Маленький экспромт
Чукотские хроники, аднака.
Шли третьи сутки запоя. Маленькая кухня напоминала блиндаж времен
первой мировой войны или бункер Гитлера с юморески Кукрыниксов "Последние
дни Третьего Рейха". Коридор больше был похож на тропу войну диких
команчей. о самое ужасное и в тоже время красивое зрелище представляла
собой комната, этакое "Последний день Помпеи" в оригинале, ибо схватка там
происходила нешуточная. Шли третьи сутки запоя.
Командир (будем называть его так), медленно открыл глаза. За столом их
сидело трое. Он помнил, что сначала их было больше. Он помнил, как под
безжалостным натиском противника поредели их ряды. И сейчас их оставалось
только трое. Он сконцентрировался, готовясь встать. В такие минуты он
всегда доверял своей интуиции, а сейчас внутренний голос настойчиво
приказывал встать. Четко расчитанным движением командир поднялся. емного
неуверенным шагом, сказывалась усталость последних трех дней, омандир шел
оценивать позиции. и один мускул не дрогнул на его мужественном волевом
лице. Эмоции и переживания были чужды этому старому воину. И только скупая
мужская слеза скатилась по щеке, когда онподошел к спальне, к этому
"кладбищу", к этой "братской могиле", где покоились павшие. Он помнил их
лица, он занл их имена. Он видел их трезвыми и веселыми, он видел их
пьяными и злыми, он видел их и с будуна и с похмелья... И вот он смотрел на
них, сраженных наповал, лежащих в разнообразных позах, в которых их настиг
неумолимый пьяный сон. Слеза медленно скатилась по щеке, правая рука
непроизвольно дернулась, отдавая последнюю честь этим лутшим из лутших,
этим павшим героям: "Спите спокойно", мелькнула мысль... Шли третьи суитки
запоя.
И снова ни один мускул не дрожал на, словно окаменевшем лице командира,
когда он пробирался по коридору. И только скупая мужская улыбка тронула его
плотно сжатые губы, когда он проходил мимо этой маленькой и уютной комнаты,
где находился их белый друг, самый надежный хирург и спаситель. Он уже
многи годы верой и правдой служил воинам, спасая их и помогая в самые
трудные минуты. Сколько их, смертельно раненых приползало сюда, жаждущих
спасения и облегчения? Hи кто не знает. И белый хирург, как связанный
клятвой Гиппократа, молчал. Молчал и делал свою нелегкую работу. Вот и
сейчас, судя по звукам, он отважно боролся за чьето ясное сознание и
способности передвигаться. "Он справиться".- мелькнула мысль.... Шли третьи
сутки запоя.
Hевозмутимый командир добрался до кухни С легким сожелением осмотрел
свалку "боевой техники": тарелки, миски, чашки, стопки, кастрюли.....,
ожидающие "капитального ремонта", но это позже, а пока, с чувством
гордости, командир осмотрел ряды поверженных врагов. Он четко знал свои
силы и возможности, он умело и грамотно распределял их, он всегда знал свой
предел и знал, что может еще чуть-чуть болше... Он знавал победы и
поражения, он давно сказал себе, что больше никогда не потерпит поражения в
этой изнурительной борьбе. И он твердо вознамерился сдержать свою клятву.
Уже твердым, уверенным шагом командир вернулся в комнату. Велеколепным,
слегда резковатым движение, сказывалось напряжение трех дней, опустился в
кресло и окинул взглядом поле боя. Шли третьи сутки запоя.
Численное примущество противника, по началу не очень заметное, теперь
явственно ощущалось. Враг был со всех сторон, грозя полным окружением и
уничтожением. Он критически оценил запасы боеприпасов и понял, что дело
табак. Он привычным жестом схватил за горло ближайщего противника и вылил
содержимое в стакан. Выпив он посмотрел на оставшихся в живых. Один (будем
называть его лейтенантом) был молод, но уже зарекомендовал себя как опытный
и надежный боец, второй (будем называть его сержантом) был вторым "я"
командира. Командир ни на минуту не сомнивался в его силах, чуствуя за
собой спину сержанта, командир мог пить до последнего огурца.
P.S. Время моего прибывания на работе подходит к концу. Если понравилось -
выдам окончание :)
Бубен
1
Чукотские хроники, аднака.
Шли третьи сутки запоя. Маленькая кухня напоминала блиндаж времен
первой мировой войны или бункер Гитлера с юморески Кукрыниксов "Последние
дни Третьего Рейха". Коридор больше был похож на тропу войну диких
команчей. о самое ужасное и в тоже время красивое зрелище представляла
собой комната, этакое "Последний день Помпеи" в оригинале, ибо схватка там
происходила нешуточная. Шли третьи сутки запоя.
Командир (будем называть его так), медленно открыл глаза. За столом их
сидело трое. Он помнил, что сначала их было больше. Он помнил, как под
безжалостным натиском противника поредели их ряды. И сейчас их оставалось
только трое. Он сконцентрировался, готовясь встать. В такие минуты он
всегда доверял своей интуиции, а сейчас внутренний голос настойчиво
приказывал встать. Четко расчитанным движением командир поднялся. емного
неуверенным шагом, сказывалась усталость последних трех дней, омандир шел
оценивать позиции. и один мускул не дрогнул на его мужественном волевом
лице. Эмоции и переживания были чужды этому старому воину. И только скупая
мужская слеза скатилась по щеке, когда онподошел к спальне, к этому
"кладбищу", к этой "братской могиле", где покоились павшие. Он помнил их
лица, он занл их имена. Он видел их трезвыми и веселыми, он видел их
пьяными и злыми, он видел их и с будуна и с похмелья... И вот он смотрел на
них, сраженных наповал, лежащих в разнообразных позах, в которых их настиг
неумолимый пьяный сон. Слеза медленно скатилась по щеке, правая рука
непроизвольно дернулась, отдавая последнюю честь этим лутшим из лутших,
этим павшим героям: "Спите спокойно", мелькнула мысль... Шли третьи суитки
запоя.
И снова ни один мускул не дрожал на, словно окаменевшем лице командира,
когда он пробирался по коридору. И только скупая мужская улыбка тронула его
плотно сжатые губы, когда он проходил мимо этой маленькой и уютной комнаты,
где находился их белый друг, самый надежный хирург и спаситель. Он уже
многи годы верой и правдой служил воинам, спасая их и помогая в самые
трудные минуты. Сколько их, смертельно раненых приползало сюда, жаждущих
спасения и облегчения? Hи кто не знает. И белый хирург, как связанный
клятвой Гиппократа, молчал. Молчал и делал свою нелегкую работу. Вот и
сейчас, судя по звукам, он отважно боролся за чьето ясное сознание и
способности передвигаться. "Он справиться".- мелькнула мысль.... Шли третьи
сутки запоя.
Hевозмутимый командир добрался до кухни С легким сожелением осмотрел
свалку "боевой техники": тарелки, миски, чашки, стопки, кастрюли.....,
ожидающие "капитального ремонта", но это позже, а пока, с чувством
гордости, командир осмотрел ряды поверженных врагов. Он четко знал свои
силы и возможности, он умело и грамотно распределял их, он всегда знал свой
предел и знал, что может еще чуть-чуть болше... Он знавал победы и
поражения, он давно сказал себе, что больше никогда не потерпит поражения в
этой изнурительной борьбе. И он твердо вознамерился сдержать свою клятву.
Уже твердым, уверенным шагом командир вернулся в комнату. Велеколепным,
слегда резковатым движение, сказывалось напряжение трех дней, опустился в
кресло и окинул взглядом поле боя. Шли третьи сутки запоя.
Численное примущество противника, по началу не очень заметное, теперь
явственно ощущалось. Враг был со всех сторон, грозя полным окружением и
уничтожением. Он критически оценил запасы боеприпасов и понял, что дело
табак. Он привычным жестом схватил за горло ближайщего противника и вылил
содержимое в стакан. Выпив он посмотрел на оставшихся в живых. Один (будем
называть его лейтенантом) был молод, но уже зарекомендовал себя как опытный
и надежный боец, второй (будем называть его сержантом) был вторым "я"
командира. Командир ни на минуту не сомнивался в его силах, чуствуя за
собой спину сержанта, командир мог пить до последнего огурца.
P.S. Время моего прибывания на работе подходит к концу. Если понравилось -
выдам окончание :)
Бубен
1