Но ведь он висел на стене дома на Вудс-роуд со времен Аманды и Сэма, значит этого не могло быть. Вообще это все походило на отговорку, рассчитанную на дураков. Господи, она же дала себе зарок, что эта встреча не обратится в битву.
– Что же нам предстоит осмотреть в Париже? – спросила Лили, решив сменить тему.
И они несколько минут занимались изучением туристских путеводителей и проспектов и составляли план экскурсий в Версаль и Лувр.
В течение следующих трех дней Ирэн расспрашивала Лили о ее жизни в Лондоне, а на четвертый спросила:
– Не сочти за любопытство с моей стороны, но тебе ведь почти двадцать три. У тебя есть приятель?
– Не могу сказать, что есть. – Лили сосредоточенно разглядывала омлет в своей тарелке. – У меня очень много приятелей, но какого-то одного, особого, нет.
– Куда это годится? Но ведь кто-то у тебя был? Когда ты только приехала в Лондон. Ты упоминала о нем в своих первых письмах, в основном, между строк. Его звали, по-моему Энди? Это что, сокращенное от Эндрью?
– Достопочтенный Эндрью Мендоза… – Лили заметила, что в глазах Ирэн что-то мелькнуло, губы поджались.
Что-то было такое в словах Лили, что заставляло мать скрывать свои чувства. Лили не собиралась копаться в этом и поспешила прекратить этот разговор.
– Может, мы не будем говорить об Энди?
К Ирэн настолько быстро вернулось самообладание, что Лили даже подумала, уж не почудилось ли ей.
– Как хочешь… – ответила Ирэн. – Лили, доешь, пожалуйста, обед, тебе это необходимо.
Позже, когда они допили кофе и уже собирались покидать маленькое кафе, чтобы отправиться в музей мебели, который захотела посетить Лили, Ирэн задала еще один вопрос:
– Я не ошибаюсь, полагая, что теперь ты не поддерживаешь отношений с этим Энди Мендоза?
– Ты абсолютно права, настолько права, что и вообразить трудно и, если пользоваться твоим безукоризненным языком, то Энди прекратил со мной всякие отношения примерно два года назад.
Ирэн аккуратно вытерла губы бумажной салфеткой.
– У меня нет намерений встревать в твою личную жизнь, Лили. Мне лишь хочется, чтобы ты оставалась счастливой.
– Да, мать. Я это понимаю. Ну что, пойдем? А то можем опоздать.
В некотором смысле Ирэн во время своего пребывания вместе с дочерью в Париже могла даже расслабиться: девочка превратилась в молодую женщину, и у матери уже не было необходимости ходить за ней по пятам, изнывая от беспокойства, что дочь сделает что-то не так и что ее придется поучать. За исключением разве что одного.
– Лили, а волосы твои такие же, как и прежде, но не хочется ли тебе хоть что-нибудь с ними сделать?
У Лили в ушах зазвучало эхо давних фраз: «Ты не красавица, Лили, но волосы твои изумительны…»
– Они мне нравятся и такими, – отрезала Лили.
Сегодня ее роскошная тяжелая грива была завязана на затылке. Бывали дни, когда она позволяла волосам спадать на плечи, и ее лицо очень выигрывало от такого медно-красноватого обрамления.
– Я их мою самое малое три раза в неделю, – добавила она. – Как мне всегда советовала моя мать.
– Я не говорю о том, что они грязные, – с оттенком раздражения пояснила Ирэн. – Но ты уже не девочка. И тебе следует подумать о какой-то настоящей прическе.
– Для прически они, пожалуй, немного жестковаты. И не могу же я бросить все и заниматься перманентами и завивками. У меня нет времени.
– Нет, речь идет не о завивке. – Ирэн подумала немного. – Ты не помнишь ту картину, которую мы видели в одной галерее на Левом берегу Сены?
Они видели сотни картин в десятках галерей.
– Нет. А что это за картина? Какое отношение она имеет к моим волосам?
– Одна египетская сценка. Она огромная эта картина, всю стену занимает. Я говорю о прическе у одной из женщин, изображенных на ней. Когда-то в детстве ты носила челку. Мне кажется и сейчас она будет очень тебе к лицу.
Сначала Лили фыркнула, но не забыла об этом разговоре. За день до отъезда из Парижа ей удалось выбраться одной за последними покупками, и она заметила один салон красоты, который почему-то приглянулся ей.
Лили вошла и на языке жестов довела до сведения персонала, что ей нужно. Парикмахер, между прочим, очень красивый юноша, улыбнулся ей и понимающе кивнул.
Через три четверти часа волосы Лили были значительно короче, их подстригли под тупым углом, не забыв про челку. Они теперь естественной шапочкой лежали у нее на голове, которая двигалась в такт с ее движениями.
Ирэн была в восторге.
– Это так красиво! Теперь твое лицо стало симпатичнее и выразительнее, – рассыпалась в комплиментах Ирэн, когда Лили с новой стрижкой появилась в их комнатах. – Мы непременно должны сделать несколько покупок, необходимо подобрать тебе кое-что из одежды перед твоим отъездом в Лондон. Может быть, одну-две юбки?
– Послушай, мать, я последовала твоему совету и сделала себе новую прическу, но не собираюсь выряжаться так, чтобы выглядеть обложкой какого-нибудь женского журнала…
– Думай сама, дорогая.
Ирэн отвернулась от разложенных на кровати и дожидавшихся пока их сложат в чемодан джинсов, блуз в народном стиле, ярких, пестрых шалей, являвшихся дежурными прикидами ее дочери, и невольно поправила складки своего элегантного платья джерси.
Лили настолько взбесил этот жест, что она была готова заскрипеть зубами. Она уселась на кровать и принялась раскладывать покупки. Не глядя на Ирэн, она довольно ядовито поинтересовалась:
– Ты, вероятно, теперь имеешь возможность очень много тратить на одежду, мать?
Лили понимала, что это укол, а уколов она допускать не собиралась, но этот вырвался сам собой.
– Не могу этого сказать, – спокойно отвергла Ирэн. – Наверное, ты права, мне действительно следует теперь повнимательнее относиться к деньгам. Я все собиралась сказать тебе – я ведь купила дом…
Руки Лили, проворно завертывавшие в яркую бумагу шарф, предназначенный для Рут, застыли.
– Что за дом? Где?
– Ну, если уж быть совсем точной, то не дом, а скорее квартиру в доме… Это в Стюарте, во Флориде…
– Во Флориде? Боже милостивый, а для чего?
– Там тепло и хорошо. – Жест рукой означал, что от всяких внятных объяснений она отказывается.
Утихшая было боль от потери ее любимого дома в Филдинге с новой силой набросилась на нее. Она никогда не проходила, эта боль. Лишь на время затихала. Шарф медленно соскользнул из неподвижных рук Лили на пол, а она стояла, пристально глядя на мать.
– Ты ведь получила за наш старый дом целое состояние, можно сказать?
– Ну, не состояние, конечно, – ответила Ирэн.
Она, скорее всего, не подозревала о тех смертельных ранах, которые она сейчас растравляла.
– Пятьдесят две тысячи долларов… Но, слава богу, мебель продалась очень хорошо. Я даже удивилась, никогда бы не подумала, что…
В живот Лили вцепился какой-то взбесившийся зверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Что же нам предстоит осмотреть в Париже? – спросила Лили, решив сменить тему.
И они несколько минут занимались изучением туристских путеводителей и проспектов и составляли план экскурсий в Версаль и Лувр.
В течение следующих трех дней Ирэн расспрашивала Лили о ее жизни в Лондоне, а на четвертый спросила:
– Не сочти за любопытство с моей стороны, но тебе ведь почти двадцать три. У тебя есть приятель?
– Не могу сказать, что есть. – Лили сосредоточенно разглядывала омлет в своей тарелке. – У меня очень много приятелей, но какого-то одного, особого, нет.
– Куда это годится? Но ведь кто-то у тебя был? Когда ты только приехала в Лондон. Ты упоминала о нем в своих первых письмах, в основном, между строк. Его звали, по-моему Энди? Это что, сокращенное от Эндрью?
– Достопочтенный Эндрью Мендоза… – Лили заметила, что в глазах Ирэн что-то мелькнуло, губы поджались.
Что-то было такое в словах Лили, что заставляло мать скрывать свои чувства. Лили не собиралась копаться в этом и поспешила прекратить этот разговор.
– Может, мы не будем говорить об Энди?
К Ирэн настолько быстро вернулось самообладание, что Лили даже подумала, уж не почудилось ли ей.
– Как хочешь… – ответила Ирэн. – Лили, доешь, пожалуйста, обед, тебе это необходимо.
Позже, когда они допили кофе и уже собирались покидать маленькое кафе, чтобы отправиться в музей мебели, который захотела посетить Лили, Ирэн задала еще один вопрос:
– Я не ошибаюсь, полагая, что теперь ты не поддерживаешь отношений с этим Энди Мендоза?
– Ты абсолютно права, настолько права, что и вообразить трудно и, если пользоваться твоим безукоризненным языком, то Энди прекратил со мной всякие отношения примерно два года назад.
Ирэн аккуратно вытерла губы бумажной салфеткой.
– У меня нет намерений встревать в твою личную жизнь, Лили. Мне лишь хочется, чтобы ты оставалась счастливой.
– Да, мать. Я это понимаю. Ну что, пойдем? А то можем опоздать.
В некотором смысле Ирэн во время своего пребывания вместе с дочерью в Париже могла даже расслабиться: девочка превратилась в молодую женщину, и у матери уже не было необходимости ходить за ней по пятам, изнывая от беспокойства, что дочь сделает что-то не так и что ее придется поучать. За исключением разве что одного.
– Лили, а волосы твои такие же, как и прежде, но не хочется ли тебе хоть что-нибудь с ними сделать?
У Лили в ушах зазвучало эхо давних фраз: «Ты не красавица, Лили, но волосы твои изумительны…»
– Они мне нравятся и такими, – отрезала Лили.
Сегодня ее роскошная тяжелая грива была завязана на затылке. Бывали дни, когда она позволяла волосам спадать на плечи, и ее лицо очень выигрывало от такого медно-красноватого обрамления.
– Я их мою самое малое три раза в неделю, – добавила она. – Как мне всегда советовала моя мать.
– Я не говорю о том, что они грязные, – с оттенком раздражения пояснила Ирэн. – Но ты уже не девочка. И тебе следует подумать о какой-то настоящей прическе.
– Для прически они, пожалуй, немного жестковаты. И не могу же я бросить все и заниматься перманентами и завивками. У меня нет времени.
– Нет, речь идет не о завивке. – Ирэн подумала немного. – Ты не помнишь ту картину, которую мы видели в одной галерее на Левом берегу Сены?
Они видели сотни картин в десятках галерей.
– Нет. А что это за картина? Какое отношение она имеет к моим волосам?
– Одна египетская сценка. Она огромная эта картина, всю стену занимает. Я говорю о прическе у одной из женщин, изображенных на ней. Когда-то в детстве ты носила челку. Мне кажется и сейчас она будет очень тебе к лицу.
Сначала Лили фыркнула, но не забыла об этом разговоре. За день до отъезда из Парижа ей удалось выбраться одной за последними покупками, и она заметила один салон красоты, который почему-то приглянулся ей.
Лили вошла и на языке жестов довела до сведения персонала, что ей нужно. Парикмахер, между прочим, очень красивый юноша, улыбнулся ей и понимающе кивнул.
Через три четверти часа волосы Лили были значительно короче, их подстригли под тупым углом, не забыв про челку. Они теперь естественной шапочкой лежали у нее на голове, которая двигалась в такт с ее движениями.
Ирэн была в восторге.
– Это так красиво! Теперь твое лицо стало симпатичнее и выразительнее, – рассыпалась в комплиментах Ирэн, когда Лили с новой стрижкой появилась в их комнатах. – Мы непременно должны сделать несколько покупок, необходимо подобрать тебе кое-что из одежды перед твоим отъездом в Лондон. Может быть, одну-две юбки?
– Послушай, мать, я последовала твоему совету и сделала себе новую прическу, но не собираюсь выряжаться так, чтобы выглядеть обложкой какого-нибудь женского журнала…
– Думай сама, дорогая.
Ирэн отвернулась от разложенных на кровати и дожидавшихся пока их сложат в чемодан джинсов, блуз в народном стиле, ярких, пестрых шалей, являвшихся дежурными прикидами ее дочери, и невольно поправила складки своего элегантного платья джерси.
Лили настолько взбесил этот жест, что она была готова заскрипеть зубами. Она уселась на кровать и принялась раскладывать покупки. Не глядя на Ирэн, она довольно ядовито поинтересовалась:
– Ты, вероятно, теперь имеешь возможность очень много тратить на одежду, мать?
Лили понимала, что это укол, а уколов она допускать не собиралась, но этот вырвался сам собой.
– Не могу этого сказать, – спокойно отвергла Ирэн. – Наверное, ты права, мне действительно следует теперь повнимательнее относиться к деньгам. Я все собиралась сказать тебе – я ведь купила дом…
Руки Лили, проворно завертывавшие в яркую бумагу шарф, предназначенный для Рут, застыли.
– Что за дом? Где?
– Ну, если уж быть совсем точной, то не дом, а скорее квартиру в доме… Это в Стюарте, во Флориде…
– Во Флориде? Боже милостивый, а для чего?
– Там тепло и хорошо. – Жест рукой означал, что от всяких внятных объяснений она отказывается.
Утихшая было боль от потери ее любимого дома в Филдинге с новой силой набросилась на нее. Она никогда не проходила, эта боль. Лишь на время затихала. Шарф медленно соскользнул из неподвижных рук Лили на пол, а она стояла, пристально глядя на мать.
– Ты ведь получила за наш старый дом целое состояние, можно сказать?
– Ну, не состояние, конечно, – ответила Ирэн.
Она, скорее всего, не подозревала о тех смертельных ранах, которые она сейчас растравляла.
– Пятьдесят две тысячи долларов… Но, слава богу, мебель продалась очень хорошо. Я даже удивилась, никогда бы не подумала, что…
В живот Лили вцепился какой-то взбесившийся зверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146