Макс не терял надежду обмануть лицемерием эту добрую и честную натуру.
– Жоанн, – сказал он мягким голосом, – я понимаю, вы хотите меня погубить, выдать меня. Для вас это не составит большого труда, так как я сейчас не в состоянии защищаться. Я причинил вам слишком много зла, чтобы надеяться на вашу снисходительность.
– Я хочу вас задержать не из-за случая со мной, негодяй, а из-за другого преступления, более гнусного.
– Я не совершал никакого преступления, кроме того, которое касается только вас.
– Тогда объясни мне, почему этим утром работница нашла этот пояс с кошелем в твоих вещах?
И Жоанн показал ему пояс Альберта.
Макс закусил губы, но это движение было почти неприметным. Он был не из тех людей, которых можно смутить дважды в течение короткого времени.
– В моих вещах? – переспросил он. – Не думаю. В палатке – это возможно. Нас здесь живет несколько человек, я не знаю своих товарищей, я приплелся сюда, умирая от голода, не ведая, к кому мне обратиться. Я мог странствовать только ночами и пробирался через леса, как дикий зверь. Здесь я работал до того дня, пока не занемог. У меня нет ни шиллинга и без моих товарищей, которые меня кормят, я бы уже умер.
Жоанн нисколько не чувствовал себя растроганным. Однако Макс мог сказать правду. Перед таким хладнокровием Жоанн осознал свою беспомощность. Попытаться одному арестовать Макса было бы безумием. Приоткрытый полог палатки позволял видеть целый арсенал оружия.
«Я действовал, как дитя», – сказал Жоанн самому себе. – Нетерпение найти поскорее убийцу Альберта меня подвело. Я могу сделать теперь только одно: пойти известить полицию. Дай Бог, чтобы она прибыла вовремя».
Едва он ушел, как Макс помчался разыскивать Резаку.
– Живо! Живо! – приказал Макс сообщнику. – Бежим, не теряя ни минуты. Пояс с именем убитого нас выдал. Я видел его у того, из-за которого очутился «там». Уже через час, возможно, нас будут преследовать. Твоя лошадь может бежать?
– О! – сказал Резака с удовлетворенной улыбкой, – значит, я совершил не такую уж большую ошибку, выходив эту кобылу!
– Без разговоров, плут! Бери свои пистолеты. Пять минут спустя два сообщника углубились в лес.
Макс осмотрел едва зажившие рубцы Кеттли.
– Это ничего, – сказал он. – И, кроме того, если они откроются вновь, я пойду пешком. А ты отправишься сейчас другой дорогой и постарайся найти себе коня. Надо, чтобы я очутился по возможности дальше отсюда. Этот парень тебя не видел и не знает, тебе нечего опасаться за себя. Мы встретимся в Бендиго.
Согласно своему обыкновению Резака опустил молча голову в знак согласия.
Между тем Жоанн обратился в полицию. Но к несчастью, главных чиновников он не застал – они отправились объезжать дозором окрестности. Он сделал свое заявление, но преследование могло начаться лишь после возвращения начальников. Макс получил большое преимущество перед правосудием и успел скрыться.
Жоанн почти не был удивлен, когда узнал вечером, что полицейские, явившиеся арестовать Макса, нашли палатку заброшенной.
Сознание Жоанна тяготили мрачные предчувствия. Он не переставал упрекать себя.
– Этот человек виновен, – думал он, – я должен был схватить его за горло, привязать к себе и притащить в полицейский участок. Теперь, когда он знает, что мне известно его новое преступление, его ненависть будет преследовать меня повсюду. Кто знает, не попытается ли он даже отомстить Луизе, которая навела меня на его след? Его сообщники, если они у него есть, остались здесь. У меня все основания опасаться этих мерзавцев.
Жоанн не мог переносить эту мысль. Он согласен был сам подвергнуться опасности, но не хотел, чтобы ее разделяла с ним Луиза. Поэтому он решил под каким-нибудь предлогом удалить ее и на другой день явился с этой целью к мадам Жозеф.
– Я должен скоро уехать в Мельбурн, – сказал он ей, – но я думаю, что Луиза должна меня опередить, выехав туда на несколько дней раньше. Здесь знают, что я ее люблю. Мы не можем удержаться от того, чтобы часто не видеться. Я опасаюсь злых людей и не хочу, чтобы они пачкали дурными подозрениями репутацию этого чистого создания.
Мадам Жозеф понимала, что это справедливо и ничего не стала возражать.
Труднее всего было убедить Луизу. Инстинкт любящего сердца подсказывал ей, что здесь кроется какая-то тайна, которую не хочет открыть ей Жоанн.
Она плакала и умоляла. Жоанн был непреклонен. Единственное, чего она смогла добиться, это отсрочки на три дня.
Итак, Луиза принуждена была уступить. Она уехала с переполненным грустью сердцем, обещая писать каждый день и увозя от Жоанна такое же обещание.
Жоанн почувствовал некоторое облегчение. Однако его взволнованному воображению чудились только несчастья и по ночам в смутных сновидениях он видел у своего изголовья угрожающую тень Макса с ножом в руке.
Макс, со своей стороны, ехал день и ночь, почти не останавливаясь. Опасаясь преследования, он каждую минуту оборачивался назад, прислушивался, так как ему чудился конский топот.
Напрасно бедная Кеттли пыталась перевести дух. Ей едва было позволено щипнуть несколько стеблей травы за долгую дорогу. Она была совершенно изнурена, когда Макс сошел на землю. Доброе животное ожидало, что он немного приласкает его. Макс закинул поводья на шею лошади, легонько шлепнул ее и пустил погулять, вознаградив ее таким образом за длительный бег.
Сам он прилег у подножья дерева, чтобы поспать несколько часов. Опередив по меньшей мере на сутки тех, кто мог его преследовать, он чувствовал себя совершенно спокойным. Он знал, что полиция не имела ни возможности, ни желания совершать долгие экспедиции.
Все же он не замедлил вновь сесть на лошадь, но продолжал свой путь более размеренным аллюром, щадя Кеттли, чтобы она довезла его до конечной цели.
К вечеру третьего дня он достиг места, где должен был встретиться с Резакой.
Того еще не было.
– Это странно, – удивился Макс. – Ведь я ехал окружным путем. Ему уже следовало бы быть здесь.
Он двинулся вперед по дороге, которой должен был следовать Резака, чтобы присоединиться к нему. Сидя в седле, он погрузился в глубокие размышления об исполнении плана, который целиком захватил его.
Макс остановился перед одной из самых глубоких впадин на дороге, бывшей, кроме того, довольно широкой, и сказал со странной улыбкой, осмотревшись кругом:
– В другом месте проезд невозможен. Еще восемь дождливых дней – и нам надо напасть именно здесь. Лошадь и коляска, завязнув, сыграют нам на руку.
В этот момент тележка, груженая мукою, которую перевозили на прииски, показалась на дороге. Человек, правивший лошадьми, был высоким и крепким, несмотря на одежду, соответствующую обстоятельствам, и высокие сапоги, покрытые грязью, он имел чрезвычайно благородный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Жоанн, – сказал он мягким голосом, – я понимаю, вы хотите меня погубить, выдать меня. Для вас это не составит большого труда, так как я сейчас не в состоянии защищаться. Я причинил вам слишком много зла, чтобы надеяться на вашу снисходительность.
– Я хочу вас задержать не из-за случая со мной, негодяй, а из-за другого преступления, более гнусного.
– Я не совершал никакого преступления, кроме того, которое касается только вас.
– Тогда объясни мне, почему этим утром работница нашла этот пояс с кошелем в твоих вещах?
И Жоанн показал ему пояс Альберта.
Макс закусил губы, но это движение было почти неприметным. Он был не из тех людей, которых можно смутить дважды в течение короткого времени.
– В моих вещах? – переспросил он. – Не думаю. В палатке – это возможно. Нас здесь живет несколько человек, я не знаю своих товарищей, я приплелся сюда, умирая от голода, не ведая, к кому мне обратиться. Я мог странствовать только ночами и пробирался через леса, как дикий зверь. Здесь я работал до того дня, пока не занемог. У меня нет ни шиллинга и без моих товарищей, которые меня кормят, я бы уже умер.
Жоанн нисколько не чувствовал себя растроганным. Однако Макс мог сказать правду. Перед таким хладнокровием Жоанн осознал свою беспомощность. Попытаться одному арестовать Макса было бы безумием. Приоткрытый полог палатки позволял видеть целый арсенал оружия.
«Я действовал, как дитя», – сказал Жоанн самому себе. – Нетерпение найти поскорее убийцу Альберта меня подвело. Я могу сделать теперь только одно: пойти известить полицию. Дай Бог, чтобы она прибыла вовремя».
Едва он ушел, как Макс помчался разыскивать Резаку.
– Живо! Живо! – приказал Макс сообщнику. – Бежим, не теряя ни минуты. Пояс с именем убитого нас выдал. Я видел его у того, из-за которого очутился «там». Уже через час, возможно, нас будут преследовать. Твоя лошадь может бежать?
– О! – сказал Резака с удовлетворенной улыбкой, – значит, я совершил не такую уж большую ошибку, выходив эту кобылу!
– Без разговоров, плут! Бери свои пистолеты. Пять минут спустя два сообщника углубились в лес.
Макс осмотрел едва зажившие рубцы Кеттли.
– Это ничего, – сказал он. – И, кроме того, если они откроются вновь, я пойду пешком. А ты отправишься сейчас другой дорогой и постарайся найти себе коня. Надо, чтобы я очутился по возможности дальше отсюда. Этот парень тебя не видел и не знает, тебе нечего опасаться за себя. Мы встретимся в Бендиго.
Согласно своему обыкновению Резака опустил молча голову в знак согласия.
Между тем Жоанн обратился в полицию. Но к несчастью, главных чиновников он не застал – они отправились объезжать дозором окрестности. Он сделал свое заявление, но преследование могло начаться лишь после возвращения начальников. Макс получил большое преимущество перед правосудием и успел скрыться.
Жоанн почти не был удивлен, когда узнал вечером, что полицейские, явившиеся арестовать Макса, нашли палатку заброшенной.
Сознание Жоанна тяготили мрачные предчувствия. Он не переставал упрекать себя.
– Этот человек виновен, – думал он, – я должен был схватить его за горло, привязать к себе и притащить в полицейский участок. Теперь, когда он знает, что мне известно его новое преступление, его ненависть будет преследовать меня повсюду. Кто знает, не попытается ли он даже отомстить Луизе, которая навела меня на его след? Его сообщники, если они у него есть, остались здесь. У меня все основания опасаться этих мерзавцев.
Жоанн не мог переносить эту мысль. Он согласен был сам подвергнуться опасности, но не хотел, чтобы ее разделяла с ним Луиза. Поэтому он решил под каким-нибудь предлогом удалить ее и на другой день явился с этой целью к мадам Жозеф.
– Я должен скоро уехать в Мельбурн, – сказал он ей, – но я думаю, что Луиза должна меня опередить, выехав туда на несколько дней раньше. Здесь знают, что я ее люблю. Мы не можем удержаться от того, чтобы часто не видеться. Я опасаюсь злых людей и не хочу, чтобы они пачкали дурными подозрениями репутацию этого чистого создания.
Мадам Жозеф понимала, что это справедливо и ничего не стала возражать.
Труднее всего было убедить Луизу. Инстинкт любящего сердца подсказывал ей, что здесь кроется какая-то тайна, которую не хочет открыть ей Жоанн.
Она плакала и умоляла. Жоанн был непреклонен. Единственное, чего она смогла добиться, это отсрочки на три дня.
Итак, Луиза принуждена была уступить. Она уехала с переполненным грустью сердцем, обещая писать каждый день и увозя от Жоанна такое же обещание.
Жоанн почувствовал некоторое облегчение. Однако его взволнованному воображению чудились только несчастья и по ночам в смутных сновидениях он видел у своего изголовья угрожающую тень Макса с ножом в руке.
Макс, со своей стороны, ехал день и ночь, почти не останавливаясь. Опасаясь преследования, он каждую минуту оборачивался назад, прислушивался, так как ему чудился конский топот.
Напрасно бедная Кеттли пыталась перевести дух. Ей едва было позволено щипнуть несколько стеблей травы за долгую дорогу. Она была совершенно изнурена, когда Макс сошел на землю. Доброе животное ожидало, что он немного приласкает его. Макс закинул поводья на шею лошади, легонько шлепнул ее и пустил погулять, вознаградив ее таким образом за длительный бег.
Сам он прилег у подножья дерева, чтобы поспать несколько часов. Опередив по меньшей мере на сутки тех, кто мог его преследовать, он чувствовал себя совершенно спокойным. Он знал, что полиция не имела ни возможности, ни желания совершать долгие экспедиции.
Все же он не замедлил вновь сесть на лошадь, но продолжал свой путь более размеренным аллюром, щадя Кеттли, чтобы она довезла его до конечной цели.
К вечеру третьего дня он достиг места, где должен был встретиться с Резакой.
Того еще не было.
– Это странно, – удивился Макс. – Ведь я ехал окружным путем. Ему уже следовало бы быть здесь.
Он двинулся вперед по дороге, которой должен был следовать Резака, чтобы присоединиться к нему. Сидя в седле, он погрузился в глубокие размышления об исполнении плана, который целиком захватил его.
Макс остановился перед одной из самых глубоких впадин на дороге, бывшей, кроме того, довольно широкой, и сказал со странной улыбкой, осмотревшись кругом:
– В другом месте проезд невозможен. Еще восемь дождливых дней – и нам надо напасть именно здесь. Лошадь и коляска, завязнув, сыграют нам на руку.
В этот момент тележка, груженая мукою, которую перевозили на прииски, показалась на дороге. Человек, правивший лошадьми, был высоким и крепким, несмотря на одежду, соответствующую обстоятельствам, и высокие сапоги, покрытые грязью, он имел чрезвычайно благородный вид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56