Я никогда не знал, когда ты просыпаешься, Абдулла. Мне казалось, что ты подымаешься вместе с цветами и пьешь ту живительную росу, которую им посылает небо. Может быть, от этого ты был всегда веселым и добрым, Абдулла?»
Так, мысленно обратившись к дням своей юности, Якуб представил себе на мгновение родной дом и Абдуллу, согнувшегося над грядкой душистой мяты.
«Хорошо бы увидеть сейчас старика, – подумал юноша, и от этой мысли даже потеплело на сердце. – Если бы свершилось чудо и Абдулла вдруг очутился здесь! Постоять бы рядом с ним и услышать хорошее слово. Ведь добрее Абдуллы нет человека на свете».
Оглядываясь по сторонам, словно надеясь увидеть Абдуллу, Якуб обратил внимание на стену, посеребренную лунным светом и увитую виноградными лозами.
– О, совсем как дома! – воскликнул радостно Якуб. – У нашей калитки так же. – И, поднявшись на цыпочки, он сорвал кисть сочного винограда, почти черного в лунном свете.
Ему показалось, будто он у калитки своего дома. Там такая же стена с виноградными лозами. Тенистая аллея ведет от калитки до порога дома. А на пороге в эту пору всегда сидит мать, отдыхает от дневных забот.
«Как дома», – подумал Якуб, общипывая сочные виноградины. Эти лозы дадут нам красные душистые ягоды. Давно уже он не ел этих ягод. Если бы он был дома, то, наверно, как и прежде, стал бы теперь срезать виноград. А потом он пошел бы в сушильню. Там Абдулла сушил ягоды. Вместе с мальчишками из соседнего двора он всегда помогал Абдулле. Вначале они долго мыли ягоды в арыке, где плескались утки. А потом раскладывали виноградные кисти, стараясь положить их тонким слоем. Он так трудился, что никто из мальчишек не мог с ним сравниться в усердии. И когда красные виноградные ягоды высыхали, их ссыпали в громадный глиняный сосуд.
Хорошее было время, подумал Якуб, но оно ушло безвозвратно. Скоро уже два года, как он в последний раз навестил родителей. И, хотя он тогда рассердился на мать и вознегодовал на старого цирюльника, сейчас он бы охотно повидал их и сказал им, что любит всех по-прежнему. И еще сказал бы, что ему стыдно за те дерзости, которые он позволил себе сказать в минуту гнева. И как он мог подумать тогда, что душа его не будет стремиться к порогу родного дома! Она стремится туда постоянно. И дня не проходит, чтобы ему не вспомнился родной дом. В письмах к отцу он говорит об этом без утайки. А отец умный, он все понимает и нисколько не осуждает сына. Наоборот, он говорит, что так и должно быть. Что нельзя забывать родной дом и не следует пренебрегать памятью о людях, которые желают тебе добра и помнят о тебе. На что же намекает отец? На свои заботы или на доброту старого погонщика? Но видит всемогущий – он не пренебрегает памятью о своих близких. И если бы можно было отделить сердце от разума, то разум его остался бы здесь, а душа вернулась бы к порогу родного дома. О, если бы учитель знал, с какой радостью он пошел сейчас к ювелиру Юсуфу, на эту пыльную улочку, напоминающую чем-то улицу Ткачей в Бухаре! Она такая же кривая, узенькая и пыльная. Сейчас, при луне, даже не поверишь, что это Хорезм, а не Бухара. Только нет за этой улочкой тех мечетей и минаретов, как в Бухаре. Здесь все по-другому.
«Однако мне взгрустнулось, – подумал Якуб. – Я тоскую, но ни за что не покину Хорезм. Я не хочу расставаться с моим благородным устодом. Мне трудно, но и радостно». С чем можно сравнить радость ожидания? Иной раз во время опыта так и ждешь чего-то, волнуешься, все думаешь: вот перед тобой откроется что-то таинственное. И сегодня будет что-то новое. Так хочется скорее увидеть этот опыт с красными камнями! Хорошо, что ювелир Юсуф прислал мальчонку с добрыми вестями. Он велел скорее идти к нему за красными камнями. Это будут хорошие образцы для сравнения, когда устод станет нагревать лалы. Абу-Райхан обрадовался, как младенец, когда увидел мальчонку. Он захлопал в ладоши, радостно засмеялся и велел тут же пойти к Юсуфу, чтобы немедля начать опыт. Хорошо, что камни уже здесь, за поясом. Якуб нащупал их в маленьком мешочке и вспомнил слова ювелира: «Скажи устоду, что я всегда рад ему услужить. Я знаю, что он делает опыты для науки, не для своей прихоти. А когда Абу-Райхан сделает свои опыты, пусть вернет мне эти камни».
Якуб был рад передать устоду добрые слова Юсуфа. Ему нравился ювелир; нравился тем, что, не зная никаких наук, он с величайшим уважением относился ко всем причудам ученого и, уважая ал-Бируни, всегда хотел помочь чем-либо.
«Такой скромный, бескорыстный друг, пожалуй, дороже, чем богатый чиновник», – подумал Якуб.
Миновав узкие, извилистые закоулки квартала ремесленников, Якуб вышел на широкую улицу, где высились дома чиновников дивана. Вот и дом дабира. Из-за высокой стены, скрывающей от прохожих тенистый сад, слышен веселый смех и звуки арфы. Якуб подумал, что у дабира, должно быть, весело и приятно. У бассейна, среди цветов, стоят низкие удобные суфы, покрытые дорогими коврами. Слуги подают гостям мед и фрукты. Кто-то услаждает их слух игрой на арфе. А хозяин блещет потоком остроумия. Якубу как-то пришлось побывать у дабира по поручению устода, и он видел этот богатый дом, более изысканный, чем у самого вазира.
«Напрасно устод не бывает в его доме, – подумал Якуб. – Надо когда-нибудь отвлечься, отдохнуть. Абу-Райхан никогда не позволяет себе такой роскоши. Он поистине одержимый».
Якуб не мог вспомнить случая, когда бы ученый по собственной воле покинул свой дом, чтобы воспользоваться гостеприимством своих добрых друзей. Единственным исключением был дом его друга Хасана, человека знатного и богатого. Но и к нему ал-Бируни приходил в тех редких случаях, когда ему не терпелось поделиться своей удачей в исследованиях. Хорошо, что ал-Хасан сам нередко заглядывал в дом ученого. Его очень интересовали опыты Абу-Райхана, его успехи в астрономических исследованиях. Перед уходом ал-Хасан неизменно передавал привет от своей дочери Рейхан и приглашал ученого к себе в гости.
– Ты ведь знаешь, Абу-Райхан, – говорил ал-Хасан, – как мы всегда хотим тебя видеть. Каждый твой приход приносит нам радость.
Как-то, покидая дом ученого, ал-Хасан сделал знак Якубу, давая понять, что просит его проводить. Когда они вышли за калитку, ал-Хасан сказал Якубу, что просит его зайти к его дочери Рейхан.
– У Рейхан есть к тебе дело, – сказал он. – Может быть, ей хочется порасспросить тебя о ваших опытах с драгоценными камнями? Моя Рейхан очень любит красные камни. У нее есть перстни и браслеты с яхонтами и рубинами. Зайди к ней, поговори.
Якуб был радостно удивлен. На следующий же день он поспешил в дом ал-Хасана. Якуб слышал, что дочь ал-Хасана очень красива, но он никогда не видел ее и представления не имел, для чего она могла его звать к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Так, мысленно обратившись к дням своей юности, Якуб представил себе на мгновение родной дом и Абдуллу, согнувшегося над грядкой душистой мяты.
«Хорошо бы увидеть сейчас старика, – подумал юноша, и от этой мысли даже потеплело на сердце. – Если бы свершилось чудо и Абдулла вдруг очутился здесь! Постоять бы рядом с ним и услышать хорошее слово. Ведь добрее Абдуллы нет человека на свете».
Оглядываясь по сторонам, словно надеясь увидеть Абдуллу, Якуб обратил внимание на стену, посеребренную лунным светом и увитую виноградными лозами.
– О, совсем как дома! – воскликнул радостно Якуб. – У нашей калитки так же. – И, поднявшись на цыпочки, он сорвал кисть сочного винограда, почти черного в лунном свете.
Ему показалось, будто он у калитки своего дома. Там такая же стена с виноградными лозами. Тенистая аллея ведет от калитки до порога дома. А на пороге в эту пору всегда сидит мать, отдыхает от дневных забот.
«Как дома», – подумал Якуб, общипывая сочные виноградины. Эти лозы дадут нам красные душистые ягоды. Давно уже он не ел этих ягод. Если бы он был дома, то, наверно, как и прежде, стал бы теперь срезать виноград. А потом он пошел бы в сушильню. Там Абдулла сушил ягоды. Вместе с мальчишками из соседнего двора он всегда помогал Абдулле. Вначале они долго мыли ягоды в арыке, где плескались утки. А потом раскладывали виноградные кисти, стараясь положить их тонким слоем. Он так трудился, что никто из мальчишек не мог с ним сравниться в усердии. И когда красные виноградные ягоды высыхали, их ссыпали в громадный глиняный сосуд.
Хорошее было время, подумал Якуб, но оно ушло безвозвратно. Скоро уже два года, как он в последний раз навестил родителей. И, хотя он тогда рассердился на мать и вознегодовал на старого цирюльника, сейчас он бы охотно повидал их и сказал им, что любит всех по-прежнему. И еще сказал бы, что ему стыдно за те дерзости, которые он позволил себе сказать в минуту гнева. И как он мог подумать тогда, что душа его не будет стремиться к порогу родного дома! Она стремится туда постоянно. И дня не проходит, чтобы ему не вспомнился родной дом. В письмах к отцу он говорит об этом без утайки. А отец умный, он все понимает и нисколько не осуждает сына. Наоборот, он говорит, что так и должно быть. Что нельзя забывать родной дом и не следует пренебрегать памятью о людях, которые желают тебе добра и помнят о тебе. На что же намекает отец? На свои заботы или на доброту старого погонщика? Но видит всемогущий – он не пренебрегает памятью о своих близких. И если бы можно было отделить сердце от разума, то разум его остался бы здесь, а душа вернулась бы к порогу родного дома. О, если бы учитель знал, с какой радостью он пошел сейчас к ювелиру Юсуфу, на эту пыльную улочку, напоминающую чем-то улицу Ткачей в Бухаре! Она такая же кривая, узенькая и пыльная. Сейчас, при луне, даже не поверишь, что это Хорезм, а не Бухара. Только нет за этой улочкой тех мечетей и минаретов, как в Бухаре. Здесь все по-другому.
«Однако мне взгрустнулось, – подумал Якуб. – Я тоскую, но ни за что не покину Хорезм. Я не хочу расставаться с моим благородным устодом. Мне трудно, но и радостно». С чем можно сравнить радость ожидания? Иной раз во время опыта так и ждешь чего-то, волнуешься, все думаешь: вот перед тобой откроется что-то таинственное. И сегодня будет что-то новое. Так хочется скорее увидеть этот опыт с красными камнями! Хорошо, что ювелир Юсуф прислал мальчонку с добрыми вестями. Он велел скорее идти к нему за красными камнями. Это будут хорошие образцы для сравнения, когда устод станет нагревать лалы. Абу-Райхан обрадовался, как младенец, когда увидел мальчонку. Он захлопал в ладоши, радостно засмеялся и велел тут же пойти к Юсуфу, чтобы немедля начать опыт. Хорошо, что камни уже здесь, за поясом. Якуб нащупал их в маленьком мешочке и вспомнил слова ювелира: «Скажи устоду, что я всегда рад ему услужить. Я знаю, что он делает опыты для науки, не для своей прихоти. А когда Абу-Райхан сделает свои опыты, пусть вернет мне эти камни».
Якуб был рад передать устоду добрые слова Юсуфа. Ему нравился ювелир; нравился тем, что, не зная никаких наук, он с величайшим уважением относился ко всем причудам ученого и, уважая ал-Бируни, всегда хотел помочь чем-либо.
«Такой скромный, бескорыстный друг, пожалуй, дороже, чем богатый чиновник», – подумал Якуб.
Миновав узкие, извилистые закоулки квартала ремесленников, Якуб вышел на широкую улицу, где высились дома чиновников дивана. Вот и дом дабира. Из-за высокой стены, скрывающей от прохожих тенистый сад, слышен веселый смех и звуки арфы. Якуб подумал, что у дабира, должно быть, весело и приятно. У бассейна, среди цветов, стоят низкие удобные суфы, покрытые дорогими коврами. Слуги подают гостям мед и фрукты. Кто-то услаждает их слух игрой на арфе. А хозяин блещет потоком остроумия. Якубу как-то пришлось побывать у дабира по поручению устода, и он видел этот богатый дом, более изысканный, чем у самого вазира.
«Напрасно устод не бывает в его доме, – подумал Якуб. – Надо когда-нибудь отвлечься, отдохнуть. Абу-Райхан никогда не позволяет себе такой роскоши. Он поистине одержимый».
Якуб не мог вспомнить случая, когда бы ученый по собственной воле покинул свой дом, чтобы воспользоваться гостеприимством своих добрых друзей. Единственным исключением был дом его друга Хасана, человека знатного и богатого. Но и к нему ал-Бируни приходил в тех редких случаях, когда ему не терпелось поделиться своей удачей в исследованиях. Хорошо, что ал-Хасан сам нередко заглядывал в дом ученого. Его очень интересовали опыты Абу-Райхана, его успехи в астрономических исследованиях. Перед уходом ал-Хасан неизменно передавал привет от своей дочери Рейхан и приглашал ученого к себе в гости.
– Ты ведь знаешь, Абу-Райхан, – говорил ал-Хасан, – как мы всегда хотим тебя видеть. Каждый твой приход приносит нам радость.
Как-то, покидая дом ученого, ал-Хасан сделал знак Якубу, давая понять, что просит его проводить. Когда они вышли за калитку, ал-Хасан сказал Якубу, что просит его зайти к его дочери Рейхан.
– У Рейхан есть к тебе дело, – сказал он. – Может быть, ей хочется порасспросить тебя о ваших опытах с драгоценными камнями? Моя Рейхан очень любит красные камни. У нее есть перстни и браслеты с яхонтами и рубинами. Зайди к ней, поговори.
Якуб был радостно удивлен. На следующий же день он поспешил в дом ал-Хасана. Якуб слышал, что дочь ал-Хасана очень красива, но он никогда не видел ее и представления не имел, для чего она могла его звать к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68