Принцип династического правления.
Уничтожение привилегий гоевской аристократии.
Новая аристократия. Психологический расчет.
Абстракция свободы. Сменяемость народных представителей.
...Отложив фразерство, будем говорить о значении каждой мысли,
сравнениями и выводами осветим обстоятельства.
Итак, я формулирую нашу систему с нашей и гоевской ( гои -
христиане и вообще все неевреи-прим. С. Нилуса ) точек зрения.
Надо заметить, что люди с дурными инстинктами многочисленнее
добрых, поэтому лучшие результаты в управлении ими достигаются насилием
и устрашением, а не академическими рассуждениями. Каждый человек
стремится к власти, каждому хотелось бы сделаться диктатором, если бы
только он мог, но при этом редкий не был бы готов жертвовать благами
всех ради достижения благ своих.
Что сдерживало хищных животных, которых зовут людьми? Что ими
руководило до сего времени?
В начале общественного строя они подчинились грубой и слепой силе,
потом закону, который есть та же сила, только замаскированная. Вывожу
заключение, что по закону естества - право в силе.
Политическая свобода есть идея, а не факт. Эту идею надо уметь
применять, когда является нужным идейной приманкой привлечь народные
массы к своей партии, если таковая задумала сломить другую, у власти
находящуюся. Задача эта облегчается, если противник сам заразится идеей
свободы, так называемым либерализмом и ради идеи поступится своей
мощью. Тут-то и проявится торжество нашей теории: распущенные бразды
правления тут же по закону бытия подхватываются и подбираются новой
рукой, потому что слепая сила народа дня не может прожить без
руководителя, и новая власть лишь заступает место старой, ослабевшей от
либерализма.
В наше время заместительницей либералов-правителей явилась власть
золота. Было время, правила вера. Идея свободы неосуществима, потому
что никто не умеет пользоваться ею в меру. Стоит только народ на
некоторое время предоставить самоуправлению, как оно превращается в
распущенность. С этого момента возникают междуусобицы, скоро
переходящие в социальные битвы, в которых государства горят и значение
их превращается в пепел.
Истощается ли государство в собственных конвульсиях, или же
внутренние распри отдают его во власть внешним врагам, во всяком
случае, оно может считаться безвозвратно погибшим: оно в нашей власти.
Деспотизм капитала, который весь в наших руках, протягивает ему
соломинку, за которую государству приходится держаться поневоле, в
противном случае оно катится в пропасть.
Того, который от либеральной души сказал бы, что рассуждения такого
рода безнравственны, я спрошу: если у каждого государства два врага и
если по отношению к внешнему врагу ему дозволено и не почитается
безнравственным употреблять всякие меры борьбы, как, например, не
ознакомлять врага с планами нападения или защиты, нападать на него
ночью или неравным числом людей, то почему же такие же меры в отношении
худшего врага, нарушителя общественного строя и благоденствия, можно
назвать недозволенными и безнравственными?
Может ли здравый логический ум надеяться успешно руководить толпами
при помощи разумных увещеваний или уговоров при возможности
противоречия хотя бы и бессмысленного, но которое может показаться
поверхностно разумеющему народу более приятным ? Руководствуясь
исключительно мелкими страстями, повериями, обычаями, традициями и
сентиментальными теориями, люди в толпе и люди толпы поддаются
партийному расколу, мешающему всякому соглашению даже на почве вполне
разумного увещевания. Всякое решение толпы зависит от случайного или
подстроенного большинства, которое по неведению политических тайн,
произносит абсурдное решение, кладущее зародыш анархии в управлении.
Политика не имеет ничего общего с моралью. Правитель, руководящийся
моралью, неполитичен, а потому непрочен на своем престоле. Кто хочет
править должен прибегать и к хитрости, и к лицемерию. Великие народные
качества - откровенность и честность - суть пороки в политике, потому
что они свергают с престолов лучше и вернее сильнейшего врага. Эти
качества должны быть атрибутами гоевских царств, мы же отнюдь не должны
руководиться ими.
Наше право - в силе. Слово "право" есть отвлеченная и ничем не
доказанная мысль. Слово это означает не более как: Дайте мне то, чего
я хочу, чтобы я тем самым получил доказательство, что я сильнее вас.
Где начинается право? Где оно кончается?
В государстве, в котором плохая организация власти, безличие
законов и правителя, обезличенных размножившимися от либерализма
правами, я черпаю новое право - броситься по праву сильного и разнести
все существующие порядки и установления, наложить руки на законы,
перестроить все учреждения и сделаться владыками тех, которые
предоставили нам права своей силы, отказавшись от них добровольно,
либерально...
Наша власть при современном шатании всех властей будет необоримее
всякой другой, потому что она будет незримой до тех пор, пока не
укрепится настолько, что ее уже никакая хитрость не подточит.
Из временного зла, которое мы вынуждены теперь совершать,
произойдет добро непоколебимого правления, которое восстановит
правильный ход механизма народного бытия, нарушенного либерализмом.
Результат оправдывает средства. Обратим же внимание в наших планах не
столько на доброе и нравственное, сколько на нужное и полезное.
Перед нами план, в котором стратегически изложена линия, от которой
нам отступать нельзя без риска видеть разрушение многовековых работ.
Чтобы выработать целесообразные действия, надо принять во внимание
подлость, неустойчивость, непостоянство толпы, ее неспособность
понимать и уважать условия собственной жизни, собственного
благополучия. Надо понять, что мощь толпы слепая, неразумная,
нерассуждающая, прислушивающаяся направо и налево. Слепой не может
водить слепых без того, чтобы их не довести до пропасти, следовательно,
члены толпы, выскочки из народа, хотя бы и гениально умные, но в
политике не разумеющие, не могут выступать в качестве руководителей
толпы без того, чтобы не погубить всей нации.
Только с детства подготовляемое к самодержавию лицо может ведать
слова, составляемые политическими буквами.
Народ, предоставленный самому себе, то есть выскочкам из его среды,
саморазрушается партийными раздорами, возбуждаемыми погонею за властью
и почестями и происходящими от этого беспорядками. Возможно ли
народным массам спокойно, без соревнования рассудить, управиться с
делами страны, которые не могут смешиваться с личными интересами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Уничтожение привилегий гоевской аристократии.
Новая аристократия. Психологический расчет.
Абстракция свободы. Сменяемость народных представителей.
...Отложив фразерство, будем говорить о значении каждой мысли,
сравнениями и выводами осветим обстоятельства.
Итак, я формулирую нашу систему с нашей и гоевской ( гои -
христиане и вообще все неевреи-прим. С. Нилуса ) точек зрения.
Надо заметить, что люди с дурными инстинктами многочисленнее
добрых, поэтому лучшие результаты в управлении ими достигаются насилием
и устрашением, а не академическими рассуждениями. Каждый человек
стремится к власти, каждому хотелось бы сделаться диктатором, если бы
только он мог, но при этом редкий не был бы готов жертвовать благами
всех ради достижения благ своих.
Что сдерживало хищных животных, которых зовут людьми? Что ими
руководило до сего времени?
В начале общественного строя они подчинились грубой и слепой силе,
потом закону, который есть та же сила, только замаскированная. Вывожу
заключение, что по закону естества - право в силе.
Политическая свобода есть идея, а не факт. Эту идею надо уметь
применять, когда является нужным идейной приманкой привлечь народные
массы к своей партии, если таковая задумала сломить другую, у власти
находящуюся. Задача эта облегчается, если противник сам заразится идеей
свободы, так называемым либерализмом и ради идеи поступится своей
мощью. Тут-то и проявится торжество нашей теории: распущенные бразды
правления тут же по закону бытия подхватываются и подбираются новой
рукой, потому что слепая сила народа дня не может прожить без
руководителя, и новая власть лишь заступает место старой, ослабевшей от
либерализма.
В наше время заместительницей либералов-правителей явилась власть
золота. Было время, правила вера. Идея свободы неосуществима, потому
что никто не умеет пользоваться ею в меру. Стоит только народ на
некоторое время предоставить самоуправлению, как оно превращается в
распущенность. С этого момента возникают междуусобицы, скоро
переходящие в социальные битвы, в которых государства горят и значение
их превращается в пепел.
Истощается ли государство в собственных конвульсиях, или же
внутренние распри отдают его во власть внешним врагам, во всяком
случае, оно может считаться безвозвратно погибшим: оно в нашей власти.
Деспотизм капитала, который весь в наших руках, протягивает ему
соломинку, за которую государству приходится держаться поневоле, в
противном случае оно катится в пропасть.
Того, который от либеральной души сказал бы, что рассуждения такого
рода безнравственны, я спрошу: если у каждого государства два врага и
если по отношению к внешнему врагу ему дозволено и не почитается
безнравственным употреблять всякие меры борьбы, как, например, не
ознакомлять врага с планами нападения или защиты, нападать на него
ночью или неравным числом людей, то почему же такие же меры в отношении
худшего врага, нарушителя общественного строя и благоденствия, можно
назвать недозволенными и безнравственными?
Может ли здравый логический ум надеяться успешно руководить толпами
при помощи разумных увещеваний или уговоров при возможности
противоречия хотя бы и бессмысленного, но которое может показаться
поверхностно разумеющему народу более приятным ? Руководствуясь
исключительно мелкими страстями, повериями, обычаями, традициями и
сентиментальными теориями, люди в толпе и люди толпы поддаются
партийному расколу, мешающему всякому соглашению даже на почве вполне
разумного увещевания. Всякое решение толпы зависит от случайного или
подстроенного большинства, которое по неведению политических тайн,
произносит абсурдное решение, кладущее зародыш анархии в управлении.
Политика не имеет ничего общего с моралью. Правитель, руководящийся
моралью, неполитичен, а потому непрочен на своем престоле. Кто хочет
править должен прибегать и к хитрости, и к лицемерию. Великие народные
качества - откровенность и честность - суть пороки в политике, потому
что они свергают с престолов лучше и вернее сильнейшего врага. Эти
качества должны быть атрибутами гоевских царств, мы же отнюдь не должны
руководиться ими.
Наше право - в силе. Слово "право" есть отвлеченная и ничем не
доказанная мысль. Слово это означает не более как: Дайте мне то, чего
я хочу, чтобы я тем самым получил доказательство, что я сильнее вас.
Где начинается право? Где оно кончается?
В государстве, в котором плохая организация власти, безличие
законов и правителя, обезличенных размножившимися от либерализма
правами, я черпаю новое право - броситься по праву сильного и разнести
все существующие порядки и установления, наложить руки на законы,
перестроить все учреждения и сделаться владыками тех, которые
предоставили нам права своей силы, отказавшись от них добровольно,
либерально...
Наша власть при современном шатании всех властей будет необоримее
всякой другой, потому что она будет незримой до тех пор, пока не
укрепится настолько, что ее уже никакая хитрость не подточит.
Из временного зла, которое мы вынуждены теперь совершать,
произойдет добро непоколебимого правления, которое восстановит
правильный ход механизма народного бытия, нарушенного либерализмом.
Результат оправдывает средства. Обратим же внимание в наших планах не
столько на доброе и нравственное, сколько на нужное и полезное.
Перед нами план, в котором стратегически изложена линия, от которой
нам отступать нельзя без риска видеть разрушение многовековых работ.
Чтобы выработать целесообразные действия, надо принять во внимание
подлость, неустойчивость, непостоянство толпы, ее неспособность
понимать и уважать условия собственной жизни, собственного
благополучия. Надо понять, что мощь толпы слепая, неразумная,
нерассуждающая, прислушивающаяся направо и налево. Слепой не может
водить слепых без того, чтобы их не довести до пропасти, следовательно,
члены толпы, выскочки из народа, хотя бы и гениально умные, но в
политике не разумеющие, не могут выступать в качестве руководителей
толпы без того, чтобы не погубить всей нации.
Только с детства подготовляемое к самодержавию лицо может ведать
слова, составляемые политическими буквами.
Народ, предоставленный самому себе, то есть выскочкам из его среды,
саморазрушается партийными раздорами, возбуждаемыми погонею за властью
и почестями и происходящими от этого беспорядками. Возможно ли
народным массам спокойно, без соревнования рассудить, управиться с
делами страны, которые не могут смешиваться с личными интересами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21