— Легче сбыть молоко молочнице, чем сыскать покупателя с такой ножищей. Могу дать пару медяков за собаку — ее-то я живо продам пирожнику.
Горожанку — в пирог?! При одной мысли об этом никаких пирогов больше в рот не возьмешь. Но с тех пор миновало уже три дня, и Кроп, думая о пироге, все время сглатывал слюну.
В городе очень трудно добывать еду, вот в чем беда. Если будешь воровать у торговцев на улице, тебя посадят в тюрьму, а на всяческие объедки и без того довольно охотников: они свирепо защищают свои помойки и готовы убить чужака. Даже Горожанке нелегко приходится. Кошки здесь юркие, как белки, и совсем не боятся собак.
Кутаясь в свой взятый из курятника плащ, Кроп без конца бродил вокруг Крепости Масок. Моросил мелкий дождик, и он беспокоился за свои сапоги, и так еле живые. Это на время отвлекло его от крепости, но Кроп сосредоточился и у вторых ворот ни о чем постороннем уже не думал.
Сквозь дождь просвечивало солнце, и крепость окружал странный серебристый свет. В нем Кроп замечал то, что раньше оставалось для него скрытым: например, сторожевой пост в трех ярусах выше ворот. В прошлый раз он подумал, что забранное решеткой отверстие служит для вентиляции, а теперь разглядел, что за решеткой что-то шевелится. Выходит, ворота охраняются не только теми красными плащами, что караулят внизу.
Скверная новость. Время идет, а он так до сих пор и не придумал, как проникнуть в крепость.
Очень уж ревностно ее стерегут, каждую повозку проверяют. Поклажу разгружают до голых досок, мягкие грузы протыкают копьями, каждый бочонок простукивают, каждому, кто хочет войти сам по себе, учиняют допрос. Тот, кто владеет этой крепостью, живет под большим страхом.
Кроп постоял, опираясь на свой березовый посох. Не думал он, что его путь к хозяину будет прегражден так бесповоротно. Не прорваться ли попросту в ворота, когда решетку поднимут, пропуская повозки? Ворота охраняет команда из четырех человек. Один управляет решеткой, значит, за Кропом погонятся только трое. Трое стражников с мечами и копьями. Можно попробовать пробраться мимо них незаметно, но всегда есть опасность, что они поднимут тревогу. А теперь вот оказывается, что ворота охраняют и сверху — значит, тревога поднимется раньше, чем он думал.
Кроп медленно и с толком обдумал это предприятие еще раз, но так ни к чему и не пришел. Горький Боб в этом случае посоветовал бы войти украдкой, не привлекая внимания стражи.
Кроп хмуро двинулся на запад, к острой башне, где томился его хозяин. Улица блестела от дождевых потоков, стекающих с крепостных стен. Горожанка остановилась попить из лужи, и Кроп подождал ее. Когда они отошли от ворот, народу на улице стало меньше. Кроп прошел мимо пустого двора с громадными статуями. Голуби прятались от дождя под каменными доспехами рыцарей. Горожанка хотела было поохотиться, но Кроп отозвал ее.
С ним творилось что-то неладное. Чем ближе он подходил к острой башне, тем сильнее у него теснило в груди. Он приходил сюда каждый день, проведенный в городе, и старался как-то снестись с хозяином.
Башня из бледного камня была такая высокая, что верхушка ее пряталась в дождевых тучах. Она вся дымилась, как мороженое мясо, будто стояла не у подножия горы, а высоко в ее снегах. Кроп вытер ладонь о штаны и протянул к башне руку. Не успев еще коснуться ледяного известняка, он почувствовал, что башня притягивает его к себе, как магнит. Гладкий камень всасывал тепло его тела. Кропу захотелось отдернуть руку, но он переборол себя и плотно прижал ладонь к камню. Пальцы начали медленно белеть. Холод он еще мог бы вынести, а вот тишину — нет.
Солнце опустилось за городские стены, и настали серые сумерки. Пальцы у Кропа онемели. Он нажал на стену еще сильнее — ничего.
Уже убрав руку, он ощутил какое-то слабое, направленное к нему движение.
Приди ко мне... Слова, отозвавшиеся в костях у Кропа, были уже не приказанием, а мольбой. У хозяина почти совсем не стало голоса. Дурак, дубина. Неужто ты так и позволишь ему умереть? Кроп грохнул по башне кулаком. По камню побежала трещина, Горожанка в испуге припала к земле.
Кроп разбил костяшки в кровь, и рука стала пухнуть. Надо подумать. Силой тут ничего не сделаешь. Башню даже и ему не под силу свалить. Таким манером хозяина не спасешь. Как же тогда? Он не Горький Боб с его хитроумными штучками и не Скорбут Пайн, которого все слушались. Он великан и умеет только стены ломать да чинить насосы.
И еще разбивать цепи. «Будь готов, когда я скажу», Кроп заморгал, и в голове у него просветлело. Может быть, в этом городе найдутся люди, которые помогут ему. В уме у Кропа начал складываться план, и он повернулся к башне спиной.
«Я скоро, — мысленно пообещал он хозяину. — Скоро».
Когда он оставил позади гладко отесанные стены Крепости Масок, стало совсем темно. В Венисе ночь наступает быстро, и холод, который она принесла, превратил дождь в мокрый снег. Прохожие на улицах кутались в теплые плащи и шубы. Некоторые покупали у лоточников жареные каштаны или подрумяненные колбасы, но Кроп старался об этом не думать. Торговцы со своими жаровнями сидели на каждом углу, привлекая покупателей теплом и вкусными запахами. Кроп видел, как переходят из рук в руки серебряные монетки. На уличных подмостках представляли лицедеи, и один все время повторял «задница». Свальхаби среди них не было. Свальхаби нипочем бы не стал представлять на улице. Кроп посочувствовал лицедеям, изображавшим женщин. Ночь холодная, а они так легко одеты.
Он понимал, что тянет время, глазея на комедиантов, и упрекал себя за трусость. Что значит его страх по сравнению со страданиями хозяина? Ничего. Сказав себе это, Кроп решительно выпятил челюсть и пошел дальше.
Беда была в том, что он сам не знал, чего ищет. Не всякий кабак или харчевня подошли бы ему. Надо найти правильное место — а как узнаешь, правильное оно или нет? Уж точно не такое, как вот это, напротив подмостков: на людях, которые заходят туда, шубы крыты шелком — значит, они богачи. Ему требовалось заведение поскромнее, где посетители не стоят снаружи с кружками и мальчики с факелами не подогревают им эль.
Кроп шел на север. Горожанка то и дело отбегала от него, учуяв крысу. Кроп блуждал по городу уже несколько дней, но ни разу до сих пор не удалялся от крепости, и эта часть Вениса была ему незнакома. Улицы стали беднее, и все меньше ламп зажигалось в окнах. Колбасы продавались и тут, но срезы показывали, что набиты они сплошным салом. Мужчины бросали кости под сыромятными навесами; женщины, одетые столь же легко, как и лицедеи, ежились в дверях и окликали прохожих.
Кроп разглядывал вывески над тавернами. Молот и наковальня значили, что сюда ходят кузнецы, катушка и ножницы — что портные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163