он необыкновенно легко вернулся к облику и привычкам индейца за эти дни, что доказывало хрупкость его «цивилизованной» оболочки по сравнению с навыками, приобретенными в детстве. Тайники, устроенные когда-то воинами-апачами, снабдили его всем, в чем он нуждался: ножом, луком со стрелами, винтовкой и патронами и даже одеждой. Мясо неосторожного оленя, попавшегося на его тропе, обеспечило Кэла пищей.
С такой же легкостью, с какой Кэл снова стал индейцем, он ускользал от преследователей и устраивал им ловушки, которые, как он надеялся, заставят их повернуть обратно. Кэл не испытывал вражды ни к кому из преследователей, кроме одного – Натана Кроссби, и не хотел попадать в ситуацию, в которой ему пришлось бы убивать или быть убитым. Когда эти люди прекратят погоню, Кэл собирался спуститься с гор и уйти по открытой равнине в Мексику. Он старался не думать о том, как жестоко обманула его судьба, потому что от таких мыслей ему становилось невыносимо горько. Если хочешь выжить в этой стране, нельзя расслабляться. Вот когда он благополучно доберется до Мексики, то сможет сколько угодно оплакивать то, чего лишился, вспоминать о Фрэнки с ее ямочками на щеках и лукавой улыбкой, о Маккензи…
Маккензи. Последний жестокий удар судьбы Кэл получил, когда заметил ее среди преследователей. Увидев ее рядом с Кроссби, Кэл рассердился не на шутку. Она клялась ему в любви, но не знала, что такое любовь; женщина, которая не верила ни ему, ни самой себе. Не стоило беспокоиться, как с ней будут обходиться эти грубые мужчины; о ней не стоило переживать; она была недостойна тех страданий, какие причинило ему ее предательство.
Но все же что-то говорило Кэлу о том, что Маккензи не могла предать. Он отказывался верить своим глазам. Поэтому, когда Кэл устроил обвал в горах, он убедился, что Маккензи легко может спастись. Когда он подсыпал натуральной горькой соли в источник, возле которого расположился отряд, он молил бога, чтобы Маккензи не проснулась раньше всех и не пошла пить воду. А когда он прошлой ночью приходил в лагерь, чтобы показать, что ему ничего не стоит лишить жизни любого из них, Кэл задержался ненадолго возле спящей Маккензи и заглянул в ее чистое лицо, казавшееся в лунном свете мраморным. Ему очень хотелось увидеть снова ее улыбку – ту терпеливую материнскую улыбку, с которой она иногда смотрела на Фрэнки, и соблазнительную улыбку, которую она берегла только для него.
Но во сне вид у Маккензи был какой-то встревоженный и испуганный. Кого она боялась? Кроссби? Самого Кэла? Ему хотелось протянуть руку и разгладить ее наморщенный лоб, прикоснуться к плотно сжатым губам… От гнева Кэла не осталось и следа. Он не знал, почему Маккензи едет вместе с его врагами, но если он хочет, чтобы она верила в него, что бы ни случилось, то точно так же должен верить ей и он сам.
Ночной фокус со стрелами, которые Кэл воткнул у постелей имел большой успех. Утром Кэл наблюдал разговор Хэнка Миллера с Кроссби и его поспешный отъезд. Кэл очень надеялся на то, что все они повернут назад, и огорчился, когда понял, что Маккензи не собирается уезжать. Конечно, Хэнк Миллер ничего хорошего собой не представлял, но для Маккензи было бы лучше последовать за ним, чем оставаться с Кроссби. Кроме того, Кэл давно хотел встретиться с Кроссби один на один, чтобы никто не следил за их поединком.
Кэл видел, как Кроссби и Маккензи стали собираться в путь. Было похоже, что Натан хотел уехать без Маккензи, когда она отправилась в кустики. Внезапно раздался крик Маккензи, Кроссби слез с лошади и побежал к кустам – прозвучал одиночный выстрел, раскатившийся эхом по ущелью.
Кэл ужаснулся, решив, что Кроссби убил Маккензи, и немедленно пополз вниз по крутой стене ущелья, не думая о собственной безопасности. Когда он проделал треть пути, они вышли из кустов вдвоем, причем Маккензи тяжело опиралась на руку Кроссби.
Кэл прекратил спуск и спрятался. Кроссби отвел Маккензи в тень под большим валуном, где она опустилась на песок. Кэл видел, что они разговаривают, хотя не мог расслышать слов. Натан отошел очень довольный, снял оружие с Долли, затем бросил Маккензи флягу и револьвер и, пришпорив коня, помчался вверх по ущелью. Маккензи тоже взобралась на лошадь, но почему-то зашаталась в седле и сползла на песок. Похоже, она совсем обессилела.
Кэл нахмурился. Явно Натан Кроссби задумал что-то дурное. Если старик решил запутать свои следы, Кэла может ждать неприятный сюрприз. Может, он оставил Маккензи в качестве приманки для того, чтобы поймать Кэла?
Правильнее всего было поехать за Натаном и заставить этого старого козла поджать хвост и бежать без оглядки до самого «Бар Кросс».
Однако, Маккензи по-прежнему сидела на песке. Это было не похоже на нее, пусть даже она очень устала или расстроилась. Она не сняла седло с Долли, не двинулась в сторону фляги и револьвера. Кэлу не нравилось, как она сидела, странно ссутулившись, опустив голову на колени, и совершенно не двигалась.
Кэл разрывался на части. Разумнее всего было последовать за Кроссби – многим людям стоило жизни потерять следы врага. Но природный инстинкт говорил, что с Маккензи произошло что-то ужасное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Натан в последний раз взглянул на нее, как бы смакуя случившееся.
– Прощай, Маккензи. Я многому научился у тебя. Как только Кроссби поскакал галопом по ущелью, Маккензи впала в ярость. На минуту она почувствовала огромное желание всадить эту единственную пулю в жирную спину Натана, но не смогла осуществить его. Маккензи поняла, что отчаяние отнимает у нее последние силы.
– Черт с ним! Пусть катится! И будь я проклята за эту глупость!
Выругавшись, она почувствовала некоторое облегчение. Маккензи поднялась на ноги и пошла к Долли. Собрав все силы, она взобралась в седло. Все поплыло перед ее глазами, но в седле она удержалась, потому что крепко вцепилась в луку. Лоб и щеки странно похолодели, а мышцы глаз и рта задергались. Маккензи казалось, что во рту у нее сочится собственная отравленная кровь. Она поняла, что до дома ей не добраться.
Маккензи была словно в тумане и от действия яда, и от отчаяния. Она уже не заботилась о том, как удержаться в седле, и сползла с него. Оставалось лишь одно: тихо сидеть и ждать того, что ей суждено. Из этого ущелья ей уже не выбраться.
Маккензи тяжело осела на песок, опустила голову на колени и стал думать о Фрэнки и Калифорнии Смите.
Кэл сидел на корточках на гребне холма совершенно неподвижно. Чтобы скрыть его силуэт на фоне сентябрьского неба, к повязке на голове были прикреплены веточки с листьями.
Он необыкновенно легко вернулся к облику и привычкам индейца за эти дни, что доказывало хрупкость его «цивилизованной» оболочки по сравнению с навыками, приобретенными в детстве. Тайники, устроенные когда-то воинами-апачами, снабдили его всем, в чем он нуждался: ножом, луком со стрелами, винтовкой и патронами и даже одеждой. Мясо неосторожного оленя, попавшегося на его тропе, обеспечило Кэла пищей.
С такой же легкостью, с какой Кэл снова стал индейцем, он ускользал от преследователей и устраивал им ловушки, которые, как он надеялся, заставят их повернуть обратно. Кэл не испытывал вражды ни к кому из преследователей, кроме одного – Натана Кроссби, и не хотел попадать в ситуацию, в которой ему пришлось бы убивать или быть убитым. Когда эти люди прекратят погоню, Кэл собирался спуститься с гор и уйти по открытой равнине в Мексику. Он старался не думать о том, как жестоко обманула его судьба, потому что от таких мыслей ему становилось невыносимо горько. Если хочешь выжить в этой стране, нельзя расслабляться. Вот когда он благополучно доберется до Мексики, то сможет сколько угодно оплакивать то, чего лишился, вспоминать о Фрэнки с ее ямочками на щеках и лукавой улыбкой, о Маккензи…
Маккензи. Последний жестокий удар судьбы Кэл получил, когда заметил ее среди преследователей. Увидев ее рядом с Кроссби, Кэл рассердился не на шутку. Она клялась ему в любви, но не знала, что такое любовь; женщина, которая не верила ни ему, ни самой себе. Не стоило беспокоиться, как с ней будут обходиться эти грубые мужчины; о ней не стоило переживать; она была недостойна тех страданий, какие причинило ему ее предательство.
Но все же что-то говорило Кэлу о том, что Маккензи не могла предать. Он отказывался верить своим глазам. Поэтому, когда Кэл устроил обвал в горах, он убедился, что Маккензи легко может спастись. Когда он подсыпал натуральной горькой соли в источник, возле которого расположился отряд, он молил бога, чтобы Маккензи не проснулась раньше всех и не пошла пить воду. А когда он прошлой ночью приходил в лагерь, чтобы показать, что ему ничего не стоит лишить жизни любого из них, Кэл задержался ненадолго возле спящей Маккензи и заглянул в ее чистое лицо, казавшееся в лунном свете мраморным. Ему очень хотелось увидеть снова ее улыбку – ту терпеливую материнскую улыбку, с которой она иногда смотрела на Фрэнки, и соблазнительную улыбку, которую она берегла только для него.
Но во сне вид у Маккензи был какой-то встревоженный и испуганный. Кого она боялась? Кроссби? Самого Кэла? Ему хотелось протянуть руку и разгладить ее наморщенный лоб, прикоснуться к плотно сжатым губам… От гнева Кэла не осталось и следа. Он не знал, почему Маккензи едет вместе с его врагами, но если он хочет, чтобы она верила в него, что бы ни случилось, то точно так же должен верить ей и он сам.
Ночной фокус со стрелами, которые Кэл воткнул у постелей имел большой успех. Утром Кэл наблюдал разговор Хэнка Миллера с Кроссби и его поспешный отъезд. Кэл очень надеялся на то, что все они повернут назад, и огорчился, когда понял, что Маккензи не собирается уезжать. Конечно, Хэнк Миллер ничего хорошего собой не представлял, но для Маккензи было бы лучше последовать за ним, чем оставаться с Кроссби. Кроме того, Кэл давно хотел встретиться с Кроссби один на один, чтобы никто не следил за их поединком.
Кэл видел, как Кроссби и Маккензи стали собираться в путь. Было похоже, что Натан хотел уехать без Маккензи, когда она отправилась в кустики. Внезапно раздался крик Маккензи, Кроссби слез с лошади и побежал к кустам – прозвучал одиночный выстрел, раскатившийся эхом по ущелью.
Кэл ужаснулся, решив, что Кроссби убил Маккензи, и немедленно пополз вниз по крутой стене ущелья, не думая о собственной безопасности. Когда он проделал треть пути, они вышли из кустов вдвоем, причем Маккензи тяжело опиралась на руку Кроссби.
Кэл прекратил спуск и спрятался. Кроссби отвел Маккензи в тень под большим валуном, где она опустилась на песок. Кэл видел, что они разговаривают, хотя не мог расслышать слов. Натан отошел очень довольный, снял оружие с Долли, затем бросил Маккензи флягу и револьвер и, пришпорив коня, помчался вверх по ущелью. Маккензи тоже взобралась на лошадь, но почему-то зашаталась в седле и сползла на песок. Похоже, она совсем обессилела.
Кэл нахмурился. Явно Натан Кроссби задумал что-то дурное. Если старик решил запутать свои следы, Кэла может ждать неприятный сюрприз. Может, он оставил Маккензи в качестве приманки для того, чтобы поймать Кэла?
Правильнее всего было поехать за Натаном и заставить этого старого козла поджать хвост и бежать без оглядки до самого «Бар Кросс».
Однако, Маккензи по-прежнему сидела на песке. Это было не похоже на нее, пусть даже она очень устала или расстроилась. Она не сняла седло с Долли, не двинулась в сторону фляги и револьвера. Кэлу не нравилось, как она сидела, странно ссутулившись, опустив голову на колени, и совершенно не двигалась.
Кэл разрывался на части. Разумнее всего было последовать за Кроссби – многим людям стоило жизни потерять следы врага. Но природный инстинкт говорил, что с Маккензи произошло что-то ужасное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90