– тут же спросил он, невольно переходя на тон и манеры перекрестного допроса.
– Она должна была знать. Ее же навещали, рассказывали новости.
– И вы слышали, как кто-то сообщил ей об измене мужа?
Она колебалась.
– Нет, я не имею в виду, что вы подслушивали, но, постоянно присутствуя рядом...
– Ну да, слышала кое-что.
– Ясно. И точно так же, по чистой случайности, вы услышали разговор, который состоялся между мистером и миссис Ротберг по этому поводу?
– Хотите спросить: поругались ли они? Я не слышала, что именно там между ними разгорелось, но после его ухода она здорово разозлилась.
Кевин многозначительно хмыкнул, задержав на ней взгляд.
– А не скажете, в каком состоянии она была после его ухода? Видимо, в депрессии, в подавленном состоянии?
– Да уж, конечно, радоваться ей было нечего. Она же инвалид, а муженек ходит на сторону. Но, хоть ей и несладко приходилось, эта женщина всегда держала себя в руках и умела сохранять присутствие духа. И такой была до самого конца. Настоящей леди, понимаете? – с неожиданным жаром воскликнула Беверли.
– Да, конечно. – Он откинулся на диванную подушку, чтоб не затекала нога. – Но и вам, Беверли, тоже ведь несладко приходилось в жизни, не так ли? – спросил он самым дружелюбным и располагающим тоном.
– Мне? Что вы имеете в виду?
– Вашу жизнь, вашу семью.
– Ну да, и меня потрепало.
Кевин повел глазами в сторону бутылки с бурбоном.
– Пьете, Беверли?
Она тут же вся подобралась, выпрямилась. Как бывает у алкоголиков, когда их уличают в тайном пороке.
– В отеле вы тоже предавались этой привычке?
– Я иногда выпиваю, для тонуса.
– И сколько раз в течение дня вы... поддерживаете тонус? Должен предупредить вас, об этом известно многим, – он подался вперед, переходя в атаку.
– Это никогда не мешало моей работе, мистер Тейлор. Свою работу я исполняю добросовестно.
– Но, как медсестре, вам должно быть известно, что люди, злоупотребляющие спиртным, не отдают себе отчета, много они пьют или мало, и не оценивают здраво влияние алкоголя на их сознание.
– Я не алкоголичка. И не собираюсь признавать этого. Видно, хотите свалить все на меня, будто я спьяну сделала передозировку.
– Я ознакомился с записями лечащего врача миссис Ротберг. Он весьма критично отзывается о вас, Беверли.
– Он сразу меня невзлюбил. Потому что он был доктором, которого выбрал мистер Ротберг. У матери миссис Ротберг был другой врач, – добавила она.
– Вас назначили делать миссис Ротберг инсулиновые уколы, а он знал, что вы пьете. С чего бы ему к вам хорошо относиться? – парировал Кевин, игнорируя скрытый смысл ее слов.
– Миссис Ротберг умерла не по моей вине.
– Я понимаю. Мистер Ротберг рассказал мне, что у них была размолвка с женой из-за его любовной истории, и она угрожала ему самоубийством, причем устроенным так, чтобы обратить все улики против него. Он считает, что это и есть истинная причина, отчего упаковка с инсулином оказалась в его шкафу. Есть сильное подозрение, что смертельная доза была взята именно из этой коробки. Вы не могли бы вспомнить все, что имеет отношение к этой упаковке, найденной в его спальне?
Она уставилась на него.
– Случайно не вы положили ее туда?
– Нет.
– Но там сохранились ваши отпечатки пальцев.
– В самом деле? Мои отпечатки могли сохраниться где угодно, если уж на то пошло. По всей комнате миссис Ротберг. Слушайте, какого черта я стала бы заходить в спальню к этому уроду? – сказала она срывающимся голосом.
– Ну, может быть, миссис Ротберг вас попросила.
– Ничего она не просила, и никуда я не заходила.
– А вы не видели, чтобы она сама заходила туда... ну, то есть закатывалась на инвалидной коляске?
– Когда?
– Ну, допустим, когда-нибудь.
– Ага, и с упаковкой инсулина на коленях, наверное?
– Это лишь предположение – и только. Так она закатывалась... туда?
– Нет. На коробке тогда бы остались ее отпечатки.
– Она могла надеть резиновые перчатки.
– Что за чушь вы несете, мистер Тейлор. Миссис Ротберг в жизни бы не надела резиновых перчаток. Я же вам говорю: она была леди! И если надевала перчатки, то лишь нитяные.
Кевин улыбнулся про себя. Ну вот, ему уже удалось вывести ее из себя. В сущности, он на верном пути. Психологическая атака прошла успешно, счет в его пользу. Теперь он знает, как расшевелить эту негритянку в зале суда и как добиться от нее нужных ответов. И все же она определенно не глупа, несмотря на нелицеприятную характеристику доктора.
Беверли Морган скрестила руки на груди и вызывающе на него посмотрела.
– Ладно, ладно, отложим эти вопросы до суда, когда вы ответите на них под присягой.
Жаль было занимать такую позицию в отношении добродушной и, в общем-то, симпатичной женщины. Впрочем, он и сам несколько перегнул палку. Замнем для ясности. С этой мыслью он спрятал блокнот в портфель.
– Когда дело дойдет до суда, вы будете рассматриваться в качестве соучастника преступления.
Немного шантажа тоже не помешает.
– Вы будете рассматриваться как соучастник убийства. Вы это понимаете?
– Я тут ни при чем.
– Но, если вы не знали ее истинных намерений, – сказал он, вставая, – никто не станет ни в чем вас обвинять.
– Я не заносила инсулин Ротбергу, – упрямо повторила Беверли Морган.
Кевин кивнул.
– Ничего. Есть показания других свидетелей, другие факты, которые будет рассматривать и сравнивать суд.
Он двинулся к выходу. Беверли засеменила за ним в прихожую и встала там, глядя, как он надевает пальто. Кевин оглянулся.
Вот она перед ним, черная женщина, достигшая осени своей жизни. Она пыталась получить профессию и одна, без мужа, поднять на ноги двух сыновей. Во многом именно эти обстоятельства и вызвали те несчастья, что обрушились на семью. Она запила, но держалась на работе. А потом становилось все хуже, все ужасней. День ото дня все с большим предубеждением смотрела она на окружающий мир и все меньше солнечного света видела. Словно родили ее в светлое утро, а потом все дальше вносили в темный тоннель, где стены сужались. Кевин раскаивался, что выбрал такой тон разговора с этой несчастной женщиной. Безусловно, Ротберг того не стоил, чтобы ради его белых одежд обижать таких людей.
– Должен вам сказать, вы отлично готовите, судя по запаху из вашей кухни.
Окаменевшие черты Беверли ничуть не смягчились от похвалы. Она лишь настороженно глядела, ожидая очередного подвоха. Глаза ее были исполнены недоверия к нему и прочим судебным крючкотворам. И он не мог винить ее. В последнее время все, что он говорил и делал, затевалось недаром, подчиняясь задуманной цели. С чего же она должна верить в его искренность?
– До свидания и спасибо за все, – сказал Кевин, открывая дверь. Она встала на пороге, глядя, как он удаляется по тропке в снегу, по узкой полоске тротуара к лимузину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
– Она должна была знать. Ее же навещали, рассказывали новости.
– И вы слышали, как кто-то сообщил ей об измене мужа?
Она колебалась.
– Нет, я не имею в виду, что вы подслушивали, но, постоянно присутствуя рядом...
– Ну да, слышала кое-что.
– Ясно. И точно так же, по чистой случайности, вы услышали разговор, который состоялся между мистером и миссис Ротберг по этому поводу?
– Хотите спросить: поругались ли они? Я не слышала, что именно там между ними разгорелось, но после его ухода она здорово разозлилась.
Кевин многозначительно хмыкнул, задержав на ней взгляд.
– А не скажете, в каком состоянии она была после его ухода? Видимо, в депрессии, в подавленном состоянии?
– Да уж, конечно, радоваться ей было нечего. Она же инвалид, а муженек ходит на сторону. Но, хоть ей и несладко приходилось, эта женщина всегда держала себя в руках и умела сохранять присутствие духа. И такой была до самого конца. Настоящей леди, понимаете? – с неожиданным жаром воскликнула Беверли.
– Да, конечно. – Он откинулся на диванную подушку, чтоб не затекала нога. – Но и вам, Беверли, тоже ведь несладко приходилось в жизни, не так ли? – спросил он самым дружелюбным и располагающим тоном.
– Мне? Что вы имеете в виду?
– Вашу жизнь, вашу семью.
– Ну да, и меня потрепало.
Кевин повел глазами в сторону бутылки с бурбоном.
– Пьете, Беверли?
Она тут же вся подобралась, выпрямилась. Как бывает у алкоголиков, когда их уличают в тайном пороке.
– В отеле вы тоже предавались этой привычке?
– Я иногда выпиваю, для тонуса.
– И сколько раз в течение дня вы... поддерживаете тонус? Должен предупредить вас, об этом известно многим, – он подался вперед, переходя в атаку.
– Это никогда не мешало моей работе, мистер Тейлор. Свою работу я исполняю добросовестно.
– Но, как медсестре, вам должно быть известно, что люди, злоупотребляющие спиртным, не отдают себе отчета, много они пьют или мало, и не оценивают здраво влияние алкоголя на их сознание.
– Я не алкоголичка. И не собираюсь признавать этого. Видно, хотите свалить все на меня, будто я спьяну сделала передозировку.
– Я ознакомился с записями лечащего врача миссис Ротберг. Он весьма критично отзывается о вас, Беверли.
– Он сразу меня невзлюбил. Потому что он был доктором, которого выбрал мистер Ротберг. У матери миссис Ротберг был другой врач, – добавила она.
– Вас назначили делать миссис Ротберг инсулиновые уколы, а он знал, что вы пьете. С чего бы ему к вам хорошо относиться? – парировал Кевин, игнорируя скрытый смысл ее слов.
– Миссис Ротберг умерла не по моей вине.
– Я понимаю. Мистер Ротберг рассказал мне, что у них была размолвка с женой из-за его любовной истории, и она угрожала ему самоубийством, причем устроенным так, чтобы обратить все улики против него. Он считает, что это и есть истинная причина, отчего упаковка с инсулином оказалась в его шкафу. Есть сильное подозрение, что смертельная доза была взята именно из этой коробки. Вы не могли бы вспомнить все, что имеет отношение к этой упаковке, найденной в его спальне?
Она уставилась на него.
– Случайно не вы положили ее туда?
– Нет.
– Но там сохранились ваши отпечатки пальцев.
– В самом деле? Мои отпечатки могли сохраниться где угодно, если уж на то пошло. По всей комнате миссис Ротберг. Слушайте, какого черта я стала бы заходить в спальню к этому уроду? – сказала она срывающимся голосом.
– Ну, может быть, миссис Ротберг вас попросила.
– Ничего она не просила, и никуда я не заходила.
– А вы не видели, чтобы она сама заходила туда... ну, то есть закатывалась на инвалидной коляске?
– Когда?
– Ну, допустим, когда-нибудь.
– Ага, и с упаковкой инсулина на коленях, наверное?
– Это лишь предположение – и только. Так она закатывалась... туда?
– Нет. На коробке тогда бы остались ее отпечатки.
– Она могла надеть резиновые перчатки.
– Что за чушь вы несете, мистер Тейлор. Миссис Ротберг в жизни бы не надела резиновых перчаток. Я же вам говорю: она была леди! И если надевала перчатки, то лишь нитяные.
Кевин улыбнулся про себя. Ну вот, ему уже удалось вывести ее из себя. В сущности, он на верном пути. Психологическая атака прошла успешно, счет в его пользу. Теперь он знает, как расшевелить эту негритянку в зале суда и как добиться от нее нужных ответов. И все же она определенно не глупа, несмотря на нелицеприятную характеристику доктора.
Беверли Морган скрестила руки на груди и вызывающе на него посмотрела.
– Ладно, ладно, отложим эти вопросы до суда, когда вы ответите на них под присягой.
Жаль было занимать такую позицию в отношении добродушной и, в общем-то, симпатичной женщины. Впрочем, он и сам несколько перегнул палку. Замнем для ясности. С этой мыслью он спрятал блокнот в портфель.
– Когда дело дойдет до суда, вы будете рассматриваться в качестве соучастника преступления.
Немного шантажа тоже не помешает.
– Вы будете рассматриваться как соучастник убийства. Вы это понимаете?
– Я тут ни при чем.
– Но, если вы не знали ее истинных намерений, – сказал он, вставая, – никто не станет ни в чем вас обвинять.
– Я не заносила инсулин Ротбергу, – упрямо повторила Беверли Морган.
Кевин кивнул.
– Ничего. Есть показания других свидетелей, другие факты, которые будет рассматривать и сравнивать суд.
Он двинулся к выходу. Беверли засеменила за ним в прихожую и встала там, глядя, как он надевает пальто. Кевин оглянулся.
Вот она перед ним, черная женщина, достигшая осени своей жизни. Она пыталась получить профессию и одна, без мужа, поднять на ноги двух сыновей. Во многом именно эти обстоятельства и вызвали те несчастья, что обрушились на семью. Она запила, но держалась на работе. А потом становилось все хуже, все ужасней. День ото дня все с большим предубеждением смотрела она на окружающий мир и все меньше солнечного света видела. Словно родили ее в светлое утро, а потом все дальше вносили в темный тоннель, где стены сужались. Кевин раскаивался, что выбрал такой тон разговора с этой несчастной женщиной. Безусловно, Ротберг того не стоил, чтобы ради его белых одежд обижать таких людей.
– Должен вам сказать, вы отлично готовите, судя по запаху из вашей кухни.
Окаменевшие черты Беверли ничуть не смягчились от похвалы. Она лишь настороженно глядела, ожидая очередного подвоха. Глаза ее были исполнены недоверия к нему и прочим судебным крючкотворам. И он не мог винить ее. В последнее время все, что он говорил и делал, затевалось недаром, подчиняясь задуманной цели. С чего же она должна верить в его искренность?
– До свидания и спасибо за все, – сказал Кевин, открывая дверь. Она встала на пороге, глядя, как он удаляется по тропке в снегу, по узкой полоске тротуара к лимузину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74