– Вот увидим. До свидания…
Зубов протянул руку.
– Еще одумаетесь… – шепнула лукаво и насмешливо княжна, тоже подавая руку.
Зубов нагнулся, очевидно, с целью поцеловать ее. Эмете быстро отдернула руку.
– Княжна… Поцеловать руку у нас не считается оскорблением для хорошенькой женщины.
– Нет. Я не хочу…
– Ну, я прошу, настаиваю…
– Никогда!
– Ну, хотя бы за все те неприятные, оскорбительные слова, которые вы мне наговорили сейчас.
– Ни за что!
– Я вас умоляю…
– Ни за что! Никогда! Хоть убейте…
– Я вас умоляю, княжна. Я не уйду без этого! – вдруг заупрямился Зубов, как баловень столицы.
Эмете была первая женщина, которая не оказалась счастливой от такого знака внимания с его стороны.
Наступило молчание. Зубов стоял, протянув руку, и видно было по его лицу, что он не уступит.
– Я не уйду… Не уйду! Хоть до вечера… – шепнул он, глядя в прелестное личико княжны.
– Но я не могу допустить этого… У нас это не в обычае… Поймите…
– Вы в России, а не в Персии…
– Что ж из этого?..
– Мы одни… Никто не увидит, не узнает.
Княжна молчала, стояла опустив глаза и сильно смущенная. Даже лицо ее зарумянилось сильнее.
– Оставьте это… Прощайте! – вымолвила она наконец.
– Повторяю десятый раз: ни за что! Вы упрямы. Я тоже.
Княжна двинулась в сторону. Зубов догадался и заступил ей дорогу. Она очутилась между ним и диванчиком, как в западне.
– Послушайте, если так… – заговорила она.
– То я буду кричать и звать моих к себе на помощь, – прибавил Зубов, смеясь.
– Нет… Если вы так упрямы, то я уступаю! Уступаю насилию… Но руку я вам все-таки не дам. Это не обычай у нас… Целуйте меня!
– Вас?! – воскликнул Зубов.
– Да, целуйте меня… Это возможнее… Тут ничего особенного не будет… А руку я не могу. Ну… Изволь-те-с!..
И княжна, став вполоборота, подставила свою щеку. Зубов смутился в свой черед от неожиданности, но был слишком светский человек и слишком шалун в юности, чтобы терять время и раздумывать…
Он нагнулся и крепко поцеловал румяную щечку княжны.
В ту же секунду она юркнула мимо него и убежала из гостиной.
Зубов постоял мгновение один среди горницы, как бы приходя в себя от неожиданной, странной сцены. Потом он рассмеялся и двинулся уезжать.
«Вот уж не ожидал! – думал он. – Не хотела принимать! Наговорила с три короба дерзостей! Не дала руки и подставила личико!.. Однако понятно, почему Питер от нее в восхищении. Замечательный зверек!.. Прелестный котенок!..»
XIII
Наступил день и время, назначенное для тайного венчания.
К вечеру тревога пастора усилилась и перешла в лихорадочное волнение, так как за час до назначенного времени старика поразило странное обстоятельство. Около храма появилось много всякого народу и плотная толпа зевак все росла.
Княжна Эмете, по словам Шмитгофа, никому не хотела говорить о своей свадьбе… Стало быть, Зубов неосторожно рассказал, что поедет на венчание и крестины персидской княжны.
Так или иначе, но старик пастор, выглядывая из окна своей квартиры, был изумлен и встревожен.
Толпа любопытных все увеличивалась и скоро дошла от десятков до сотен. Посланный причетник, потолкавшись в народе, вернулся и доложил пастору, что все эти люди знают, зачем собрались: всем известно, что будет бракосочетание персидской принцессы. Только многие простые люди путают и думают, что сам князь будет венчаться, так как их всех княжеские дворовые люди прогнали сюда глядеть… И сами пришли.
– Как, люди Потемкина?..
Причетник объяснил подробнее, что в числе прочих зевак в толпе оказывается много народу из Таврического дворца, люди князя и их приятели, люди других господ… И все они говорят, что их сейчас только негаданно прислали глядеть на свадебный поезд княжны… Поэтому некоторые из них полагают, что не сам ли князь венчаться будет.
«Что же это такое? – подумал смущенный пастор, – если даже людям Потемкина известна тайна княжны… Что же князь? Покорился участи? Отказался от княжны?»
Однако через полчаса пастор уже в облачении поджидал врачующихся среди освещенной церкви. Что ж было не освещаться и соблюдать тайну, когда ее разделяют сотни зевак, сошедших со всего города.
Но и этого мало. За десять минут до назначенного часа против церкви появились кареты, коляски, экипажи и всадники-гвардейцы… Все это съехалось глядеть свадебный поезд княжны Изфагановой, весть о замужестве и венчании которой молнией пролетела по гостиным не далее как за час перед тем. Некоторые барыни не успели одеться как подобало случаю и поэтому решили ехать поглазеть хоть из кареты на один поезд.
Многие, однако, выходили из экипажей и вступали в церковь, за ними простой народ, кто посмелее, пробирались в «кирку», опросив наперед соседей:
– А как там, тоись, насчет шапки…
– Вестимо без шапок. Тоже храм. И образа, и всякое такое…
– Нет, вы, ребята, – заметил в толпе только один солдат-инвалид, – так подтвердительно не надейтесь… Я этак-то вот, в плену будучи, зашел в басурманов храм да как шапку-то снял – мне в шею и наклали да и вытурили вон. Говорят, нагрешил! Все сами-то в шапках стоят.
В той же толпе весело болтали и лукаво ухмылялись люди Потемкина и все поглядывали в два места, то на угол Итальянской, то на противоположную сторону, где был дом графа Велемирского, наискосок от церкви.
Глухой и темный слух ходил утром между ними, что графу, по случаю свадьбы княжны, поручено что-то диковинное. Чудодей князь что-то затеял!.. И теперь их офицеры тут у графа, гостями.
Наконец шум и говор прошел по толпе. Вдали показалась желтая берлииа, а за ней двое конных – это был Зубов.
Зубов подъехал, вышел и, входя в церковь, был, видимо, удивлен, как и пастор. Не предполагал он быть на свадьбе при таком стечении народа. Он недоумевал. Музыкант умолял его о соблюдении тайны, и поэтому он никому, кроме братьев и двух близких друзей, ни слова не сказал… Ему даже хотелось свое участие в свадьбе сделать сюрпризом. Кто же разболтал? Даже в обществе известно… Кареты!
Зубов прошел в церковь в сопровождении двух офицеров и, встреченный пастором, тихо заговорил с ним. Пастор – это видели наполнявшие церковь – пожимал плечами и ежился как от холода… Расспросы Зубова еще более встревожили старика.
На улице в эту минуту оживились, прошел гул… Вдали показались голубая карета цугом, а за ней несколько открытых экипажей, из которых торчали и остроконечные мерлушечьи колпаки персиян.
– Свадебный поезд!
– Гляди-ко! По-басурмански! Не обвенчаны, а уж вместе.
– Вместе в храм едут. Жених с невестой. Вот, братцы, колено-то!
– Это по-персидски.
– Должно, из церкви зато врозь поедут, в разные стороны! – крикнул кто-то громко, и дружный хохот был ответом на шутку.
– Невеста-то какая… С наперсточек…
– Тише, что вы по ногам ходите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45