Ее губы, поначалу холодные и
равнодушные, вскоре увлажнились и потеплели, и я понял, что на этот раз я
не ошибся.
Внезапно хлопнула дверь, и это вернуло нас на землю. Она опомнилась
раньше меня - и отпрянула. Я резко обернулся, ожидая увидеть Эндикотта, но
это была какая-то парочка.
Мы вернулись в ресторан.
День был мрачный, равно как и мои мысли. Темные снеговые тучи нависли
тяжелыми клубами, воздух - влажный и промозглый, лес застыл в предчувствии
снегопада.
Я стоял во дворе, ожидая когда Эндикотт наконец распрощается с
Розмари. Он всегда расставался с ней очень неохотно. Он все стоял на
крыльце, перед раскрытой дверью, мешкая, словно старшеклассник, который
никак не в силах проститься со своей подружкой. На этот раз мне особенно
неприятно было видеть, и я просто скрежетал зубами от ярости, вспоминая
вчерашний вечер и ее в моих объятиях.
- Вы что, не слышите, Лэдлоу?
Я опомнился и повернулся к ним.
- Розмари спрашивает, будет ли, по-вашему, сегодня снег?
Я поймал ее взгляд, но ничего в нем не прочел. Впрочем, она стояла
слишком далеко.
- Уверен, что будет.
- Сильный? - спросил Эндикотт.
- Возможно.
Он поцеловал ее - долгим крепким поцелуем.
- До скорого, малышка!
- Будь осторожен в лесу, дорогой.
Я двинулся по тропинке, не дожидаясь его.
- До свидания, Сэм.
На мгновение я слегка замедлил шаг.
- До встречи, - буркнул я, не оборачиваясь.
Мы с Эндикоттом шли молча, никто из нас не делал попытки заговорить.
Тишину нарушало только легкое поскрипывание снега под ногами.
Дойдя до развилки, я остановился.
- Попробуем сегодня по-другому, - предложил я, - разойдемся каждый в
свою сторону. Вы уже неплохо знаете местность, и не заблудитесь, если
будете идти вдоль железнодорожной насыпи. Через некоторое время насыпь
снова выйдет на просеку, и вы сможете вернуться домой - или по просеке,
или назад по насыпи. А я порыскаю по бору, может быть, подстрелю
чего-нибудь там. Согласны?
Он посмотрел на меня, но ничего не ответил. Знает ли он? - снова
подумал я. - Понимает ли, почему я предлагаю разойтись? Может
догадывается, что я боюсь самого себя, боюсь того, что могу сделать?
Несколько снежинок медленно проплыли между нами, и наконец Эндикотт
произнес:
- Хорошо, Лэдлоу. Я согласен.
- Ждать меня не обязательно, - сказал я. - Когда устанете,
возвращайтесь в хижину. Только не углубляйтесь в чащу. Леса здесь дремучие
- если снег засыплет ваши следы, вам уже не выбраться.
Он кивнул и двинулся в путь.
Я шел по тропе, которая петляла по холмам. Когда-то здесь пыхтели и
грохотали трелевочные тракторы, медленно одолевая извилистый путь по
крутым склонам. Теперь все в прошлом, все забыто, как забудутся, надеюсь,
и события этих дней.
Я набрел на оленьи следы, которые вели на юг. Они были свежие, и я
свернул с тропы в бор. Снег постепенно усиливался, хлопья стали крупнее.
Еще немного - и снег повалит вовсю.
Вскоре оленьи следы пересекли заброшенную линию электропередачи.
Здесь я увидел следы, недавно оставленные Эндикоттом, а рядом с ними -
вторую цепочку следов. Я остановился как вкопанный. Это были те самые
следы, которые я видел накануне, и, приглядевшись к ним, понял, что именно
меня встревожило, и весь похолодел.
Следы были маленькие - детские или женские. Я свернул на просеку...
Розмари припала к земле, притаившись за большим пнем, остатком
гигантской норвежской сосны, и так самозабвенно целилась, что не услышала
моих шагов. Эндикотт стоял чуть выше, на насыпи, и закуривал сигарету. Его
красная куртка на фоне белого снега была отличной мишенью.
В ненарушаемой тишине леса отчетливо щелкнул крюк. Я подошел уже
совсем близко и вмешался как раз вовремя. От неожиданности она нажала на
собачку, но моя ладонь была на карабине, так что спущенный курок уткнулся
в мою перчатку - и это предотвратило выстрел.
Мое вмешательство было столь внезапным, что я легко вырвал у нее
карабин.
Розмари прижималась к пню, зажав кулаком себе рот. Единственным
звуком, нарушившим молчание леса, был ее сдавленный хрип.
Эндикотт и не подозревал о том, что творилось у него за спиной. Когда
я глянул в его сторону, он медленно удалялся, держа ружье наперевес и не
оглядываясь. Вскоре он скрылся из виду.
Я знавал душевную муку и раньше, но ее и сравнить было нельзя с тем,
что я испытывал сейчас. Полный крах всех иллюзий причинил мне
душераздирающую боль.
Я посмотрел на нее. Боль мучила меня, невероятная боль, боль, которая
с годами могла разве что ослабнуть, но не исчезнуть... - но ненавидеть ее
я не мог - слишком сильной и глубокой была моя любовь к ней.
- Итак, вы не умеете стрелять, - сказал я. - Вы боитесь ружья, вы
заблудились бы в трех шагах от дома... - Ветер усилился, снег падал уже
сплошной пеленой. Наши следы заносило. - Вы хотели действовать наверняка,
чтобы вас не заподозрили! Вот почему вы не выстрелили вчера - вы ждали
снегопада, чтобы он замел ваши следы. А на тот случай, если вас все-таки
заподозрят, решили воспользоваться моим карабином. Если бы из трупа
извлекли пулю и сделали баллистическую экспертизу, то убийцей признали бы
меня. Ведь вы не умеете стрелять, не правда ли?
Две слезинки блеснули в ее глазах, помедлили на ресницах и скатились
по щекам. Она молча качала головой из стороны в сторону. Это было
трогательное зрелище, но я чувствовал себя таким дряхлым, таким
умудренным...
- И вчера в ресторане, - продолжал я, - вы устроили все так, чтобы
наш поцелуй увидели. Лишняя улика против меня. Мотив для убийства. У вас
есть сообщник?
Наконец она заговорила. Ее губы одеревенели и двигались с трудом, они
стали белыми, как снег, падающий на ее лицо.
- Я люблю вас, Сэм... Я люблю вас...
- Неужели? А может быть, не меня, а кого-то другого? Не потому ли и
всю кашу заварили? Энди слишком стар для вас, и вы решили избавиться от
него, заполучив вдобавок и его деньги?
- Я люблю вас, Сэм. Это правда! Умоляю вас, поверьте мне.
Она видела, что ее слова меня не трогают.
- Что вы хотите делать?
- Я никому об этом не скажу. Да и кто мне поверит? Пойдемте.
- Куда?
- Домой...
Что значили бы мои слова? Доказательств у меня не было. Эндкотт
безумно любил ее, и я понимал, что говорить что-либо ему было бесполезно.
Она все вывернула бы наизнанку, в свою пользу. Уставилась бы на него
своими огромными, печальными, как у лани, растерянными глазами - и он,
конечно же, поверил бы не мне, а ей, такой хрупкой, слабой, безобидной.
1 2 3 4 5
равнодушные, вскоре увлажнились и потеплели, и я понял, что на этот раз я
не ошибся.
Внезапно хлопнула дверь, и это вернуло нас на землю. Она опомнилась
раньше меня - и отпрянула. Я резко обернулся, ожидая увидеть Эндикотта, но
это была какая-то парочка.
Мы вернулись в ресторан.
День был мрачный, равно как и мои мысли. Темные снеговые тучи нависли
тяжелыми клубами, воздух - влажный и промозглый, лес застыл в предчувствии
снегопада.
Я стоял во дворе, ожидая когда Эндикотт наконец распрощается с
Розмари. Он всегда расставался с ней очень неохотно. Он все стоял на
крыльце, перед раскрытой дверью, мешкая, словно старшеклассник, который
никак не в силах проститься со своей подружкой. На этот раз мне особенно
неприятно было видеть, и я просто скрежетал зубами от ярости, вспоминая
вчерашний вечер и ее в моих объятиях.
- Вы что, не слышите, Лэдлоу?
Я опомнился и повернулся к ним.
- Розмари спрашивает, будет ли, по-вашему, сегодня снег?
Я поймал ее взгляд, но ничего в нем не прочел. Впрочем, она стояла
слишком далеко.
- Уверен, что будет.
- Сильный? - спросил Эндикотт.
- Возможно.
Он поцеловал ее - долгим крепким поцелуем.
- До скорого, малышка!
- Будь осторожен в лесу, дорогой.
Я двинулся по тропинке, не дожидаясь его.
- До свидания, Сэм.
На мгновение я слегка замедлил шаг.
- До встречи, - буркнул я, не оборачиваясь.
Мы с Эндикоттом шли молча, никто из нас не делал попытки заговорить.
Тишину нарушало только легкое поскрипывание снега под ногами.
Дойдя до развилки, я остановился.
- Попробуем сегодня по-другому, - предложил я, - разойдемся каждый в
свою сторону. Вы уже неплохо знаете местность, и не заблудитесь, если
будете идти вдоль железнодорожной насыпи. Через некоторое время насыпь
снова выйдет на просеку, и вы сможете вернуться домой - или по просеке,
или назад по насыпи. А я порыскаю по бору, может быть, подстрелю
чего-нибудь там. Согласны?
Он посмотрел на меня, но ничего не ответил. Знает ли он? - снова
подумал я. - Понимает ли, почему я предлагаю разойтись? Может
догадывается, что я боюсь самого себя, боюсь того, что могу сделать?
Несколько снежинок медленно проплыли между нами, и наконец Эндикотт
произнес:
- Хорошо, Лэдлоу. Я согласен.
- Ждать меня не обязательно, - сказал я. - Когда устанете,
возвращайтесь в хижину. Только не углубляйтесь в чащу. Леса здесь дремучие
- если снег засыплет ваши следы, вам уже не выбраться.
Он кивнул и двинулся в путь.
Я шел по тропе, которая петляла по холмам. Когда-то здесь пыхтели и
грохотали трелевочные тракторы, медленно одолевая извилистый путь по
крутым склонам. Теперь все в прошлом, все забыто, как забудутся, надеюсь,
и события этих дней.
Я набрел на оленьи следы, которые вели на юг. Они были свежие, и я
свернул с тропы в бор. Снег постепенно усиливался, хлопья стали крупнее.
Еще немного - и снег повалит вовсю.
Вскоре оленьи следы пересекли заброшенную линию электропередачи.
Здесь я увидел следы, недавно оставленные Эндикоттом, а рядом с ними -
вторую цепочку следов. Я остановился как вкопанный. Это были те самые
следы, которые я видел накануне, и, приглядевшись к ним, понял, что именно
меня встревожило, и весь похолодел.
Следы были маленькие - детские или женские. Я свернул на просеку...
Розмари припала к земле, притаившись за большим пнем, остатком
гигантской норвежской сосны, и так самозабвенно целилась, что не услышала
моих шагов. Эндикотт стоял чуть выше, на насыпи, и закуривал сигарету. Его
красная куртка на фоне белого снега была отличной мишенью.
В ненарушаемой тишине леса отчетливо щелкнул крюк. Я подошел уже
совсем близко и вмешался как раз вовремя. От неожиданности она нажала на
собачку, но моя ладонь была на карабине, так что спущенный курок уткнулся
в мою перчатку - и это предотвратило выстрел.
Мое вмешательство было столь внезапным, что я легко вырвал у нее
карабин.
Розмари прижималась к пню, зажав кулаком себе рот. Единственным
звуком, нарушившим молчание леса, был ее сдавленный хрип.
Эндикотт и не подозревал о том, что творилось у него за спиной. Когда
я глянул в его сторону, он медленно удалялся, держа ружье наперевес и не
оглядываясь. Вскоре он скрылся из виду.
Я знавал душевную муку и раньше, но ее и сравнить было нельзя с тем,
что я испытывал сейчас. Полный крах всех иллюзий причинил мне
душераздирающую боль.
Я посмотрел на нее. Боль мучила меня, невероятная боль, боль, которая
с годами могла разве что ослабнуть, но не исчезнуть... - но ненавидеть ее
я не мог - слишком сильной и глубокой была моя любовь к ней.
- Итак, вы не умеете стрелять, - сказал я. - Вы боитесь ружья, вы
заблудились бы в трех шагах от дома... - Ветер усилился, снег падал уже
сплошной пеленой. Наши следы заносило. - Вы хотели действовать наверняка,
чтобы вас не заподозрили! Вот почему вы не выстрелили вчера - вы ждали
снегопада, чтобы он замел ваши следы. А на тот случай, если вас все-таки
заподозрят, решили воспользоваться моим карабином. Если бы из трупа
извлекли пулю и сделали баллистическую экспертизу, то убийцей признали бы
меня. Ведь вы не умеете стрелять, не правда ли?
Две слезинки блеснули в ее глазах, помедлили на ресницах и скатились
по щекам. Она молча качала головой из стороны в сторону. Это было
трогательное зрелище, но я чувствовал себя таким дряхлым, таким
умудренным...
- И вчера в ресторане, - продолжал я, - вы устроили все так, чтобы
наш поцелуй увидели. Лишняя улика против меня. Мотив для убийства. У вас
есть сообщник?
Наконец она заговорила. Ее губы одеревенели и двигались с трудом, они
стали белыми, как снег, падающий на ее лицо.
- Я люблю вас, Сэм... Я люблю вас...
- Неужели? А может быть, не меня, а кого-то другого? Не потому ли и
всю кашу заварили? Энди слишком стар для вас, и вы решили избавиться от
него, заполучив вдобавок и его деньги?
- Я люблю вас, Сэм. Это правда! Умоляю вас, поверьте мне.
Она видела, что ее слова меня не трогают.
- Что вы хотите делать?
- Я никому об этом не скажу. Да и кто мне поверит? Пойдемте.
- Куда?
- Домой...
Что значили бы мои слова? Доказательств у меня не было. Эндкотт
безумно любил ее, и я понимал, что говорить что-либо ему было бесполезно.
Она все вывернула бы наизнанку, в свою пользу. Уставилась бы на него
своими огромными, печальными, как у лани, растерянными глазами - и он,
конечно же, поверил бы не мне, а ей, такой хрупкой, слабой, безобидной.
1 2 3 4 5