По-моему, никому так не достается, как работнику милиции. Кто бы что бы ни натворил, он всегда в конце концов оказывается "крайним", на которого можно свалить всю ответственность. А там и уволить можно, и в тюрьму посадить. Вы же помните, как отца тогда таскали. Никаких доказательств его вины, а никто ничего поделать не мог, ни вы, ни Дмитрий Григорьевич. Я же знаю, как Федор Семеныч в свой отпуск в Москву ездил отца защищать. Все равно его только после смерти в партии восстановили. Я только совсем недавно понял, что отец в последние годы как в круговой обороне жил: сзади "несуществующая" банда Кравцова, которая расстреляла патрульную машину вместе с экипажем и разгромила поселковое отделение милиции, - и все это свалили на пьяных дебоширов, а впереди - персональное дело и "особо принципиальное" мнение первого секретаря райкома партии, не простившего отцу критики на заседании бюро.
Илья замолчал. Он и не подозревал, что когда-нибудь выскажет вслух все, что за последние дни легло на душу тяжелым грузом. Но теперь стало легче, и особенно от того, что сказать все это пришлось человеку, который всегда уважал и ценил отца, а значит, и его, Илью, поймет правильно.
Споря про себя с Ильёй, Левко, конечно, не мог не согласиться, что в последние годы работники правоохранительных органов стали единственной, пожалуй, категорией советских трудящихся, которая, ведя борьбу с преступностью, наиболее беззащитна от нападок.
Тех же работников милиции можно заглазно обвинить в чем угодно - в нарушении законности, злоупотреблении властью или превышении своих полномочий, и любая, даже самая нелепая жалоба будет проверяться.
Но независимо от результатов проверки удар уже нанесен. А с каждым новым незаслуженным оскорблением у человека все меньше и меньше остается желания идти в атаку. Тем более что за самый откровенный пасквиль никто, как правило, ответственности не несет.
- Ты знаешь, на чем твоего отца подловили? - наконец произнес Левко, выделяя интонацией последнее слово. - Видимо, не знаешь. Он не получил письменного разрешения прокурора на производство обыска, договорились по телефону. А потом прокурор от своих слов отказался.
- Почему?
- Наверное, испугался, когда тот человек, у кого преступники хранили награбленное, заявил на суде, что обыск производился без санкции прокурора. А может быть, еще почему. Степан мне сам не рассказывал и Смолянинову, видимо, тоже, но мы потом уже с ним пришли к выводу, что вполне возможно, у твоего отца были в руках какие-то нити, которые вели от этой банды куда-то наверх. Чтобы обрубить их, было достаточно скомпрометировать Степана. Но он сознательно шел на риск. Задержись он тогда с обыском хотя бы на полчаса, мы бы вряд ли это преступление когданибудь распутали бы. А вот ты почему закон нарушаешь? Не догадываешься? - горько усмехнулся Левко, глядя на растерянного Карзаняна. - Ты зачем книги из одной пещеры в другую перепрятал? Вещественные доказательства укрывал? Почему полтора месяца молчал о своей находке? Может быть, ждал, когда сторож признается, где хранит свои сокровища? Ведь, согласись, можно теоретически, конечно, предположить и другое: сторож промолчит, и тогда ты становишься единственным владельцем содержимого монастырского тайника. Ты об этом подумал? И как бы Смолянинов или я должны были реагировать на очередное заявление о том, что участковый Карзанян скрывает, а вернее, похитил у гражданина Смерницкого некие предметы, представляющие государственную ценность?
Они давно уже стояли у машины. Илья низко опустил голову и от этого казался совсем маленьким по сравнению с возвышавшимся над ним генералом Левко.
- Так можешь сказать, что ты собирался делать с этими книгами?
Илья стоял, не поднимая головы.
- Если так и будешь молчать, я подумаю, что частью коллекции ты пополнил личную библиотеку.
Сказав так, Левко тут же пожалел об этом. Илья резко вскинул голову. Лицо его покрылось пятнами, глаза горели злобой.
- Себе? Себе? Мне ничего не надо, товарищ генерал! Я - чтобы всем досталось, чтобы не испарилось, как раньше вещдоки пропадали. Откуда я знал, будет следствие или уголовные дела одно за одним прекратят, как по мановению волшебной палочки. Ищи - свищи тогда эти книги.
- Значит ты ни мне, ни Крымову, ни Смолянинову не веришь?
...Генерал уехал. Совсем стемнело. Зайдя ненадолго в райотдел, Карзанян отправился на опорный пункт, где его ждали дружинники, ребята из комсомольского оперативного отряда. Предстоял очередной рейд по дворам, проводимый, как всегда, в пятницу. До воскресенья оставалось совсем немного.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37