Много испытаний пришлось перенести товарищу Браеву в погоне за неуловимым Грозой, всякий раз обнаруживая лишь теплые следы разгрома и заикающихся людей. Но такого ужаса, как в этот ночной час, он не испытывал.
Обширный круг по Синеозерскому району замкнулся. Но в райцентре он узнал, что товарищ Гроза вылетели самолетом в отдаленный район. Бросив на произвол судьбы грузовик, в кузове которого к этому времени не осталось ни одного целого кирпича, на максимально возможной скорости он рванул вслед за улетевшим самолетом.
Осунувшийся, небритый, он, судорожно сжимая кирпич, мрачно смотрел вниз. В глазах его появились сумасшедшие искорки маньяка. Изредка его губы шептали слова.
Водитель при этих словах потуплял глаза, как школьница, которой впервые объясняются в любви.
Самым ласковым из этих слов было: "С-с-с-скотина!"
Неясно было, кому адресовались эти слова.
***
Гроза не чувствовал себя вполне человеком, если вылет самолета, должного доставить его из области в Центр, не задерживался хотя бы на пятнадцать минут.
Обычно по итогам командировки он имел долгую беседу с глаза на глаз с Самим.
- Меня нет, - предупреждал в таких случаях Сам помощника.
- Гроза у Самого, - со значением передавалось из уст в уста.
Жизнь на управленческих этажах замирала. Номенклатурные кадры, состоящие сплошь из атеистов, молились Богу, как солдаты в последний день войны, переживающие мистический ужас перед шальной пулей.
Когда три черных птицы по зеленой волне наконец-то уносили Грозу в аэропорт, от коллективного вздоха облегчения в городе рождался веселый ветерок.
Грозу доставляли к притомившемуся от ожидания самолету. Открывался особый люк возле кабины пилотов, о существовании которого рядовые пассажиры и не подозревают. Областное начальство влюбленно улыбалось спине Грозы, медленно поднимающемуся по особому трапу...
И на этот раз, по расчетам Грозы, рейс должен быть задержан не менее чем на час. Долгий предстоял разговор.
Сам не поднялся навстречу Грозе.
Слушал в пол-уха.
Держался нейтрально.
Улыбался крайне редко и чрезвычайно неискренне.
То есть он всегда улыбался неискренне. Но вовремя. Прогнозируемо. На этот раз он улыбался тогда, когда не следовало.
Поведение Самого озадачивало и сбивало с толку. Он молчал, когда нужно было задать вопрос. Перебивал, не дослушав.
- Какое впечатление произвела на Вас товарищ Шпилько? - спросил как бы между прочим, хотя разговор об этом был еще впереди.
Что-то странное промелькнуло в интонации, в самой конструкции предложения.
Но Гроза рубанул сплеча:
- Вздорная баба...
Сам внимательно слушал, щурясь от дыма сигареты.
Заглянула секретарша:
- Васильев звонит. Соединить?
Сам кивнул.
Кто такой Васильев? Гроза лихорадочно перебрал в памяти вышестоящие кадры. Не было среди них Васильева. В животе тревожно забурчало. Из-за какого-то неноменклатурного Васильева Сам прервал беседу с ним, с Грозой.
Разговор шел о рыбалке.
Гроза убрал локти со стола.
Сам раскатисто захохотал, повернувшись к Грозе широкой спиной.
Гроза затушил едва надкуренную сигарету.
- Ну, так я тебя слушаю, - сказал Сам, черкая что-то для памяти в перекидном календаре, - развалила район, говоришь. Не доверил бы и ферму, говоришь?
- Полный провал с молоком, хоть саму дои, - напомнил Гроза шутку Самого.
Сам сурово взглянул на часы.
- На самолет не опоздаешь?
***
"Что произошло?" - мучительно думал Гроза, отмечая все новые и новые приметы тихого бунта. Ласковый, предупредительный человек, носивший за ним его папку в поездке по Синеозерскому району, сухо сказал:
- Дипломат забыли, товарищ Гроза.
Инспектор жестко взглянул в глаза нахалу, но слова, готовые сорваться с губ, так и не были произнесены. Ласковый человек смотрел с вызовом, руки его были скрещены за спиной. Гроза автоматически потянулся к замочной скважине. Его ключа в дверях Его кабинета не было.
В аэропорт Грозу везли на старой "Волге". Водитель с охамевшим ласковым человеком всю дорогу, не обращая никакого внимания на Грозу, гадали, что это там стучит в моторе и скоро ли спишут эту развалину.
***
В депутатском зале, обильно улыбаясь, его встретил Шушарев. Он убирал с плеч глубоко загрустившего Грозы невидимые пылинки, без умолку нашептывал на ухо анекдоты, кружился вокруг, как февральский кобель, и только что не обнюхивал инспектора.
Теплая искорка благодарности кольнула заледеневшее сердце Грозы. С одобрением посмотрев на громадное пузо Шушарева, он подумал о том, что со временем из этого непутевого, но простого парня может вырасти перспективный кадр.
Пригласили на посадку, и Шушарев, усадив покинутого всеми инспектора в микроавтобус, доброжелательной тенью влез следом.
У трапа он полуобнял жирной лапой Грозу и страстно зашептал:
- Не обижайте, товарищ Гроза, от всей души, товарищ Гроза, дары природы, товарищ Гроза.
И вдруг, истекая непереносимым счастьем, троекратно облобызал инспектора. Пистолетный звук поцелуев произвел легкую панику среди пассажиров.
Оглушенный троекратным прощальным салютом, Гроза вдруг ощутил тяжесть в свободной руке. Взглянув вниз, он обнаружил эмалированное ведро. Крышка была плотно привязана сыромятным ремешком.
Любвеобильный Шушарев сердечно махал рукой из салона отъезжающего микроавтобуса.
Отчаянный крик перекрыл шум авиационных турбин.
- Товарищ Гроза! Товарищ Гроза!
По взлетной полосе, преследуемый двумя милиционерами, бежал помятый и небритый человек с подозрительным предметом в руках.
Просверлившись сквозь толпу пассажиров, он протянул Грозе сверток.
- Вы просили, товарищ Гроза, - сдерживая счастливые слезы, прохрипел этот странный человек.
- Я просил?
- Кирпич, товарищ Гроза.
- Кирпич?
- Алмаз из глины, товарищ Гроза.
Инспектор покрылся холодным потом.
- Уберите свой алмаз, гражданин, - сухо сказал он и отвернулся от беспардонного взяткодателя.
- Кувалда не страшна, броня из глины, вечный кирпич из Захмелевки, хоть сейчас в космос, материал будущего, - бормотал товарищ Браев в то время, как два дюжих стража порядка оттаскивали его от трапа.
- Дожили. Психи с алмазами по аэродромам бегают, - пробурчал пожилой пассажир, отпихивая инспектора острым локтем.
***
Рейс задерживался.
Пассажиры шуршали газетами. Пассажирки красили губы. Пронзительно визжали младенцы.
Рассеянно взглянув в иллюминатор, Гроза окаменел. По мере развивающихся внизу событий с ним происходила болезненная метаморфоза. В холодных глазах небожителя появилась старушечья тоска, жестяные губы трансформировались в куриную гузку. Еж, лишенный колючек, выглядел бы менее жалко. Никогда не запотевающий хрусталь импортных очков покрылся туманом.
1 2 3 4 5 6 7 8