— Спасибо, мистер Маккиллин. Боюсь, что наше время вышло. Это были замечательные сорок минут. — Он улыбнулся: — Мы так благодарны вам.
Кенни и Майкрофт смотрели передачу вечерних новостей молча. В ней были куски интервью с Маккиллином и бурные отклики на него. В канцелярии лидера оппозиции сказали, что готовится разъясняющее заявление, но такое заявление уже явно опоздало. Высказывались лидеры соперничающих церквей. Борцы за права гомосексуалистов перешли в наступление, пресс-секретарь парламентской оппозиции храбро заявил, что по данному вопросу позиция лидера, к глубокому сожалению, полностью и непростительно ошибочна. Его спросили: „Существует ли кризис руководства?" „С настоящего момента — да", был его ответ.
Газетам больше не было нужды держать в секрете свои источники информации, и они наперебой старались заклеймить обскурантизм, средневековую мораль и лицемерие. Даже согласные с Маккиллином не могли помочь ему: когда отыскали уже полузабытого организатора кампании против гомосенсуалистов, он в агрессивных выражениях потребовал, чтобы Маккиллин изгнал из своей партии всех депутатов-гомосексуалистов, иначе он будет заклеймен как лицемер.
Кенни выключил телевизор. Майкрофт некоторое время молча сидел среди разбросанных перед телевизором пакетов с орешками. Кенни спокойно налил две чашки горячего кофе и добавил в них бренди из миниатюрных бутылочек, привезенных из какой-то поездки. Ему случалось видеть такое раньше — ярость, тревогу, обвинения, подозрения. Он видел и огорчение Майкрофта. Его пожилой партнер прежде такого не видел, во всяком случае, под таким углом зрения.
— Господи, я не знаю, что и думать, — пробормотал наконец Майкрофт, кусая губы. Он все еще смотрел на пустой экран, не решаясь взглянуть на Кенни .
— Весь этот шум, все эти вопли о правах… Я не могу забыть, как этот противный Марплс таскал за собой того паренька. Разве у мальчишки нет своих прав?
— Стригут всех голубых под одну гребенку, да?
— Иногда я спрашиваю себя, что же я делаю? Чем все это кончится для моей работы, для меня. Знаешь, я все еще не могу определиться, пристать к какому-нибудь берегу, особенно когда я вижу людей вроде Марплса или этих крикунов на экране.
— Я гомосексуалист, Дэвид. Извращенец. Гомик. Голубой. Назови меня как хочешь, и это буду я. Ты хочешь сказать, что ты не хочешь быть таким, как я?
— Я… я не слишком разбираюсь в этом. Всю свою жизнь я соглашался с общепринятым, с тем, что такие вещи… Послушай, Кенни , половина моего существа согласна с Маккиллином. Быть голубым грешно! И все же, и все же…
Он поднял свои озабоченные глаза и посмотрел прямо в лицо Кенни .
— Я никогда не думал раньше, что могу быть так счастлив, как в последние недели.
— Это гомосексуализм, Дэвид.
— Тогда, наверное, я и есть гомосексуалист, Кенни . Гомосексуалист. Потому что я знаю, что люблю тебя.
— Тогда забудь всю эту чушь! — Кенни сердито махнул рукой в сторону экрана. — Пусть весь остальной мир исходит криком, мы не станем присоединяться к ним в их проклятьях. Любовь — это нечто свое, личное, чем не трясут на каждом углу.
Он серьезно посмотрел на Майкрофта.
— Я не хочу потерять тебя, Дэвид. И не считай меня грешником.
— Если Манкиллин прав, мы никогда не попадем в рай.
— Если рай полон таких же жалких типов, которые не могут решить, кто они и что чувствуют, то я не хочу быть с ними в одной компании. Поэтому мы с тобой должны держаться за то, что у нас есть, и быть этим счастливы.
— Как долго, Кенни ?
— Пока у нас это есть, дорогой.
— Пока нас не трогают, ты хочешь сказать?
— Некоторые подходят к краю пропасти, смотрят вниз и в страхе убегают. Они не знают, что можно летать, парить, быть свободным. Всю жизнь они ползают среди камней, так и не находя в себе мужества. Не трать свою жизнь на ползание, Дэвид.
Майкрофт вяло улыбнулся:
— Никогда не думал, что ты поэт.
— А я не думал, что ты можешь быть так дорог мне.
Майкрофт медленно поднял в приветствии свою чашку кофе:
— Тост, Кенни. За прыжок в пропасть!
Ствол винтовки медленно и с особой тщательностью поднялся и нацелился в находящуюся ровно в двадцати пяти ярдах мишень, портрет Гордона Маккиллина на одном из его старых предвыборных плакатов. Палец медленно и ровно нажал на курок, и с резкой отдачей винтовка послала в цель свою пулю калибра 0,22. Точно во рту лидера оппозиции появилось аккуратное отверстие, а потом плохо проклеенная бумага рассыпалась на куски и клочьями слетела на пол.
— Да, предвыборные плакаты уже не того качества, что раньше.
— И лидеры оппозиции тоже.
Урхарт и Стэмпер радовались своим шуткам. Прямо под столовой палаты лордов в низком подвале с дощатыми стенами, напичканном трубами, электропроводкой и другими архитектурными потрохами Вестминстерского дворца, двое мужчин лежали рядом в узком тире, где парламентарии могли отводить душу на бумажных мишенях, а не друг на друге. Именно здесь Черчилль оттачивал свое стрелковое искусство, готовясь к ожидавшемуся немецкому вторжению, которое он пообещал отразить лично, вплоть до стрелковой позиции за мешками с песком на чердаке своей резиденции на Даунинг-стрит. Именно здесь Урхарт искал варианты ответов на вопросы депутатов — вдалеке от строгого взгляда мадам спикера.
— Тебе изрядно повезло с этой церковной брошюркой, — несколько ворчливо признал Стэмпер, поправляя кожаный ремень тяжелой винтовки с оптическим прицелом. В меткости стрельбы он заметно уступал Урхарту и никак не мог сравняться с ним по очкам.
— Колхауны — довольно своеобразный род, его члены время от времени навещают Элизабет и дарят ей всякие странные вещи. Один из них решил, чудак, что меня заинтересует моральный уровень юношества. Это не удача, Тим, это результат правильного воспитания.
Бывший агент по продаже недвижимости бросил на него сердитый взгляд.
— Будешь стрелять еще? — спросил он, посылая очередной патрон в магазин.
— Нет, Тим, мне нужна настоящая война. — Урхарт еще раз поднял винтовку к своему тренированному плечу и заглянул в оптический прицел. — Я решил. Мы снова на ее пороге.
— Еще одна из твоих университетских шуточен. Урхарт расстрелял еще один бумажный портрет и только потом повернулся к Стэмперу. Его улыбка исчезла.
— У Маккиллина неприятности. Он шагнул, но сломал ногу. Такая жалость.
— Но мы не готовы, Френсис. Это слишком скоро, — неуверенно возразил Стэмпер.
— Оппозиция готова еще меньше. Партии перед выборами — все равно что туристы перед львом-людоедом. Вам не нужно бегать быстрее льва — это невозможно. Все, что вам нужно, это бегать быстрее ваших товарищей.
— В это время года страна будет завалена толстым слоем снега.
— Отлично! У нас больше машин с приводом на четыре колеса, чем у них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73