Только вы. Но сегодня утром я так испугалась вас, что убежала. Я пошла к дому моих родителей, но они заперли дверь, они не узнали меня... А потом я слышала, как полицейский говорил, будто фамилия их дочери — Казабон, Джоанна Казабон...
— Проходите, сюда...
Он взял ее за руку и бережно провел в гостиную, где два часа назад они сидели с Сэмом.
— Садитесь. Не бойтесь и не о чем не тревожьтесь. Я постараюсь вам помочь.
— Вы знаете, что происходит? Вы понимаете?
— Думаю, да.
Внезапно она заволновалась:
— Мне нужно поговорить с одним человеком. Его зовут Сэм Таун. Я должна найти Сэма, надо ему позвонить...
— Сэм Таун был здесь недавно.
Казалось, это ее одновременно удивило и успокоило.
— Он был здесь?
— Два часа назад. Он искал вас.
— Надо ему немедленно позвонить... Прошу вас, мне нужно его увидеть... Сэм знает, что делать... Он должен прийти...
— Да, конечно, сейчас я ему позвоню.
В это время послышался голос его жены:
— Ральф?.. — она спускалась по лестнице.
Женщина тут же встрепенулась:
— Кто это? — резко спросила она, словно голос, который она услышала, принадлежал кому-то, кто вторгся сюда без разрешения, чье присутствие было для нее оскорбительно и представляло угрозу.
Казабон не ответил на ее вопрос. Он только сказал:
— Подождите здесь.
— Но я хочу увидеть ее...
— Увидите. Только пока спокойно посидите какое-то время.
Она покорно присела на краешек дивана, на котором два часа назад сидел Сэм. Ральф вышел из комнаты, и в дверях поглядел через плечо; она сидела, вся напряженная и готовая встать и последовать за ним по первому слову.
— Одну секунду, — сказал он. — Я сейчас же вернусь.
Он закрыл за собой дверь и поспешил к лестнице, чтобы перехватить Джоанну. Они едва не столкнулись на первой ступеньке.
— Я слышала звонок, — сказала Джоанна. — Кто это был?
— Это она, — сказал Казабон шепотом. — Женщина, которая была у твоих родителей.
— Где она?
— В гостиной.
Джоанна хотела пройти, но Ральф ее не пустил.
— Нет — я думаю, тебе не стоит этого делать.
— Но я должна увидеть ее. Я хочу выяснить, кто она такая.
— Любимая, позволь мне во всем разобраться.
— Быть может, я ее знаю. Ты сам говорил, что мы могли вместе учиться в школе...
— Она очень встревожена, и, мне кажется, не надо доводить дело до крайности.
— То, что она мной прикидывается, это уже крайность. Я хочу увидеть ее.
Он не стал больше спорить и, пропустив Джоанну, пошел за ней в гостиную. Она открыла дверь и замерла на пороге.
Ральф тоже остановился. Комната была пуста.
Джоанна повернулась к нему:
— Кажется, ее здесь уже нет.
Казабон с изумлением огляделся.
— Она была тут, на диване.
— Ну, а теперь, наверное, она ушла.
Ральф быстро осмотрел все углы, где можно спрятаться.
— Она не могла уйти, — сказал он. — Мы услышали бы, как хлопнула дверь.
— Только если бы он сама этого захотела.
— Ради Бога, — сказал Казабон. — Это просто смешно. Кто же она?
Было почти три часа утра, когда Сэм наконец закрыл книгу Джоанны и положил ее на стол. Какое-то время он не двигался. Потом провел ладонями по лицу, пригладил волосы и встал налить себе большую порцию виски.
Как она и сказала, это была невероятная история — и в целом и в частностях. Все, что они придумали об Адаме, теперь стало историческими фактами, подлинность которых подтверждалась целым рядом источников. Даже портреты Адама, написанные художниками того времени имели явное сходство с человеком, которого нарисовала Дрю Херст в начале эксперимента.
Но эта версия Адама весьма расходилась с тем человеком, которого они собирались создать. Этот Адам предал доверие своего покровителя, Лафайета, потом — собственной жены, и впоследствии предавал почти всех, с кем его сводила судьба. В Париже, перед самой революцией, он якшался с ворами, со шлюхами и негодяями всех мастей. Когда великодушный Лафайет, уже отчаявшись, спросил, почему он так ужасно себя ведет, Адам нагло ответил: «Joie de vivre!» Эта фраза служила ему универсальным и единственным объяснением любого своего поступка.
Граф Калиостро стал его сообщником, и вместе они сговорились обманом вытянуть у легковерного кардинала Роана алмазное ожерелье. Когда Калиостро был брошен в тюрьму за участие в этом, он промолчал о том, что Адам тоже замешан, потому что у Виатта еще сохранились связи в суде, которыми он был обязан своей несчастной, но очень влиятельной супруге. Для Калиостро в этом была единственная надежда на спасение.
Молчание Калиостро было вознаграждено; Адам действительно добился его освобождения, но в качестве платы потребовал у того магический талисман, который на протяжении всей жизни графа оберегал своего хозяина от врагов. Он защитил тебя в последний раз, сказал Адам своему сообщнику, когда граф отдал ему талисман в обмен на жизнь и свободу, перед тем как отправиться в изгнание.
Талисман был изображен на одной из иллюстраций. Узор на нем был Сэму знаком. Этот узор он видел сначала смутно на восковом отпечатке, оставленном на полу в комнате Адама в тот ужасный вечер, а потом — позже и более ясно — в книге, которую Джоанне дал Барри Херст.
Согласно легенде, Адам хранил талисман при себе всю жизнь, и его даже похоронили с ним. Другое, с чем он тоже никогда не расставался, было его странное пристрастие к французскому выражению joie de vivre, для которого не существует эквивалента в английском; оно было выбито на его надгробии и в качестве девиза включено в герб Виатта — тщеславие он приобрел в Англии, в придачу ко второй богатой и знатной жене.
После ее подозрительной смерти он вернулся в Америку, с чего и начался третий долгий период его жизни. Богатый, успевший приобрести лоск и изящество дворянина, он стал преуспевающим банкиром; и, наконец — даже известным филантропом. Если же, случалось, проходил шепоток о его ужасном прошлом и отвратительной репутации, он возвращался в Европу и тот, кто распространял эти слухи или исчезал при загадочных обстоятельствах, или отрекался от своей лжи и начинал жить в роскоши, в качестве старательного и послушного слуги всесильного Адама Виатта.
Сэм взглянул в темноту за тем самым окном, на котором лишь несколько дней назад так таинственно появились слова «joie de vivre» — расхожее выражение, которое Адам извратил и таким странным образом сделал своим собственным.
— О Боже, — пробормотал Сэм — и тут же спросил себя, не хотел ли он подсознательно вознести молитву?
И решил, что, возможно, хотел.
Глава 55
Их обоих разбудил грохот. Ральф включил свет и одним движением сбросил ноги с кровати. Он взял свою одежду и посмотрел на Джоанну, которая сидела в постели, бледная от испуга.
— Никуда не выходи, — сказал он и пошел к двери.
— Ральф, осторожнее. Кажется, в доме кто-то есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Проходите, сюда...
Он взял ее за руку и бережно провел в гостиную, где два часа назад они сидели с Сэмом.
— Садитесь. Не бойтесь и не о чем не тревожьтесь. Я постараюсь вам помочь.
— Вы знаете, что происходит? Вы понимаете?
— Думаю, да.
Внезапно она заволновалась:
— Мне нужно поговорить с одним человеком. Его зовут Сэм Таун. Я должна найти Сэма, надо ему позвонить...
— Сэм Таун был здесь недавно.
Казалось, это ее одновременно удивило и успокоило.
— Он был здесь?
— Два часа назад. Он искал вас.
— Надо ему немедленно позвонить... Прошу вас, мне нужно его увидеть... Сэм знает, что делать... Он должен прийти...
— Да, конечно, сейчас я ему позвоню.
В это время послышался голос его жены:
— Ральф?.. — она спускалась по лестнице.
Женщина тут же встрепенулась:
— Кто это? — резко спросила она, словно голос, который она услышала, принадлежал кому-то, кто вторгся сюда без разрешения, чье присутствие было для нее оскорбительно и представляло угрозу.
Казабон не ответил на ее вопрос. Он только сказал:
— Подождите здесь.
— Но я хочу увидеть ее...
— Увидите. Только пока спокойно посидите какое-то время.
Она покорно присела на краешек дивана, на котором два часа назад сидел Сэм. Ральф вышел из комнаты, и в дверях поглядел через плечо; она сидела, вся напряженная и готовая встать и последовать за ним по первому слову.
— Одну секунду, — сказал он. — Я сейчас же вернусь.
Он закрыл за собой дверь и поспешил к лестнице, чтобы перехватить Джоанну. Они едва не столкнулись на первой ступеньке.
— Я слышала звонок, — сказала Джоанна. — Кто это был?
— Это она, — сказал Казабон шепотом. — Женщина, которая была у твоих родителей.
— Где она?
— В гостиной.
Джоанна хотела пройти, но Ральф ее не пустил.
— Нет — я думаю, тебе не стоит этого делать.
— Но я должна увидеть ее. Я хочу выяснить, кто она такая.
— Любимая, позволь мне во всем разобраться.
— Быть может, я ее знаю. Ты сам говорил, что мы могли вместе учиться в школе...
— Она очень встревожена, и, мне кажется, не надо доводить дело до крайности.
— То, что она мной прикидывается, это уже крайность. Я хочу увидеть ее.
Он не стал больше спорить и, пропустив Джоанну, пошел за ней в гостиную. Она открыла дверь и замерла на пороге.
Ральф тоже остановился. Комната была пуста.
Джоанна повернулась к нему:
— Кажется, ее здесь уже нет.
Казабон с изумлением огляделся.
— Она была тут, на диване.
— Ну, а теперь, наверное, она ушла.
Ральф быстро осмотрел все углы, где можно спрятаться.
— Она не могла уйти, — сказал он. — Мы услышали бы, как хлопнула дверь.
— Только если бы он сама этого захотела.
— Ради Бога, — сказал Казабон. — Это просто смешно. Кто же она?
Было почти три часа утра, когда Сэм наконец закрыл книгу Джоанны и положил ее на стол. Какое-то время он не двигался. Потом провел ладонями по лицу, пригладил волосы и встал налить себе большую порцию виски.
Как она и сказала, это была невероятная история — и в целом и в частностях. Все, что они придумали об Адаме, теперь стало историческими фактами, подлинность которых подтверждалась целым рядом источников. Даже портреты Адама, написанные художниками того времени имели явное сходство с человеком, которого нарисовала Дрю Херст в начале эксперимента.
Но эта версия Адама весьма расходилась с тем человеком, которого они собирались создать. Этот Адам предал доверие своего покровителя, Лафайета, потом — собственной жены, и впоследствии предавал почти всех, с кем его сводила судьба. В Париже, перед самой революцией, он якшался с ворами, со шлюхами и негодяями всех мастей. Когда великодушный Лафайет, уже отчаявшись, спросил, почему он так ужасно себя ведет, Адам нагло ответил: «Joie de vivre!» Эта фраза служила ему универсальным и единственным объяснением любого своего поступка.
Граф Калиостро стал его сообщником, и вместе они сговорились обманом вытянуть у легковерного кардинала Роана алмазное ожерелье. Когда Калиостро был брошен в тюрьму за участие в этом, он промолчал о том, что Адам тоже замешан, потому что у Виатта еще сохранились связи в суде, которыми он был обязан своей несчастной, но очень влиятельной супруге. Для Калиостро в этом была единственная надежда на спасение.
Молчание Калиостро было вознаграждено; Адам действительно добился его освобождения, но в качестве платы потребовал у того магический талисман, который на протяжении всей жизни графа оберегал своего хозяина от врагов. Он защитил тебя в последний раз, сказал Адам своему сообщнику, когда граф отдал ему талисман в обмен на жизнь и свободу, перед тем как отправиться в изгнание.
Талисман был изображен на одной из иллюстраций. Узор на нем был Сэму знаком. Этот узор он видел сначала смутно на восковом отпечатке, оставленном на полу в комнате Адама в тот ужасный вечер, а потом — позже и более ясно — в книге, которую Джоанне дал Барри Херст.
Согласно легенде, Адам хранил талисман при себе всю жизнь, и его даже похоронили с ним. Другое, с чем он тоже никогда не расставался, было его странное пристрастие к французскому выражению joie de vivre, для которого не существует эквивалента в английском; оно было выбито на его надгробии и в качестве девиза включено в герб Виатта — тщеславие он приобрел в Англии, в придачу ко второй богатой и знатной жене.
После ее подозрительной смерти он вернулся в Америку, с чего и начался третий долгий период его жизни. Богатый, успевший приобрести лоск и изящество дворянина, он стал преуспевающим банкиром; и, наконец — даже известным филантропом. Если же, случалось, проходил шепоток о его ужасном прошлом и отвратительной репутации, он возвращался в Европу и тот, кто распространял эти слухи или исчезал при загадочных обстоятельствах, или отрекался от своей лжи и начинал жить в роскоши, в качестве старательного и послушного слуги всесильного Адама Виатта.
Сэм взглянул в темноту за тем самым окном, на котором лишь несколько дней назад так таинственно появились слова «joie de vivre» — расхожее выражение, которое Адам извратил и таким странным образом сделал своим собственным.
— О Боже, — пробормотал Сэм — и тут же спросил себя, не хотел ли он подсознательно вознести молитву?
И решил, что, возможно, хотел.
Глава 55
Их обоих разбудил грохот. Ральф включил свет и одним движением сбросил ноги с кровати. Он взял свою одежду и посмотрел на Джоанну, которая сидела в постели, бледная от испуга.
— Никуда не выходи, — сказал он и пошел к двери.
— Ральф, осторожнее. Кажется, в доме кто-то есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78