Он обладал большой силой, но не был буйным человеком. Кетиль Гува поехал на запад, в Брейдафьорд, и поселился в Торскафьорде. По его имени долину назвали Гувудаль, а фьорд – Гувуфьорд. Жену его звали Ири, она была дочерью Гейрмунда Адская Кожа. Их сына звали Вали.
Жил человек по имени Грим. Он был сыном Свертинга. Он жил в Мосфелле, ниже пустоши. Он был богат и знатен родом. Его единоутробную сестру звали Раннвейг, она была женой Тородда, годи в Альфусе. Их сын был законоговоритель Скафти. Грим тоже был позже законоговорителем. Он посватался за Тордис, дочь Торольва, племянницу и падчерицу Эгиля. Эгиль любил Тордис не меньше, чем своих собственных детей. Она была очень красивая женщина. Так как Эгиль знал, что Грим – человек знатный и потому подходящий, чтобы быть ее мужем, они были помолвлены. Тордис выдали замуж за Грима. Эгиль выделил ей тогда ее отцовское наследство. Она поехала к Гриму, и оба они долго жили в Мосфелле.
LXXVIII
Жил человек по имени Олав. Отцом его был Хаскульд, сын Колля из Долин, а матерью Мелькорка, дочь ирландского короля Мюркьяртана. Олав жил в Хьярдархольте, в долине Лаксдаль на Брейдафьорде. Олав был очень богат и красив собой. Это был очень достойный человек. Олав посватался за Торгерд, дочь Эгиля. Торгерд была девушка красивая, рослая, умная и очень гордая, но всегда спокойная и покладистая. Эгиль хорошо знал, кто такой Олав, и понимал, что он достойный жених. Поэтому Торгерд выдали замуж за Олава. Она поехала с ним в Хьярдархольт. Их детей звали Кьяртан, Торберг, Халльдор, Стейндор, Турид, Торбьярг, Бергтора. Бергтора была женою годи Торхалля, сына Одди. Торбьярг была сначала женой Асгейра, сына Кнатта, потом – Вермунда, сына Торгрима. Турид была замужем за Гудмундом, сыном Сальмунда, и у них были сыновья Халль и Барди Убийца. Оцур, сын Эйвинда, брат Тородда из Альфуса, получил в жены дочь Эгиля, Беру.
Бадвар, сын Эгиля, был тогда в расцвете юности. Это был многообещающий юноша, красивый собою, рослый и сильный, такой, каким были в его годы и Эгиль и Торольв. Эгиль очень любил его, и Бадвар тоже был очень привязан к нему. Однажды летом в реку Хвиту вошел корабль, и там был большой торг. Эгиль купил там много лесу и велел отвезти его на корабле домой. Его люди отплыли на корабле с восемью скамьями для гребцов, который был у Эгиля.
Случилось так, что Бадвар попросил их взять и его с собой, и они согласились. Так он поплыл с ними к устью реки Хвиты. Их было шестеро на судне с восемью скамьями для гребцов. Они собрались плыть домой, но им мешал вечерний прилив, и так как им пришлось пережидать его, они отправились только поздно вечером. Тут поднялся очень сильный юго-западный ветер, а отливное течение шло ему навстречу. Вода бурлила во фьорде, как это часто бывает там. В конце концов корабль затонул, и все они погибли.
На другой день волны прибили их тела к берегу, и тело Бадвара оказалось у мыса Эйнарснес. Другие тела отнесло на юг фьорда, и туда же прибило корабль. Его нашли у скалы Рейкьярхамар.
Эгиль узнал о случившемся в тот же день и сразу поехал разыскивать тело сына. Он нашел его на берегу. Эгиль поднял его, положил перед собой и так поехал на мыс Дигранес к могильному холму Скаллагрима. Он велел раскопать холм и положил Бадвара рядом со Скаллагримом. После этого холм был опять засыпан, но не раньше, чем день склонился к вечеру.
Потом Эгиль уехал домой, в Борг. И когда он вернулся, то пошел сразу в каморку, где он обычно спал. Он лег и задвинул засов. Никто не смел заговорить с ним. Еще рассказывают, что когда Бадвара хоронили, Эгиль был одет так: чулки плотно облегали его ноги, на нем была красная матерчатая одежда, узкая в верхней части и зашнурованная сбоку. И люди рассказывают, что он так глубоко вздохнул, что одежда на нем лопнула и чулки тоже.
Эгиль не отпер двери своей каморки и на другой день и не принимал ни еды, ни питья. Так пролежал он весь день и следующую ночь. Никто не смел заговорить с ним.
А на третье утро, когда рассвело, Асгерд велела одному человеку сесть на коня – тот помчался во весь опор на запад, в Хьярдархольт, – и рассказать обо всем, что случилось, Торгерд. Было после полудня, когда он приехал туда. Посланный сказал также, что Асгерд просит ее как можно скорее приехать в Борг.
Торгерд велела сразу же седлать коня, и с ней поехали двое человек. Они скакали весь вечер и всю ночь, пока не прибыли в Борг. Торгерд сразу вошла в дом. Асгерд поздоровалась с ней и спросила, ужинала ли она. Торгерд громко ответила:
– Я не ужинала и не буду ужинать, пока не попаду к Фрее. Я намерена последовать примеру моего отца, я не хочу пережить его и брата.
Она подошла к спальной каморке и крикнула:
– Отец, отопри! Я хочу, чтоб мы оба отправились одним путем.
Эгиль отодвинул засов. Тогда Торгерд вошла и задвинула засов снова. Она легла на другое ложе, которое там было. Тогда Эгиль сказал:
– Это хорошо, дочь, что ты хочешь последовать за отцом. Большую любовь выказала ты мне. Что за смысл жить мне дольше с таким горем?
Они молчали некоторое время. Потом Эгиль спросил: – Что это, дочка? Ты что-то жуешь?
– Я жую водоросль, – сказала она, – потому что, думаю, мне станет хуже от нее. Иначе, боюсь, я проживу слишком долго.
– А разве она вредна? – спросил Эгиль.
– Да, очень, – отвечала она. – Хочешь попробовать?
– Что ж! – сказал Эгиль.
Спустя некоторое время она крикнула, чтобы ей принесли пить. Ей принесли воды. Тогда Эгиль сказал:
– Это всегда так. Когда поешь водоросли, хочется пить без конца.
– Хочешь попить, отец? – спрашивает Торгерд.
Он взял рог с питьем и сделал большой глоток. Торгерд сказала:
– Нас обманули, это молоко.
Тогда Эгиль впился зубами в рог, откусил кусок и бросил рог на землю. А Торгерд сказала:
– Что ж нам теперь делать? Наш замысел расстроился. Я все же хотела бы, отец, продлить нашу жизнь, чтобы ты мог сочинить поминальную песнь Бадвару. А я бы вырезала ее рунами на дереве. А потом давай умрем, если нам покажется, что так надо. Твой сын Торстейн вряд ли сочинит поминальную песнь Бадвару, а ведь не подобает оставлять его без посмертной почести, потому что я думаю, что из нас двоих ни один не будет сидеть на его тризне.
Эгиль сказал, что и в самом деле едва ли можно надеяться на то, что Торстейн сумеет сочинить песнь Бадвару, даже если попытается.
– Так что я попробую сам, – добавил он.
У Эгиля был еще один сын, Гуннар, и он тоже недавно умер. Вот начало песни:
Тягостно мне
Неволить язык –
Песню слагать.
Одина мед
Мне не дается.
Трудно слова
Из горла
Исторгнуть.
Чем далее сочинял, тем более креп Эгиль, и когда песнь была окончена, он исполнил ее Асгерд, Торгерд и своим домочадцам. Он встал со своего ложа и сел на почетное сиденье. Эту песнь он назвал «Утрата сыновей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Жил человек по имени Грим. Он был сыном Свертинга. Он жил в Мосфелле, ниже пустоши. Он был богат и знатен родом. Его единоутробную сестру звали Раннвейг, она была женой Тородда, годи в Альфусе. Их сын был законоговоритель Скафти. Грим тоже был позже законоговорителем. Он посватался за Тордис, дочь Торольва, племянницу и падчерицу Эгиля. Эгиль любил Тордис не меньше, чем своих собственных детей. Она была очень красивая женщина. Так как Эгиль знал, что Грим – человек знатный и потому подходящий, чтобы быть ее мужем, они были помолвлены. Тордис выдали замуж за Грима. Эгиль выделил ей тогда ее отцовское наследство. Она поехала к Гриму, и оба они долго жили в Мосфелле.
LXXVIII
Жил человек по имени Олав. Отцом его был Хаскульд, сын Колля из Долин, а матерью Мелькорка, дочь ирландского короля Мюркьяртана. Олав жил в Хьярдархольте, в долине Лаксдаль на Брейдафьорде. Олав был очень богат и красив собой. Это был очень достойный человек. Олав посватался за Торгерд, дочь Эгиля. Торгерд была девушка красивая, рослая, умная и очень гордая, но всегда спокойная и покладистая. Эгиль хорошо знал, кто такой Олав, и понимал, что он достойный жених. Поэтому Торгерд выдали замуж за Олава. Она поехала с ним в Хьярдархольт. Их детей звали Кьяртан, Торберг, Халльдор, Стейндор, Турид, Торбьярг, Бергтора. Бергтора была женою годи Торхалля, сына Одди. Торбьярг была сначала женой Асгейра, сына Кнатта, потом – Вермунда, сына Торгрима. Турид была замужем за Гудмундом, сыном Сальмунда, и у них были сыновья Халль и Барди Убийца. Оцур, сын Эйвинда, брат Тородда из Альфуса, получил в жены дочь Эгиля, Беру.
Бадвар, сын Эгиля, был тогда в расцвете юности. Это был многообещающий юноша, красивый собою, рослый и сильный, такой, каким были в его годы и Эгиль и Торольв. Эгиль очень любил его, и Бадвар тоже был очень привязан к нему. Однажды летом в реку Хвиту вошел корабль, и там был большой торг. Эгиль купил там много лесу и велел отвезти его на корабле домой. Его люди отплыли на корабле с восемью скамьями для гребцов, который был у Эгиля.
Случилось так, что Бадвар попросил их взять и его с собой, и они согласились. Так он поплыл с ними к устью реки Хвиты. Их было шестеро на судне с восемью скамьями для гребцов. Они собрались плыть домой, но им мешал вечерний прилив, и так как им пришлось пережидать его, они отправились только поздно вечером. Тут поднялся очень сильный юго-западный ветер, а отливное течение шло ему навстречу. Вода бурлила во фьорде, как это часто бывает там. В конце концов корабль затонул, и все они погибли.
На другой день волны прибили их тела к берегу, и тело Бадвара оказалось у мыса Эйнарснес. Другие тела отнесло на юг фьорда, и туда же прибило корабль. Его нашли у скалы Рейкьярхамар.
Эгиль узнал о случившемся в тот же день и сразу поехал разыскивать тело сына. Он нашел его на берегу. Эгиль поднял его, положил перед собой и так поехал на мыс Дигранес к могильному холму Скаллагрима. Он велел раскопать холм и положил Бадвара рядом со Скаллагримом. После этого холм был опять засыпан, но не раньше, чем день склонился к вечеру.
Потом Эгиль уехал домой, в Борг. И когда он вернулся, то пошел сразу в каморку, где он обычно спал. Он лег и задвинул засов. Никто не смел заговорить с ним. Еще рассказывают, что когда Бадвара хоронили, Эгиль был одет так: чулки плотно облегали его ноги, на нем была красная матерчатая одежда, узкая в верхней части и зашнурованная сбоку. И люди рассказывают, что он так глубоко вздохнул, что одежда на нем лопнула и чулки тоже.
Эгиль не отпер двери своей каморки и на другой день и не принимал ни еды, ни питья. Так пролежал он весь день и следующую ночь. Никто не смел заговорить с ним.
А на третье утро, когда рассвело, Асгерд велела одному человеку сесть на коня – тот помчался во весь опор на запад, в Хьярдархольт, – и рассказать обо всем, что случилось, Торгерд. Было после полудня, когда он приехал туда. Посланный сказал также, что Асгерд просит ее как можно скорее приехать в Борг.
Торгерд велела сразу же седлать коня, и с ней поехали двое человек. Они скакали весь вечер и всю ночь, пока не прибыли в Борг. Торгерд сразу вошла в дом. Асгерд поздоровалась с ней и спросила, ужинала ли она. Торгерд громко ответила:
– Я не ужинала и не буду ужинать, пока не попаду к Фрее. Я намерена последовать примеру моего отца, я не хочу пережить его и брата.
Она подошла к спальной каморке и крикнула:
– Отец, отопри! Я хочу, чтоб мы оба отправились одним путем.
Эгиль отодвинул засов. Тогда Торгерд вошла и задвинула засов снова. Она легла на другое ложе, которое там было. Тогда Эгиль сказал:
– Это хорошо, дочь, что ты хочешь последовать за отцом. Большую любовь выказала ты мне. Что за смысл жить мне дольше с таким горем?
Они молчали некоторое время. Потом Эгиль спросил: – Что это, дочка? Ты что-то жуешь?
– Я жую водоросль, – сказала она, – потому что, думаю, мне станет хуже от нее. Иначе, боюсь, я проживу слишком долго.
– А разве она вредна? – спросил Эгиль.
– Да, очень, – отвечала она. – Хочешь попробовать?
– Что ж! – сказал Эгиль.
Спустя некоторое время она крикнула, чтобы ей принесли пить. Ей принесли воды. Тогда Эгиль сказал:
– Это всегда так. Когда поешь водоросли, хочется пить без конца.
– Хочешь попить, отец? – спрашивает Торгерд.
Он взял рог с питьем и сделал большой глоток. Торгерд сказала:
– Нас обманули, это молоко.
Тогда Эгиль впился зубами в рог, откусил кусок и бросил рог на землю. А Торгерд сказала:
– Что ж нам теперь делать? Наш замысел расстроился. Я все же хотела бы, отец, продлить нашу жизнь, чтобы ты мог сочинить поминальную песнь Бадвару. А я бы вырезала ее рунами на дереве. А потом давай умрем, если нам покажется, что так надо. Твой сын Торстейн вряд ли сочинит поминальную песнь Бадвару, а ведь не подобает оставлять его без посмертной почести, потому что я думаю, что из нас двоих ни один не будет сидеть на его тризне.
Эгиль сказал, что и в самом деле едва ли можно надеяться на то, что Торстейн сумеет сочинить песнь Бадвару, даже если попытается.
– Так что я попробую сам, – добавил он.
У Эгиля был еще один сын, Гуннар, и он тоже недавно умер. Вот начало песни:
Тягостно мне
Неволить язык –
Песню слагать.
Одина мед
Мне не дается.
Трудно слова
Из горла
Исторгнуть.
Чем далее сочинял, тем более креп Эгиль, и когда песнь была окончена, он исполнил ее Асгерд, Торгерд и своим домочадцам. Он встал со своего ложа и сел на почетное сиденье. Эту песнь он назвал «Утрата сыновей».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54