Я бы никогда не смог рассказать ей то, что рассказал сейчас тебе.
Клэр положила подбородок на колени.
– Я рада, что ты смог, – сказала она. Счет сравнялся. Каждый из них поделился с другим чем-то очень личным. Причиняющим боль. Ей захотелось обнять его, сделать так, чтобы он чувствовал себя так же, как она чувствовала за неделю до этого, когда он держал ее в объятиях в музее. Защищенной, согретой и понятой. Она положила ему на плечо руку и закрыла глаза.
Ангелочки. Разве не называли Ванессу «ангелом» с ее золотыми кудрями и невинной улыбкой, с ровными мелкими зубками? Разве не так ласково называла ее Мелли?
– О чем ты думаешь? – спросил Рэнди через несколько минут спокойствия.
– О Ванессе. Не знаю, почему. Может, потому что в твоих словах было что-то… и о нас.
– Что именно?
Она покачала головой.
– Я не знаю. Может быть, слово «ангелочки». Моя мама называла Ванессу «ангелом». У нее были такие золотые, блестящие, легкие волосы. – По неизвестной причине мысль об этой светловолосой девочке стала раздражать ее. – Неважно, – сказала она. – Я не хочу вспоминать.
– Я думаю, тебе нужно вспомнить.
– Я сомневаюсь, что есть что-то, заслуживающее воспоминаний.
– А я думаю, что некоторые чересчур сопротивляются этому. – Он повернул голову, чтобы подарить ей улыбку. – Ты сама сейчас как десятилетняя девочка, – сказал он. – С поджатыми ногами, обнимающая свои коленки.
Она немного поколебалась, прежде чем заговорить.
– Именно столько мне и было лет тогда. Летом, когда Ванесса уехала. Она почувствовала, что мелкими шажками приближается к чему-то. К чему, пока не могла понять. – Я знаю, что именно в этом возрасте я тогда была. А больше ничего не помню.
– Порядок, – сказал Рэнди. – Тебе десять лет. Что ты помнишь из десятилетнего возраста?
Она пожала плечами, не способная отличить этот возраст от какого-либо другого.
– Ничего, – сказала она.
– Ну, в каком классе ты была?
– Догадываюсь, что в пятом.
– И кто же был у вас учителем в пятом классе?
– Умм… – Она попыталась вспомнить, но ей ничего не приходило в голову. – Я не помню своих учителей начальной школы.
– А сколько лет было Ванессе, когда тебе было десять?
– Восемь.
– И почему же твой отец забрал с собой именно ее, а не тебя?
Она снова пожала плечами, на этот раз с чувством некоторого неудобства. Ей не хотелось об этом думать.
– Похоже, ты немного завидовала ей, а? Так же, как я ревновал к Марго и Чарльзу? Ванесса была красивой, у нее были такие прекрасные волосы.
– Я не завидовала ей. – А может быть, и завидовала. Не помню.
– Ты, вероятно, была рада, когда она уехала?
– Нет, нет.
– Конечно, нет, Рэнди, – передразнил он ее. – Как ты мог вообразить, что такая плохая мысль могла возникнуть в такой правильной головке, как моя? – Он взъерошил ей волосы.
– Ну, даже если я и завидовала ей, – сказала она, – это нормально в детском возрасте. Так же, как ты завидовал своим брату и сестре. Совершенно нормально. Все, что я знаю, что по какой-то причине мой отец взял с собой Ванессу в штат Вашингтон, и я больше никогда их не видела.
– «Позволь мне называть тебя любимой», – начал напевать Рэнди, – я…
– Прекрати! – Она оттолкнула его от себя и почувствовала, как к лицу прилил жар.
– Прости. – С лица Рэнди сбежала улыбка. Его пальцы окаменели под ее ладонью, пока он держал ее руку. – Прости меня.
Она позволила взять себя за руку.
– Мелли сказала мне, что очень скоро я снова увижу Ванессу и папу, – сказала она тихо. – Она всегда говорила это. Когда бы я ни спросила, она всегда отвечала: «Очень скоро, дорогая».
– Твоя мать была лгуньей.
– В определенном смысле, я полагаю, что да, но только, чтобы облегчить мне жизнь. Она лгала, чтобы защитить меня. Помочь мне пережить боль.
– Правда – это единственное, что может помочь пережить боль. Это всем известно. Необходимо смотреть правде в глаза, тогда справишься с болью. Полуправда всегда живет секретами.
Она почти не слушала, подставив запястье под свет, льющийся с балконов, чтобы взглянуть на часы. Как всегда, она слишком долго оставалась с Рэнди.
– Мне нужно домой, – сказала она.
Они молча надели пальто и пошли к выходу. В фойе Рэнди выключил отопление и свет на балконах, оставив их в совершенной темноте, когда прижал ее к себе, чтобы обнять.
– Ну, – сказал он, держа ее в объятиях, – прекрасный получился вечер. Ты прекрасно танцуешь. Однако этот последний час был ужасным.
– Да. – Она обвила его руками, и по тому, как отреагировало его тело, теснее прижавшись к ней, она поняла, что он чувствует теплоту и заботу, которую она предлагала ему. То, что чувствовала она, было любовью, глубокой и чистой, и всепоглощающей. Она чувствовала с Рэнди большую близость, чем с Джоном. Тем не менее, когда он нагнул голову, когда стал искать губами ее губы, это показалось ей неожиданным и нечестным, и недозволенным, и она быстро отвернулась от него.
– Прости, – сказал он ей в волосы. – Опять вышел за рамки. Пожалуйста, считай это просто благодарственным поцелуем за то, что снова возродила меня к жизни.
Ее трясло.
– У вас очень необычный брак, – сказал Рэнди через минуту. – Я не должен пользоваться терпимостью Джона, – он подбирал слова, а потом засмеялся, – делая наше знакомство чересчур близким. Я не знаю, как бы себя чувствовал, если бы моя жена пошла на танцы с другим мужчиной, неважно, какими бы платоническими их отношения ни были.
Клэр поколебалась минутку.
– Он не знает, – сказала она. – Я сказала, что иду в кино.
Подойдя к двери, Рэнди оглянулся, чтобы посмотреть на нее.
– Со мной? – спросил он.
– Нет. Я сказала, что иду с подругой. – Слышать слова лжи, сорвавшиеся с собственных губ, было отвратительно. Она должна сказать Джону правду. И она скажет, как только доберется до дома.
Рэнди бессильно опустил руки.
– Почему ты солгала? – спросил он.
– Потому что я не хотела его расстраивать.
Он вздохнул, покачав головой, обгоняя ее снова, чтобы открыть дверь.
– Ты – настоящая дочь своей матери, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – Она вышла в ночь.
Он повернулся к ней, положив руку ей на плечо.
– Я не хочу быть частицей этой лжи, Клэр.
– Я тоже этого не хочу, – сказала она. – Это было ошибкой. Я просто плохо подумала.
Он посмотрел вниз по улице, в направлении своего дома, достал свою трубку из кармана пальто и постучал ею о ладонь.
– Я пойду домой пешком, – сказал он.
– Ты уверен?
– Да. Это пойдет мне на пользу. – Он прикурил трубку, и дымок пополз вверх в воздух небольшими ароматными облачками. Он вынул трубку изо рта и слегка коснулся ее руки. – Спокойной ночи, Клэр.
Она смотрела, как он шел вниз по улице, и не сделала ни одного шага к машине на стоянке. Она не сводила с него глаз до тех пор, пока темнота не поглотила его, и тогда она поняла, что у него беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Клэр положила подбородок на колени.
– Я рада, что ты смог, – сказала она. Счет сравнялся. Каждый из них поделился с другим чем-то очень личным. Причиняющим боль. Ей захотелось обнять его, сделать так, чтобы он чувствовал себя так же, как она чувствовала за неделю до этого, когда он держал ее в объятиях в музее. Защищенной, согретой и понятой. Она положила ему на плечо руку и закрыла глаза.
Ангелочки. Разве не называли Ванессу «ангелом» с ее золотыми кудрями и невинной улыбкой, с ровными мелкими зубками? Разве не так ласково называла ее Мелли?
– О чем ты думаешь? – спросил Рэнди через несколько минут спокойствия.
– О Ванессе. Не знаю, почему. Может, потому что в твоих словах было что-то… и о нас.
– Что именно?
Она покачала головой.
– Я не знаю. Может быть, слово «ангелочки». Моя мама называла Ванессу «ангелом». У нее были такие золотые, блестящие, легкие волосы. – По неизвестной причине мысль об этой светловолосой девочке стала раздражать ее. – Неважно, – сказала она. – Я не хочу вспоминать.
– Я думаю, тебе нужно вспомнить.
– Я сомневаюсь, что есть что-то, заслуживающее воспоминаний.
– А я думаю, что некоторые чересчур сопротивляются этому. – Он повернул голову, чтобы подарить ей улыбку. – Ты сама сейчас как десятилетняя девочка, – сказал он. – С поджатыми ногами, обнимающая свои коленки.
Она немного поколебалась, прежде чем заговорить.
– Именно столько мне и было лет тогда. Летом, когда Ванесса уехала. Она почувствовала, что мелкими шажками приближается к чему-то. К чему, пока не могла понять. – Я знаю, что именно в этом возрасте я тогда была. А больше ничего не помню.
– Порядок, – сказал Рэнди. – Тебе десять лет. Что ты помнишь из десятилетнего возраста?
Она пожала плечами, не способная отличить этот возраст от какого-либо другого.
– Ничего, – сказала она.
– Ну, в каком классе ты была?
– Догадываюсь, что в пятом.
– И кто же был у вас учителем в пятом классе?
– Умм… – Она попыталась вспомнить, но ей ничего не приходило в голову. – Я не помню своих учителей начальной школы.
– А сколько лет было Ванессе, когда тебе было десять?
– Восемь.
– И почему же твой отец забрал с собой именно ее, а не тебя?
Она снова пожала плечами, на этот раз с чувством некоторого неудобства. Ей не хотелось об этом думать.
– Похоже, ты немного завидовала ей, а? Так же, как я ревновал к Марго и Чарльзу? Ванесса была красивой, у нее были такие прекрасные волосы.
– Я не завидовала ей. – А может быть, и завидовала. Не помню.
– Ты, вероятно, была рада, когда она уехала?
– Нет, нет.
– Конечно, нет, Рэнди, – передразнил он ее. – Как ты мог вообразить, что такая плохая мысль могла возникнуть в такой правильной головке, как моя? – Он взъерошил ей волосы.
– Ну, даже если я и завидовала ей, – сказала она, – это нормально в детском возрасте. Так же, как ты завидовал своим брату и сестре. Совершенно нормально. Все, что я знаю, что по какой-то причине мой отец взял с собой Ванессу в штат Вашингтон, и я больше никогда их не видела.
– «Позволь мне называть тебя любимой», – начал напевать Рэнди, – я…
– Прекрати! – Она оттолкнула его от себя и почувствовала, как к лицу прилил жар.
– Прости. – С лица Рэнди сбежала улыбка. Его пальцы окаменели под ее ладонью, пока он держал ее руку. – Прости меня.
Она позволила взять себя за руку.
– Мелли сказала мне, что очень скоро я снова увижу Ванессу и папу, – сказала она тихо. – Она всегда говорила это. Когда бы я ни спросила, она всегда отвечала: «Очень скоро, дорогая».
– Твоя мать была лгуньей.
– В определенном смысле, я полагаю, что да, но только, чтобы облегчить мне жизнь. Она лгала, чтобы защитить меня. Помочь мне пережить боль.
– Правда – это единственное, что может помочь пережить боль. Это всем известно. Необходимо смотреть правде в глаза, тогда справишься с болью. Полуправда всегда живет секретами.
Она почти не слушала, подставив запястье под свет, льющийся с балконов, чтобы взглянуть на часы. Как всегда, она слишком долго оставалась с Рэнди.
– Мне нужно домой, – сказала она.
Они молча надели пальто и пошли к выходу. В фойе Рэнди выключил отопление и свет на балконах, оставив их в совершенной темноте, когда прижал ее к себе, чтобы обнять.
– Ну, – сказал он, держа ее в объятиях, – прекрасный получился вечер. Ты прекрасно танцуешь. Однако этот последний час был ужасным.
– Да. – Она обвила его руками, и по тому, как отреагировало его тело, теснее прижавшись к ней, она поняла, что он чувствует теплоту и заботу, которую она предлагала ему. То, что чувствовала она, было любовью, глубокой и чистой, и всепоглощающей. Она чувствовала с Рэнди большую близость, чем с Джоном. Тем не менее, когда он нагнул голову, когда стал искать губами ее губы, это показалось ей неожиданным и нечестным, и недозволенным, и она быстро отвернулась от него.
– Прости, – сказал он ей в волосы. – Опять вышел за рамки. Пожалуйста, считай это просто благодарственным поцелуем за то, что снова возродила меня к жизни.
Ее трясло.
– У вас очень необычный брак, – сказал Рэнди через минуту. – Я не должен пользоваться терпимостью Джона, – он подбирал слова, а потом засмеялся, – делая наше знакомство чересчур близким. Я не знаю, как бы себя чувствовал, если бы моя жена пошла на танцы с другим мужчиной, неважно, какими бы платоническими их отношения ни были.
Клэр поколебалась минутку.
– Он не знает, – сказала она. – Я сказала, что иду в кино.
Подойдя к двери, Рэнди оглянулся, чтобы посмотреть на нее.
– Со мной? – спросил он.
– Нет. Я сказала, что иду с подругой. – Слышать слова лжи, сорвавшиеся с собственных губ, было отвратительно. Она должна сказать Джону правду. И она скажет, как только доберется до дома.
Рэнди бессильно опустил руки.
– Почему ты солгала? – спросил он.
– Потому что я не хотела его расстраивать.
Он вздохнул, покачав головой, обгоняя ее снова, чтобы открыть дверь.
– Ты – настоящая дочь своей матери, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – Она вышла в ночь.
Он повернулся к ней, положив руку ей на плечо.
– Я не хочу быть частицей этой лжи, Клэр.
– Я тоже этого не хочу, – сказала она. – Это было ошибкой. Я просто плохо подумала.
Он посмотрел вниз по улице, в направлении своего дома, достал свою трубку из кармана пальто и постучал ею о ладонь.
– Я пойду домой пешком, – сказал он.
– Ты уверен?
– Да. Это пойдет мне на пользу. – Он прикурил трубку, и дымок пополз вверх в воздух небольшими ароматными облачками. Он вынул трубку изо рта и слегка коснулся ее руки. – Спокойной ночи, Клэр.
Она смотрела, как он шел вниз по улице, и не сделала ни одного шага к машине на стоянке. Она не сводила с него глаз до тех пор, пока темнота не поглотила его, и тогда она поняла, что у него беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118