Рабочие на другом берегу поддевали крючьями одно за другим - и эти движения передавались остальным, так тесно толкались они в воде.
Сайто прикинул высоту плотины - вышло что-то около полутора дзё63.
– Да. И у нас только дуб и сосна. На шпалы идет средняя часть ствола. Здесь следят за тем, чтобы древесина отбиралась тщательно.
Ввиду причин инспекции заявление было несколько опрометчивым, но господин инженер промолчал.
– Конечно же, сучья обрубают еще там, наверху, - Синдо жестом пригласил их перейти плотину. - Но не следуют думать, что их бросают зря. Самые толстые идут на уголь, из остальных делают топливо.
– А в чем разница? - подыграл Сайто.
– Уголь, - снисходительно вздохнул Синдо, - используется в очистительных фильтрах для… чего угодно. Наш идет на винокурни господина Мияги. Подумать только, в свое время господин Мияги приобрел эти земли как раз для нужд своих винокурен. Кто же знал, что здесь, в горе - настоящее сокровище, черное золото… Побочные продукты сначала нейтрализуются известью, а затем из них извлекается спирт; а известь в сочетании с уксусной кислотой служит для добычи уксусно-кислого кальция. Последний направляется в сушильни полужидким, частично сушится на воздухе, а потом в больших сушильнях. И уже твердым его смешивают с этиловым спиртом и серной кислотой для получения уксусно-кислого этила. Этот продукт, господа, весьма востребован кожевенниками. Остатки масел идут на топливо. Каждая тонна дерева дает 135 фунтов уксуснокислой извести, 61 галлон 82-процентного метилового спирта, 610 фунтов угля, 15 галлонов дегтя, богатые масла, осветительные масла, креозот и 600 кубических футов горючего газа. И мы не остановимся на этом.
– Впечатляет, - кивнул Асахина.
– Вот угольные ямы.
Синдо мог бы и не показывать пальцем - дрожащий воздух над провалом в земле говорил сам за себя. Сайто ступил на край мостков, ведущий вниз.
Внизу был ад.
Инспектор видел раньше, как пережигают древесный уголь - яму, где горит дерево, присыпали землей, обкладывали дерном, чтобы огонь не мог добраться до воздуха… А тут - камень и металл, трубы, отводящие дым в какой-то длинный барак - наверное, ту самую сушильню, о которой говорил господин Синдо, - и сухой, лютый жар без огня.
Среди раскаленных печей сновали раздетые до набедренных повязок люди - в один цилиндр грузили дрова, из другого высыпали черный, отливающий серебром уголь. Неподалеку от ямы в траве под деревом был овражек поменьше - и оттуда доносился отчаянный рев младенца.
– Что там? - не дожидаясь ответа, Асахина зашагал в ту сторону.
Десятка полтора детишек, от совсем крохотных до трехлетних, копошились в песке. За ними, покуривая трубку, приглядывала черная сморщенная старуха. Орущий младенец не производил на нее никакого впечатления.
– В чем дело? - спросил инженер. - Отчего здесь дети и чьи они?
– Работниц из горячих цехов, - пожал плечами Синдо. - Те женщины, что работают на лесопилке и на вагонетках, носят детей за спиной, а в горячий цех, сушильню или угольную яму ребенка не возьмешь.
Девочка лет трех на дне ямы подняла голову - и, не переставая разглядывать гостей, помочилась под себя.
– Почему мать не придет и не покормит малыша?
– Она должна сначала выполнить урок, - Синдо поморщился. - Здесь дурно пахнет, пойдемте.
– Младенцу не больше недели. Вы выпустили на работу женщину, родившую всего неделю назад?
Синдо поморщился.
– У этих неприкасаемых железное здоровье, Асахина-сэнсэй. Право слово, вы зря о них беспокоитесь. А если бы они были не так блудливы, у них не было бы забот со своим отродьем. Вечером мать покормит его, а если он сдохнет до вечера - невелика беда, у нее еще до весны будет новый. Поверьте, они жалеют о своих выродках не больше, чем крысы.
– Если вечером, - спокойно спросил инспектор, - почему дети здесь?
Тому могло быть несколько причин, но инспектор полагал, что уже знает, в чем дело.
– Ну, так удобнее все же: меньше идти и есть кому присмотреть - деревня в это время дня пуста…
Инспектор кивнул. Мужчины на работе, женщины на работе, но работа - разная, ее много и не сразу скажешь, отлучился ли человек по делу - или сбежал. Если дети здесь и под присмотром, бежать труднее.
– Я вынужден буду настаивать на изменении условий труда ваших работников, - ровным голосом сказал Асахина. - Или на передаче подряда в другие руки.
Подряд в любом случае перейдет в другие руки, но если инженер промолчит, это будет выглядеть странно.
– Если подряд отберут, эти детишки просто сдохнут с голоду, - улыбнулся Синдо. - Так-то вам их жаль?
– Я все-таки полагаю, что потеря ничтожной выгоды от использования женского труда и экономии на мужской заработной плате мало ударит по концерну Мияги. Гораздо меньше, чем потеря лица. Прошу вас, соберите матерей и отправьте их с детьми в поселок.
– Если пройдет слух, что мы кормим всех шлюх даром, - осклабился Синдо, - они, боюсь, возьмут головное управления концерна Мияги в осаду.
– Разве эти женщины не работали на вас до рождения детей? - Асахина вскинул голову. - Или я должен поклониться вам в ноги?
– Что вы, что вы, такого позора я не переживу! - Синдо согнулся. - Так и быть, сегодня по случаю визита господ из столицы у всех матерей будет выходной. Прикажете отпустить с работ и детей?
– А много их у вас занято? И где?
– Сбор опилок, обработка сучьев, щепок, работа по кухне, уборка. У нас не бездельничают.
– Я вижу, - Асахина кивнул на метущую двор у барака девочку, которая была меньше своей метлы.
– Мне казалось, что наш подход должен бы встретить одобрение в столице.
– В столице, - спокойно сказал инспектор, - полагают, что нам придется много строить и, может быть, очень много воевать. А голодные, забитые люди - плохие работники и еще худшие солдаты.
– Голодные? Что вы, они питаются лучше, чем в собственных деревнях, или откуда они там сбежали. Скот должен быть покорен и сыт. Не верите? Хотите, пройдем на кухню?
– Да, пожалуй, - согласился Асахина. Проходя мимо девочки с метлой, остановился, присел перед ней на корточки и заглянул в лицо. Потом посмотрел на ноги - из под короткого кимоно торчали коленки. Лодыжки были в продолговатых синяках. Девочка, вцепившись в метлу, замерла от ужаса.
– Сделайте выходной для всех детей младше десяти лет, господин Синдо, - попросил Асахина.
– Для вас все что угодно - но это замедлит обед. Мне некем заменить кухонных рабочих.
– Хорошо, отпустите поварят после обеда, - инженер вздохнул.
Какой интересный сдвиг. Вряд ли это мысли самого господина Синдо. "Скот должен быть покорен и сыт " - это даже не китайское, пожалуй, это кое у кого из заморских соседей считают, что в покорности людей может надежно держать только неослабевающий панический страх… Хотелось бы знать, так думают в компании Мияги - или в другом месте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Сайто прикинул высоту плотины - вышло что-то около полутора дзё63.
– Да. И у нас только дуб и сосна. На шпалы идет средняя часть ствола. Здесь следят за тем, чтобы древесина отбиралась тщательно.
Ввиду причин инспекции заявление было несколько опрометчивым, но господин инженер промолчал.
– Конечно же, сучья обрубают еще там, наверху, - Синдо жестом пригласил их перейти плотину. - Но не следуют думать, что их бросают зря. Самые толстые идут на уголь, из остальных делают топливо.
– А в чем разница? - подыграл Сайто.
– Уголь, - снисходительно вздохнул Синдо, - используется в очистительных фильтрах для… чего угодно. Наш идет на винокурни господина Мияги. Подумать только, в свое время господин Мияги приобрел эти земли как раз для нужд своих винокурен. Кто же знал, что здесь, в горе - настоящее сокровище, черное золото… Побочные продукты сначала нейтрализуются известью, а затем из них извлекается спирт; а известь в сочетании с уксусной кислотой служит для добычи уксусно-кислого кальция. Последний направляется в сушильни полужидким, частично сушится на воздухе, а потом в больших сушильнях. И уже твердым его смешивают с этиловым спиртом и серной кислотой для получения уксусно-кислого этила. Этот продукт, господа, весьма востребован кожевенниками. Остатки масел идут на топливо. Каждая тонна дерева дает 135 фунтов уксуснокислой извести, 61 галлон 82-процентного метилового спирта, 610 фунтов угля, 15 галлонов дегтя, богатые масла, осветительные масла, креозот и 600 кубических футов горючего газа. И мы не остановимся на этом.
– Впечатляет, - кивнул Асахина.
– Вот угольные ямы.
Синдо мог бы и не показывать пальцем - дрожащий воздух над провалом в земле говорил сам за себя. Сайто ступил на край мостков, ведущий вниз.
Внизу был ад.
Инспектор видел раньше, как пережигают древесный уголь - яму, где горит дерево, присыпали землей, обкладывали дерном, чтобы огонь не мог добраться до воздуха… А тут - камень и металл, трубы, отводящие дым в какой-то длинный барак - наверное, ту самую сушильню, о которой говорил господин Синдо, - и сухой, лютый жар без огня.
Среди раскаленных печей сновали раздетые до набедренных повязок люди - в один цилиндр грузили дрова, из другого высыпали черный, отливающий серебром уголь. Неподалеку от ямы в траве под деревом был овражек поменьше - и оттуда доносился отчаянный рев младенца.
– Что там? - не дожидаясь ответа, Асахина зашагал в ту сторону.
Десятка полтора детишек, от совсем крохотных до трехлетних, копошились в песке. За ними, покуривая трубку, приглядывала черная сморщенная старуха. Орущий младенец не производил на нее никакого впечатления.
– В чем дело? - спросил инженер. - Отчего здесь дети и чьи они?
– Работниц из горячих цехов, - пожал плечами Синдо. - Те женщины, что работают на лесопилке и на вагонетках, носят детей за спиной, а в горячий цех, сушильню или угольную яму ребенка не возьмешь.
Девочка лет трех на дне ямы подняла голову - и, не переставая разглядывать гостей, помочилась под себя.
– Почему мать не придет и не покормит малыша?
– Она должна сначала выполнить урок, - Синдо поморщился. - Здесь дурно пахнет, пойдемте.
– Младенцу не больше недели. Вы выпустили на работу женщину, родившую всего неделю назад?
Синдо поморщился.
– У этих неприкасаемых железное здоровье, Асахина-сэнсэй. Право слово, вы зря о них беспокоитесь. А если бы они были не так блудливы, у них не было бы забот со своим отродьем. Вечером мать покормит его, а если он сдохнет до вечера - невелика беда, у нее еще до весны будет новый. Поверьте, они жалеют о своих выродках не больше, чем крысы.
– Если вечером, - спокойно спросил инспектор, - почему дети здесь?
Тому могло быть несколько причин, но инспектор полагал, что уже знает, в чем дело.
– Ну, так удобнее все же: меньше идти и есть кому присмотреть - деревня в это время дня пуста…
Инспектор кивнул. Мужчины на работе, женщины на работе, но работа - разная, ее много и не сразу скажешь, отлучился ли человек по делу - или сбежал. Если дети здесь и под присмотром, бежать труднее.
– Я вынужден буду настаивать на изменении условий труда ваших работников, - ровным голосом сказал Асахина. - Или на передаче подряда в другие руки.
Подряд в любом случае перейдет в другие руки, но если инженер промолчит, это будет выглядеть странно.
– Если подряд отберут, эти детишки просто сдохнут с голоду, - улыбнулся Синдо. - Так-то вам их жаль?
– Я все-таки полагаю, что потеря ничтожной выгоды от использования женского труда и экономии на мужской заработной плате мало ударит по концерну Мияги. Гораздо меньше, чем потеря лица. Прошу вас, соберите матерей и отправьте их с детьми в поселок.
– Если пройдет слух, что мы кормим всех шлюх даром, - осклабился Синдо, - они, боюсь, возьмут головное управления концерна Мияги в осаду.
– Разве эти женщины не работали на вас до рождения детей? - Асахина вскинул голову. - Или я должен поклониться вам в ноги?
– Что вы, что вы, такого позора я не переживу! - Синдо согнулся. - Так и быть, сегодня по случаю визита господ из столицы у всех матерей будет выходной. Прикажете отпустить с работ и детей?
– А много их у вас занято? И где?
– Сбор опилок, обработка сучьев, щепок, работа по кухне, уборка. У нас не бездельничают.
– Я вижу, - Асахина кивнул на метущую двор у барака девочку, которая была меньше своей метлы.
– Мне казалось, что наш подход должен бы встретить одобрение в столице.
– В столице, - спокойно сказал инспектор, - полагают, что нам придется много строить и, может быть, очень много воевать. А голодные, забитые люди - плохие работники и еще худшие солдаты.
– Голодные? Что вы, они питаются лучше, чем в собственных деревнях, или откуда они там сбежали. Скот должен быть покорен и сыт. Не верите? Хотите, пройдем на кухню?
– Да, пожалуй, - согласился Асахина. Проходя мимо девочки с метлой, остановился, присел перед ней на корточки и заглянул в лицо. Потом посмотрел на ноги - из под короткого кимоно торчали коленки. Лодыжки были в продолговатых синяках. Девочка, вцепившись в метлу, замерла от ужаса.
– Сделайте выходной для всех детей младше десяти лет, господин Синдо, - попросил Асахина.
– Для вас все что угодно - но это замедлит обед. Мне некем заменить кухонных рабочих.
– Хорошо, отпустите поварят после обеда, - инженер вздохнул.
Какой интересный сдвиг. Вряд ли это мысли самого господина Синдо. "Скот должен быть покорен и сыт " - это даже не китайское, пожалуй, это кое у кого из заморских соседей считают, что в покорности людей может надежно держать только неослабевающий панический страх… Хотелось бы знать, так думают в компании Мияги - или в другом месте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46