.. а сейчас он здесь, в редакции...
На этом гудки оборвались. После этого Батурин ещё трижды набирал редакционный телефон Чекушкина, но трубку упорно не брали. Пришлось позвонить вахтеру, чтобы выяснил, в чем дело.
- Арнольд Евсеевич только что ушел домой, - ответил вахтер.
3
Инга сама не помнила, как вышла из Юлькиного подъезда, как добежала до метро, как доехала до какой-то станции, как вышла на улицу, затем побрела по каким-то закоулкам, дворикам, переходам. Она никого не замечала, только без конца шептала, как полоумная: "Ведь Юлька не вынесет. Боже мой! Бедная Юлька! Неужели Алешка умер!" Какие жестокие испытания Господь обрушивает на таких милых людей. Во имя чего? Почему с чекушкиными и вороновичами ничего подобного не происходит?
Тут она встрепенулась и кинулась к таксофону. Бедняжка не помнила, как дозвонилась до института Склифосовского, как она вообще узнала, что нужно звонить именно в институт. Она даже не помнила, каким образом вышла на нужный номер. Но в ту минуту со второй попытки она попала именно туда, куда было нужно.
- Сегодня ночью к вам поступила семья Петровых. Они отравились грибами. Вы не можете сказать, как они себя чувствуют?
- Мы уже давали эту информацию в прессу, - ворчливо ответила тетенька с противным голосом. - Все данные в пресс-центре института. Записывайте: женщину удалось спасти. Ее состояние удовлетворительное. В данный момент её жизни ничто не угрожает. Мальчик скончался в два часа ночи от интоксикации яда бледной поганки. Его отец скончался сегодня в шесть часов утра...
Инга выронила трубку и без сил опустилась на корточки. Сколько она так просидела, в памяти не отпечаталось. Но запомнилось, что в какой-то момент неожиданная злость охватила девушку. Она вскочила на ноги, подняла кверху кулаки и крикнула на всю улицу:
- Пропадите вы все пропадом!
Прохожие шарахнулись в сторону, а Инга дико расхохоталась. Кому предназначалось это восклицание, девушка не помнит. Но в ту минуту, конечно, знала кому. Также она чувствовала, что сейчас с ней начнется истерика.
Вне себя от страха Инга помчалась к недействующему фонтану. Не обращая внимания на окружающих, она умылась несвежей водой из бассейна и, наконец, огляделась. Это была Пушкинская площадь. Вокруг тьмы и тьмы народа, и все смотрят на неё с насмешливым любопытством. Нужно было собраться, поехать в больницу, отыскать Юльку и поплакать вместе с ней.
Она метнулась к переходу, но перед самым входом в метро почему-то раздумала ехать к Юльке. Подошла к таксофону и набрала номер Вороновича. Трубку долго не брали. Наконец длинные гудки оборвались, и обаятельный женский голос произнес:
- Да, я слушаю.
Это был голос его жены. Инга его знала и боялась. Но в ту минуту она ему даже обрадовалась.
- Нельзя ли услышать Натана Сигизмундовича? - произнесла девушка скороговоркой.
- Он на работе, - ответила женщина коротко и сразу положила трубку.
"Тем лучше", - подумала Инга и вошла в метро. Через пятнадцать минут она уже топталась на крыльце у дверей редакции журнала. Несмотря на то что двери были не заперты (это она видела четко), девушка почему-то оробела. В другое время она бы нагло толкнула их и вошла в журнал, как ни в чем не бывало. На этот раз Инга позвонила и дождалась момента, когда вахтер сам распахнул перед ней дверь. Не успела она объяснить свой приход, как охранник, к недоумению гостьи, с готовностью выпалил:
- Ну, наконец-то! Сигизмундович, должно быть, извелся.
Девушка проскочила мимо и подумала, что, вероятно, о её визите Натана предупредила жена. Она поднялась на второй этаж и пошла по пустому коридору. Было тихо и пусто. "Это очень удачно, что сейчас утренние часы и так тихо и пусто", - думала девушка.
Сейчас она бросится к нему в объятья и зароется в его могучих руках. Инга спрячется в них, словно улитка в раковину, все расскажет, попросит прощения, и он поймет и простит. И они больше никогда не расстанутся, ибо девушка в ту минуту знала, что её спасением был Воронович. Не рассорься тогда с ним, она бы никогда больше не встретилась с тем парнем...
У его дверей почему-то сильно пахло парфюмерией, как будто только что распечатали пахучее турецкое мыло. Она рванула на себя дверь и в ужасе застыла на пороге. У неё не было сил даже вскрикнуть. Первую минуту Инга думала, что её обманывает зрение. Бедняжка изо всех сил зажмурилась и сумасшедше тряхнула волосами. Нет, зрение её не обманывает. Ее спасение висело под потолком, а под ногами валялся стул. "Зачем же так, если ждал?" - удивилась она, не в силах пошевелиться.
Его лицо было грустным и уже безвозвратно чужим. Он висел настолько беспомощно и одиноко, что страх начал перерастать в жалость. Внезапно Инга заметила, что из рукава покойного торчит листок. Он как бы специально предназначался для того, чтобы его заметили. "Предсмертная записка, подумала Инга. - Возможно, адресованная мне". А кому же еще, если вахтер сказал, что Натан её ждал.
Преодолев страх, Инга на цыпочках подошла к повешенному и коготками вытянула из рукава вчетверо свернутый лист бумаги. При этом она коснулась ладонью его холодных пальцев и вздрогнула. В ту же минуту, ей показалась, что Воронович едва заметно усмехнулся и приоткрыл один глаз. Инга в ужасе попятилась, впившись глазами в его лицо. Нет. Он не усмехался. И не открывал глаза. Девушка уперлась спиной в дверной косяк и замерла. Внезапно ей снова показалось, что Воронович пошевелил пальцами. Она метнула взгляд на его руки и снова впилась в лицо. После чего осторожно шагнула в коридор и вдруг, развернувшись, что есть духу понеслась прочь.
Коридор был длинный и гулкий. Цоканье босоножек ударяло по мозгам, и от этого было ощущение, что следом бегут и дышат в затылок. Только у самой лестницы Инга позволила себе оглянуться. Коридор просто убивал своей пустотой.
Инга стремительно спустилась с лестницы, пробежала мимо каптерки вахтера и вылетела во двор. В пустом дворе было ещё страшнее. Девушка взглянула на окно его кабинета, которое располагалось прямо над подвалом, и похолодела от ужаса. Воронович смотрел ей вслед и хищно скалился. Потом, на улице, Инга сообразила, что это было не лицо Вороновича, а сбившаяся занавеска. Тем не менее она неслась галопом по Волкову переулку до самого метро. "Теперь домой! Только домой, к маме!" - тикало в мозгах.
В метро она развернула лист бумаги, и лицо её вытянулось от изумления. Это была не предсмертная записка, а обыкновенное четверостишие нелепейшего содержания, отпечатанное на лазерном принтере. "Тьфу!" - с досадой произнесла Инга и, скомкав листок, бросила его на пол.
Едва Инга переступила порог квартиры, мать тут же начала отчитывать за неполитые цветы и пыль на телевизоре. Она нервозно собиралась в свою контору и в упор не замечала смертельной бледности на лице дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
На этом гудки оборвались. После этого Батурин ещё трижды набирал редакционный телефон Чекушкина, но трубку упорно не брали. Пришлось позвонить вахтеру, чтобы выяснил, в чем дело.
- Арнольд Евсеевич только что ушел домой, - ответил вахтер.
3
Инга сама не помнила, как вышла из Юлькиного подъезда, как добежала до метро, как доехала до какой-то станции, как вышла на улицу, затем побрела по каким-то закоулкам, дворикам, переходам. Она никого не замечала, только без конца шептала, как полоумная: "Ведь Юлька не вынесет. Боже мой! Бедная Юлька! Неужели Алешка умер!" Какие жестокие испытания Господь обрушивает на таких милых людей. Во имя чего? Почему с чекушкиными и вороновичами ничего подобного не происходит?
Тут она встрепенулась и кинулась к таксофону. Бедняжка не помнила, как дозвонилась до института Склифосовского, как она вообще узнала, что нужно звонить именно в институт. Она даже не помнила, каким образом вышла на нужный номер. Но в ту минуту со второй попытки она попала именно туда, куда было нужно.
- Сегодня ночью к вам поступила семья Петровых. Они отравились грибами. Вы не можете сказать, как они себя чувствуют?
- Мы уже давали эту информацию в прессу, - ворчливо ответила тетенька с противным голосом. - Все данные в пресс-центре института. Записывайте: женщину удалось спасти. Ее состояние удовлетворительное. В данный момент её жизни ничто не угрожает. Мальчик скончался в два часа ночи от интоксикации яда бледной поганки. Его отец скончался сегодня в шесть часов утра...
Инга выронила трубку и без сил опустилась на корточки. Сколько она так просидела, в памяти не отпечаталось. Но запомнилось, что в какой-то момент неожиданная злость охватила девушку. Она вскочила на ноги, подняла кверху кулаки и крикнула на всю улицу:
- Пропадите вы все пропадом!
Прохожие шарахнулись в сторону, а Инга дико расхохоталась. Кому предназначалось это восклицание, девушка не помнит. Но в ту минуту, конечно, знала кому. Также она чувствовала, что сейчас с ней начнется истерика.
Вне себя от страха Инга помчалась к недействующему фонтану. Не обращая внимания на окружающих, она умылась несвежей водой из бассейна и, наконец, огляделась. Это была Пушкинская площадь. Вокруг тьмы и тьмы народа, и все смотрят на неё с насмешливым любопытством. Нужно было собраться, поехать в больницу, отыскать Юльку и поплакать вместе с ней.
Она метнулась к переходу, но перед самым входом в метро почему-то раздумала ехать к Юльке. Подошла к таксофону и набрала номер Вороновича. Трубку долго не брали. Наконец длинные гудки оборвались, и обаятельный женский голос произнес:
- Да, я слушаю.
Это был голос его жены. Инга его знала и боялась. Но в ту минуту она ему даже обрадовалась.
- Нельзя ли услышать Натана Сигизмундовича? - произнесла девушка скороговоркой.
- Он на работе, - ответила женщина коротко и сразу положила трубку.
"Тем лучше", - подумала Инга и вошла в метро. Через пятнадцать минут она уже топталась на крыльце у дверей редакции журнала. Несмотря на то что двери были не заперты (это она видела четко), девушка почему-то оробела. В другое время она бы нагло толкнула их и вошла в журнал, как ни в чем не бывало. На этот раз Инга позвонила и дождалась момента, когда вахтер сам распахнул перед ней дверь. Не успела она объяснить свой приход, как охранник, к недоумению гостьи, с готовностью выпалил:
- Ну, наконец-то! Сигизмундович, должно быть, извелся.
Девушка проскочила мимо и подумала, что, вероятно, о её визите Натана предупредила жена. Она поднялась на второй этаж и пошла по пустому коридору. Было тихо и пусто. "Это очень удачно, что сейчас утренние часы и так тихо и пусто", - думала девушка.
Сейчас она бросится к нему в объятья и зароется в его могучих руках. Инга спрячется в них, словно улитка в раковину, все расскажет, попросит прощения, и он поймет и простит. И они больше никогда не расстанутся, ибо девушка в ту минуту знала, что её спасением был Воронович. Не рассорься тогда с ним, она бы никогда больше не встретилась с тем парнем...
У его дверей почему-то сильно пахло парфюмерией, как будто только что распечатали пахучее турецкое мыло. Она рванула на себя дверь и в ужасе застыла на пороге. У неё не было сил даже вскрикнуть. Первую минуту Инга думала, что её обманывает зрение. Бедняжка изо всех сил зажмурилась и сумасшедше тряхнула волосами. Нет, зрение её не обманывает. Ее спасение висело под потолком, а под ногами валялся стул. "Зачем же так, если ждал?" - удивилась она, не в силах пошевелиться.
Его лицо было грустным и уже безвозвратно чужим. Он висел настолько беспомощно и одиноко, что страх начал перерастать в жалость. Внезапно Инга заметила, что из рукава покойного торчит листок. Он как бы специально предназначался для того, чтобы его заметили. "Предсмертная записка, подумала Инга. - Возможно, адресованная мне". А кому же еще, если вахтер сказал, что Натан её ждал.
Преодолев страх, Инга на цыпочках подошла к повешенному и коготками вытянула из рукава вчетверо свернутый лист бумаги. При этом она коснулась ладонью его холодных пальцев и вздрогнула. В ту же минуту, ей показалась, что Воронович едва заметно усмехнулся и приоткрыл один глаз. Инга в ужасе попятилась, впившись глазами в его лицо. Нет. Он не усмехался. И не открывал глаза. Девушка уперлась спиной в дверной косяк и замерла. Внезапно ей снова показалось, что Воронович пошевелил пальцами. Она метнула взгляд на его руки и снова впилась в лицо. После чего осторожно шагнула в коридор и вдруг, развернувшись, что есть духу понеслась прочь.
Коридор был длинный и гулкий. Цоканье босоножек ударяло по мозгам, и от этого было ощущение, что следом бегут и дышат в затылок. Только у самой лестницы Инга позволила себе оглянуться. Коридор просто убивал своей пустотой.
Инга стремительно спустилась с лестницы, пробежала мимо каптерки вахтера и вылетела во двор. В пустом дворе было ещё страшнее. Девушка взглянула на окно его кабинета, которое располагалось прямо над подвалом, и похолодела от ужаса. Воронович смотрел ей вслед и хищно скалился. Потом, на улице, Инга сообразила, что это было не лицо Вороновича, а сбившаяся занавеска. Тем не менее она неслась галопом по Волкову переулку до самого метро. "Теперь домой! Только домой, к маме!" - тикало в мозгах.
В метро она развернула лист бумаги, и лицо её вытянулось от изумления. Это была не предсмертная записка, а обыкновенное четверостишие нелепейшего содержания, отпечатанное на лазерном принтере. "Тьфу!" - с досадой произнесла Инга и, скомкав листок, бросила его на пол.
Едва Инга переступила порог квартиры, мать тут же начала отчитывать за неполитые цветы и пыль на телевизоре. Она нервозно собиралась в свою контору и в упор не замечала смертельной бледности на лице дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51