Особенно интересно ему было проводить время с валторнистом Грегори, разбитным, жизнерадостным увальнем, который знал множество пикантных историй и анекдотов из жизни джазистов и актеров. Как-то он бросил вскользь, говоря о голливудской звезде первой величины, что тот является "голубым".
- Что это такое? - поинтересовался Уинстон, который, несмотря на свои шестнадцать лет, был девственником и ничего не смыслил в половых извращениях.
- Хм... - отозвался Грегори и как-то по-особому - оценивающе и с явным интересом - посмотрел на юношу. - Ну, как тебе сказать... Любовь дедовским способом - это когда мужчина совокупляется с женщиной.
- А не дедовским? - облизнув пересохшие губы, хрипло спросил Уинстон.
- А не дедовским, - так же хрипло, сглотнув слюну, ответил Грегори, это когда мужчина любит мужчину.
- Но от такой любви разве могут родиться дети? - простодушно воскликнул Уинстон.
- При чем тут дети! - с досадой заметил Грегори. И тут же расхохотался: - По сексуальному воспитанию ставлю тебе... У вас в школе какая система отметок?
- Двенадцатибальная. А что?
- А то. Ставлю тебе ноль баллов. Ты что, всерьез полагаешь, что главная цель любви - производить на свет детей?
Уинстон молчал, покраснев до кончиков ушей. "Так в Библии говорится", - виновато подумал он.
- Цель любви - наслаждение друг другом, - менторским тоном изрек Грегори. - И чувства мужчины к мужчине в сто крат возвышенней и чище, чем мужчины к женщине. Кстати, твой дядя мог бы многое порассказать на эту тему.
- Но... он же старый холостяк!
- Вот именно, дружище. Вот именно.
Этот разговор внес в душу Уинстона смятение. Вернувшись домой, он достал с полки в библиотеке соответствующий том энциклопедии "Амери
кана". Но в нем статьи "голубой" не оказалось. Он не знал, что термин этот стал бытовать в языке сравнительно недавно и не мог быть включен в издание 1947 года. Зато он нашел статью "гомосексуализм" - это слово валторнист тоже произносил. "Почему Грегори утверждал, что это что-то новое? - размышлял он, прочитав статью. - Старо как мир. И в Древней Элладе, и в древнем Риме, и в армии Ганнибала и Александра Македонского процветала эта "возвышенная и чистая любовь". Значит, что-то в ней есть? Ведь не по принуждению, а по взаимному согласию".
На день Святого Патрика Грегори пригласил Уинстона в Нью-Йорк. Маму уговаривать пришлось недолго. И вот уже в новеньком бежевом "олдсмобиле" Грегори ни свет ни заря они мчатся на северо-запад в предвкушении традиционного парада и праздничных развлечений. Они бросают машину в одной из боковых улиц и пробираются на Авеню Шествий. В Солнечных лучах торжественно движется платформа, на которой установлена статуя легендарного Первого Епископа и патрона Ирландии и всех ирландцев. Гремят оркестры, слышны восторженные возгласы, бодро маршируют девушки в национальных нарядах и с обязательными зелеными юбками, шарфами, гетрами. С верхних этажей небоскребов летят конфетти, легкий ветерок развевает ирландские знамена, колонна старых ветеранов следует за молодежью, из динамиков несутся милые сердцам переселенцев мелодии древней и всегда любимой, незабвенной Родины.
Пивком Уинстон баловался с товарищами и раньше. Тайком, конечно. В этот день он пил открыто, как взрослый. Грегори не осуждал, напротив поощрял лихую удаль в питии. Пиво, вино, снова пиво, опять вино. Море разливанное! К пяти часам стало ясно, что отправляться в обратный путь небезопасно. Не то, чтобы оба они лыка не вязали, нет. А лучше не рисковать, ведь и сам чувствуешь себя за рулем всемогущим лордом, и у других хмельной фанаберии - хоть пруд ею пруди. В скромной гостинице сняли два номера, приняли душ, часик отдохнули. Заснуть не удалось: здание было хлипкое, сквозь тонкие стенки были слышны голоса, музыка, кто-то пел, кто-то хохотал, кто-то увещевал, уговаривал, обнадеживал. Грегори пригласил Уинстона к себе. На тщедушном боковом столике, притулившемся у видавшего виды дивана, уже стояли две литровые бутылки "Джим Бима", дюжина "Милуоки лайт", "Севен ап", картонка "Кентакки фрайд чикен", пакет сэндвичей. Гулять так гулять! - он улыбался, он был само радушие. Выпили за первого ирландца-христианина, выпили за всех ирландцев-христиан, католиков и протестантов; выпили за Дублин и Белфаст; выпили за тридцать пятого президента и за дядю Лео; за Третью Авеню; за приютившую на эту ночь обитель; за тараканов, которые приветствуют постояльцев своими смешными усищами...
- Смотри, Грегори, люстра из пяти лепестков, лампа лишь в одном. И она вертится, вертится... И вместе с ней кружатся стены, и пол, и потолок, и ты, и я! Какой танец, какой быстрый, стремительный! И я па... па... па...
И, не закончив слово, Уинстон упал на пол. А проснулся голым, в постели Грегори, в его плотных, жадных объятиях.
В самом начале первого года учебы в университете, в День Благодарения, после традиционной индейки дома, Уинстон умчался к приятелю по курсу. Тот жил в студенческой коммуне и пригласил его на вечеринку. Если не считать сугубо национального окраса питья и еды, студенческие междусобойчики во все мире похожи как две капли воды. По духу. Музычка, анекдотцы, танцульки все и всё слегка во хмелю, в легкой хохмаческой дурашливости. Парочки жмутся по темным укромным уголкам. Вот и Уинстон, захмелев от нескольких вместительных рюмок метаксы (один из членов коммуны был греком) приглянулся миленькой креолке из Бразилии. Началось с изобретательного рок-н-ролла, а закончилось тем, что неистовая Кончита увлекла его в темный чуланчик на втором этаже. Она была гиперактивна, наивно и твердо полагая, что именно это - главное в любви. На Уинстона же эта близость произвела гнетущее впечатление. Грегори был нежен, предупредителен, первая в жизни женщина нахраписта, нетерпелива, неряшлива. И хотя потом он женится и пройдет через всю жизнь бисексуалом, на стороне у него будут исключительно "голубые" связи. И все из-за пьяного грехопадения, безрадостного, оставившего в душе мерзко горькую, отвратительную оскомину.
Как ни странно, на работу в ЦРУ его рекомендовал дядя Лео. Нет, он никак не был связан с могущественным разведывательным сообществом. Просто его тогдашний глава, меломан и поклонник знаменитого маэстро, на приеме в Белом Доме 4 июля спросил, сколько у него детей и чем они занимаются.
- У меня один племянник и он только что закончил университет.
- Естественник?
- Нет, гуманитарий.
- Есть определенные планы?
- Пока нет. Знаете, у мальчика аналитический склад ума.
- Мы могли бы его посмотреть.
- Буду признателен.
Дядя Лео не одобрял сумбурного поведения Уинстона, что и высказал ему однажды в своей обычной немногословной, жесткой манере. Теперь он выполнял свой долг: "Уинни вряд ли будет рыцарем плаща и кинжала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
- Что это такое? - поинтересовался Уинстон, который, несмотря на свои шестнадцать лет, был девственником и ничего не смыслил в половых извращениях.
- Хм... - отозвался Грегори и как-то по-особому - оценивающе и с явным интересом - посмотрел на юношу. - Ну, как тебе сказать... Любовь дедовским способом - это когда мужчина совокупляется с женщиной.
- А не дедовским? - облизнув пересохшие губы, хрипло спросил Уинстон.
- А не дедовским, - так же хрипло, сглотнув слюну, ответил Грегори, это когда мужчина любит мужчину.
- Но от такой любви разве могут родиться дети? - простодушно воскликнул Уинстон.
- При чем тут дети! - с досадой заметил Грегори. И тут же расхохотался: - По сексуальному воспитанию ставлю тебе... У вас в школе какая система отметок?
- Двенадцатибальная. А что?
- А то. Ставлю тебе ноль баллов. Ты что, всерьез полагаешь, что главная цель любви - производить на свет детей?
Уинстон молчал, покраснев до кончиков ушей. "Так в Библии говорится", - виновато подумал он.
- Цель любви - наслаждение друг другом, - менторским тоном изрек Грегори. - И чувства мужчины к мужчине в сто крат возвышенней и чище, чем мужчины к женщине. Кстати, твой дядя мог бы многое порассказать на эту тему.
- Но... он же старый холостяк!
- Вот именно, дружище. Вот именно.
Этот разговор внес в душу Уинстона смятение. Вернувшись домой, он достал с полки в библиотеке соответствующий том энциклопедии "Амери
кана". Но в нем статьи "голубой" не оказалось. Он не знал, что термин этот стал бытовать в языке сравнительно недавно и не мог быть включен в издание 1947 года. Зато он нашел статью "гомосексуализм" - это слово валторнист тоже произносил. "Почему Грегори утверждал, что это что-то новое? - размышлял он, прочитав статью. - Старо как мир. И в Древней Элладе, и в древнем Риме, и в армии Ганнибала и Александра Македонского процветала эта "возвышенная и чистая любовь". Значит, что-то в ней есть? Ведь не по принуждению, а по взаимному согласию".
На день Святого Патрика Грегори пригласил Уинстона в Нью-Йорк. Маму уговаривать пришлось недолго. И вот уже в новеньком бежевом "олдсмобиле" Грегори ни свет ни заря они мчатся на северо-запад в предвкушении традиционного парада и праздничных развлечений. Они бросают машину в одной из боковых улиц и пробираются на Авеню Шествий. В Солнечных лучах торжественно движется платформа, на которой установлена статуя легендарного Первого Епископа и патрона Ирландии и всех ирландцев. Гремят оркестры, слышны восторженные возгласы, бодро маршируют девушки в национальных нарядах и с обязательными зелеными юбками, шарфами, гетрами. С верхних этажей небоскребов летят конфетти, легкий ветерок развевает ирландские знамена, колонна старых ветеранов следует за молодежью, из динамиков несутся милые сердцам переселенцев мелодии древней и всегда любимой, незабвенной Родины.
Пивком Уинстон баловался с товарищами и раньше. Тайком, конечно. В этот день он пил открыто, как взрослый. Грегори не осуждал, напротив поощрял лихую удаль в питии. Пиво, вино, снова пиво, опять вино. Море разливанное! К пяти часам стало ясно, что отправляться в обратный путь небезопасно. Не то, чтобы оба они лыка не вязали, нет. А лучше не рисковать, ведь и сам чувствуешь себя за рулем всемогущим лордом, и у других хмельной фанаберии - хоть пруд ею пруди. В скромной гостинице сняли два номера, приняли душ, часик отдохнули. Заснуть не удалось: здание было хлипкое, сквозь тонкие стенки были слышны голоса, музыка, кто-то пел, кто-то хохотал, кто-то увещевал, уговаривал, обнадеживал. Грегори пригласил Уинстона к себе. На тщедушном боковом столике, притулившемся у видавшего виды дивана, уже стояли две литровые бутылки "Джим Бима", дюжина "Милуоки лайт", "Севен ап", картонка "Кентакки фрайд чикен", пакет сэндвичей. Гулять так гулять! - он улыбался, он был само радушие. Выпили за первого ирландца-христианина, выпили за всех ирландцев-христиан, католиков и протестантов; выпили за Дублин и Белфаст; выпили за тридцать пятого президента и за дядю Лео; за Третью Авеню; за приютившую на эту ночь обитель; за тараканов, которые приветствуют постояльцев своими смешными усищами...
- Смотри, Грегори, люстра из пяти лепестков, лампа лишь в одном. И она вертится, вертится... И вместе с ней кружатся стены, и пол, и потолок, и ты, и я! Какой танец, какой быстрый, стремительный! И я па... па... па...
И, не закончив слово, Уинстон упал на пол. А проснулся голым, в постели Грегори, в его плотных, жадных объятиях.
В самом начале первого года учебы в университете, в День Благодарения, после традиционной индейки дома, Уинстон умчался к приятелю по курсу. Тот жил в студенческой коммуне и пригласил его на вечеринку. Если не считать сугубо национального окраса питья и еды, студенческие междусобойчики во все мире похожи как две капли воды. По духу. Музычка, анекдотцы, танцульки все и всё слегка во хмелю, в легкой хохмаческой дурашливости. Парочки жмутся по темным укромным уголкам. Вот и Уинстон, захмелев от нескольких вместительных рюмок метаксы (один из членов коммуны был греком) приглянулся миленькой креолке из Бразилии. Началось с изобретательного рок-н-ролла, а закончилось тем, что неистовая Кончита увлекла его в темный чуланчик на втором этаже. Она была гиперактивна, наивно и твердо полагая, что именно это - главное в любви. На Уинстона же эта близость произвела гнетущее впечатление. Грегори был нежен, предупредителен, первая в жизни женщина нахраписта, нетерпелива, неряшлива. И хотя потом он женится и пройдет через всю жизнь бисексуалом, на стороне у него будут исключительно "голубые" связи. И все из-за пьяного грехопадения, безрадостного, оставившего в душе мерзко горькую, отвратительную оскомину.
Как ни странно, на работу в ЦРУ его рекомендовал дядя Лео. Нет, он никак не был связан с могущественным разведывательным сообществом. Просто его тогдашний глава, меломан и поклонник знаменитого маэстро, на приеме в Белом Доме 4 июля спросил, сколько у него детей и чем они занимаются.
- У меня один племянник и он только что закончил университет.
- Естественник?
- Нет, гуманитарий.
- Есть определенные планы?
- Пока нет. Знаете, у мальчика аналитический склад ума.
- Мы могли бы его посмотреть.
- Буду признателен.
Дядя Лео не одобрял сумбурного поведения Уинстона, что и высказал ему однажды в своей обычной немногословной, жесткой манере. Теперь он выполнял свой долг: "Уинни вряд ли будет рыцарем плаща и кинжала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52