Что надо
объяснить Москвину, что лафа для него кончилась. Что надо
научиться работать самому ("ты ведь тоже попробовал это делать
сегодня, и у тебя все прекрасно получилось? А твоя лень - это
как раз то, чем вселенная может пренебречь"). Но самое главное -
разобраться с Лиз. Привести свою, так сказать, личную жизнь к
тому образу, который он прекрасно знал по другому миру. Конечно,
в точности не получится, но я со своей стороны пойду навстречу,
и когда, наконец, мы придем к общему знаменателю, устраним
различия в потоках - мы сольемся.
- Знаешь, я довольно быстро разобрался, когда это
произошло. Я говорю о разделении времени. Я подбил твою Лиз на
воспоминания, и все стало ясно как день. Это случилось, когда мы
залезли в постель в первый раз. Представляешь? А тут как раз
время споткнулось. И ты кое-что сделал не так, как я. Не будь
обстановка столь решающей, ничего бы не произошло. Вряд ли
большое значение имеет, платил я в автобусе или нет, если не
попался, но то, что ты говоришь женщине, с которой проживешь
потом десять лет, занимаясь с ней любовью впервые - это может
перевернуть мир...
Тут он вырвался из оцепенения; лицо задвигалось, искаженный
рот прошипел:
- Можешь засунуть свои паршивые советы в собственную
задницу! Сейчас я тебя выкину отсюда; ты проснешься первым в
своем дрянном мирке, и можешь сам делать там, что захочешь.
Он плюнул мне в лицо, я закрыл глаза и отдернул голову, и
тут же получил сильный удар в челюсть. Во рту что-то хрустнуло;
я пошарил языком и непроизвольно замычал от боли. Зажегся свет,
надо мной склонилось заспанное и встревоженное лицо Лиз. Второй
Лиз, которую я знал только один день.
Плевок все еще сидел на переносице, я поскорее схватил угол
одеяла и отер лицо. Белье перепачкалось кровью - ее у меня был
полный рот. Лиз смотрела, как свидетели преступлений невидимого
Фредди с улицы Вязов. Боясь разомкнуть губы, я помычал
успокаивающе и поспешил в ванную. Остановив кровотечение,
сполоснул лицо и рассмотрел, наконец, повреждения. Этот сукин
сын выбил мне зуб! И вдруг я возликовал: у него тоже не было
одного зуба; когда он кривил свой поганый рот, мое подсознание
отметило это. Опухающее лицо так осветилось радостью, что Лиз,
стоявшая в дверях, растерялась и хихикнула. Она даже не стала
спрашивать, что случилось.
Своего двойника я видел еще только один раз, примерно месяц
спустя. За это время была проделана большая работа. Я дописал
роман, и он готовился к печати, но не в "Августе" - пришлось
подыскать другое издательство из соображений, что двойнику
окажется непросто сделать скачок от наборщика до ведущего
автора.
Лиз недолго пришлось упрашивать выступить в роли сводницы и
поправить личную жизнь Виталия Москвина - они так подходят друг
другу...
Во время последней встречи второй "я" полностью
соответствовал слову "двойник": мы выглядели одинаково, говорили
и даже думали - тоже. С одной стороны его гнул я - мое наследие
в том мире, с другой - Время. На меня оказывалось не менее
ощутимое давление Пятой стихии; точно так же нельзя идти прямо,
если на пути гора - или вверх, или в сторону...
Примерно через полгода после этих событий мне захотелось их
описать. Работа над повествованием близилась к концу, когда я
понял - нет, совершенно определенно почувствовал, как оба потока
слились. Наверное, некоторые события и люди в каждом из них еще
немного различались (в пределах допустимого, с точки зрения
Времени), потому что меня здорово тряхнуло. Несколько дней мы с
Лиз, да и многие наши знакомые, чувствовали себя совершенно
разбито. Потом выяснилось, что это было со всеми: астрологи
говорили что-то о звездах, ученые - о непредсказуемом скачке
магнитного поля... Целую неделю я ходил как раздвоенный: то
тянулся одновременно за двумя предметами, то мысли, похожие, но
все же разные, накладывались одна на другую. А пытаясь в эти дни
работать, я видел один текст, как бы напечатанный на прозрачной
пленке, положенной сверху на лист бумаги с другим; оба они были
мои, вроде как разные варианты или редакции; с каждым днем они
становились все более похожи, и, наконец, слились полностью.
До последней запятой.
1 2 3 4 5 6 7
объяснить Москвину, что лафа для него кончилась. Что надо
научиться работать самому ("ты ведь тоже попробовал это делать
сегодня, и у тебя все прекрасно получилось? А твоя лень - это
как раз то, чем вселенная может пренебречь"). Но самое главное -
разобраться с Лиз. Привести свою, так сказать, личную жизнь к
тому образу, который он прекрасно знал по другому миру. Конечно,
в точности не получится, но я со своей стороны пойду навстречу,
и когда, наконец, мы придем к общему знаменателю, устраним
различия в потоках - мы сольемся.
- Знаешь, я довольно быстро разобрался, когда это
произошло. Я говорю о разделении времени. Я подбил твою Лиз на
воспоминания, и все стало ясно как день. Это случилось, когда мы
залезли в постель в первый раз. Представляешь? А тут как раз
время споткнулось. И ты кое-что сделал не так, как я. Не будь
обстановка столь решающей, ничего бы не произошло. Вряд ли
большое значение имеет, платил я в автобусе или нет, если не
попался, но то, что ты говоришь женщине, с которой проживешь
потом десять лет, занимаясь с ней любовью впервые - это может
перевернуть мир...
Тут он вырвался из оцепенения; лицо задвигалось, искаженный
рот прошипел:
- Можешь засунуть свои паршивые советы в собственную
задницу! Сейчас я тебя выкину отсюда; ты проснешься первым в
своем дрянном мирке, и можешь сам делать там, что захочешь.
Он плюнул мне в лицо, я закрыл глаза и отдернул голову, и
тут же получил сильный удар в челюсть. Во рту что-то хрустнуло;
я пошарил языком и непроизвольно замычал от боли. Зажегся свет,
надо мной склонилось заспанное и встревоженное лицо Лиз. Второй
Лиз, которую я знал только один день.
Плевок все еще сидел на переносице, я поскорее схватил угол
одеяла и отер лицо. Белье перепачкалось кровью - ее у меня был
полный рот. Лиз смотрела, как свидетели преступлений невидимого
Фредди с улицы Вязов. Боясь разомкнуть губы, я помычал
успокаивающе и поспешил в ванную. Остановив кровотечение,
сполоснул лицо и рассмотрел, наконец, повреждения. Этот сукин
сын выбил мне зуб! И вдруг я возликовал: у него тоже не было
одного зуба; когда он кривил свой поганый рот, мое подсознание
отметило это. Опухающее лицо так осветилось радостью, что Лиз,
стоявшая в дверях, растерялась и хихикнула. Она даже не стала
спрашивать, что случилось.
Своего двойника я видел еще только один раз, примерно месяц
спустя. За это время была проделана большая работа. Я дописал
роман, и он готовился к печати, но не в "Августе" - пришлось
подыскать другое издательство из соображений, что двойнику
окажется непросто сделать скачок от наборщика до ведущего
автора.
Лиз недолго пришлось упрашивать выступить в роли сводницы и
поправить личную жизнь Виталия Москвина - они так подходят друг
другу...
Во время последней встречи второй "я" полностью
соответствовал слову "двойник": мы выглядели одинаково, говорили
и даже думали - тоже. С одной стороны его гнул я - мое наследие
в том мире, с другой - Время. На меня оказывалось не менее
ощутимое давление Пятой стихии; точно так же нельзя идти прямо,
если на пути гора - или вверх, или в сторону...
Примерно через полгода после этих событий мне захотелось их
описать. Работа над повествованием близилась к концу, когда я
понял - нет, совершенно определенно почувствовал, как оба потока
слились. Наверное, некоторые события и люди в каждом из них еще
немного различались (в пределах допустимого, с точки зрения
Времени), потому что меня здорово тряхнуло. Несколько дней мы с
Лиз, да и многие наши знакомые, чувствовали себя совершенно
разбито. Потом выяснилось, что это было со всеми: астрологи
говорили что-то о звездах, ученые - о непредсказуемом скачке
магнитного поля... Целую неделю я ходил как раздвоенный: то
тянулся одновременно за двумя предметами, то мысли, похожие, но
все же разные, накладывались одна на другую. А пытаясь в эти дни
работать, я видел один текст, как бы напечатанный на прозрачной
пленке, положенной сверху на лист бумаги с другим; оба они были
мои, вроде как разные варианты или редакции; с каждым днем они
становились все более похожи, и, наконец, слились полностью.
До последней запятой.
1 2 3 4 5 6 7