Это какой-то сумасшедший дом! — Одним глотком он осушил бокал.
— Простите, синьор Монделли, но не в таком ли положении и все ваши конкуренты?
— Мои конкуренты — в основном немцы. У них достаточно дойчмарок для огромных капиталовложений в такие способы уничтожения отходов, которые устраивают бюрократов. У меня их нет. Это немецкий заговор для устранения конкурентов.
— Но почему вы пришли ко мне? Почему не к сйоему собственному правительству?
— Ах, мистер Укат, вы не знаете итальянских политиков! Мое правительство не станет помогать мне, потому что у него сделка с немцами по поводу винных морей. Итальянским фермерам позволено продолжать субсидируемое государством производство никому не нужных вин в обмен на новые правила уничтожения химических отходов. Производителей вина в Италии триста тысяч, а Монделли только один. Вы политик, и вы знаете, как работают такие числа.
Монделли умолчал о том, что сам значительно навредил себе тем, что сбежал с молоденькой актрисой телевидения из Неаполя, будучи женатым на сестре итальянского министра финансов. В Риме к нему теперь относились не лучше, чем к бесчинствующим английским футбольным болельщикам.
— Это вопрос европейского масштаба, мистер Укат. Чиновники действуют от имени Европы. У них мания величия. А вот вы и все британцы известны как самые последовательные и самые мощные противники засилья брюссельских бюрократов. Поэтому я и обращаюсь к вам за участием и помощью. Не дайте этому проекту стать законом. Комиссар по вопросам охраны окружающей среды в Брюсселе — англичанин. И он ваш друг, правда?
— Можно сказать и так…
— Исключительно приятный человек — немного слабовольный, возможно. Слишком легко поддается уговорам своих подчиненных. Но очень приятный.
— Ну что ж, и с этим можно согласиться…
— Как я понимаю, он хотел бы продлить срок своих полномочий, когда тот истечет. И он прислушается к вашему мнению.
Все это было святой правдой, конечно.
— Вы можете утверждать это, синьор Монделли, но я не могу это комментировать.
— Премьер-министр, я не могу описать, как был бы благодарен.
Это было не совсем так. Из беседы со своим председателем партии Урхарт знал, что Монделли абсолютно точно описал, насколько благодарным он хотел бы быть. Он предлагал внести в фонд партии сто тысяч фунтов. „В знак благодарности великому интернационалисту", как он сформулировал это. Стэмпер считал, что он очень удачно организовал такую выгодную для партии сделку, но Урхарту пришлось разочаровать его:
— Боюсь, что я не смогу помочь вам, синьор Монделли.
— Ох уж этот ваш британский юмор. — По голосу Монделли нельзя было сказать, что он является ценителем британского юмора.
Выражение лица Урхарта могло означать, что экологически чистых огурчиков в детстве ему не досталось.
— Ваши личные проблемы действительно должны быть предметом забот итальянского правительства. Вы должны понять это.
— Я буду разорен,..
— Мне очень жаль.
— Но я думал… — Итальянец бросил отчаянный взгляд на Стэмпера, но тот тольно пожал плечами. — Я думал, что вы могли бы помочь мне.
— Я не могу помочь вам, синьор Монделли, во всяком случае, как итальянскому гражданину. И во всяком случае, прямо.
Пальцы Монделли вцепились в черный галстук, а его испуганные глаза были готовы, казалось, выпрыгнуть из орбит.
— Однако в нынешних серьезных обстоятельствах я готов кое в чем солидаризироваться с вами. Британское правительство тоже не испытывает восторга по поводу новых брюссельских предложений. По своим собственным соображениям, как вы понимаете. И, если бы все зависело только от меня, я наложил бы на весь этот проект вето.
Музыканты начали собираться в оркестровой яме, и в зале стал нарастать шумок ожидания.
— К несчастью, — продолжал Урхарт, — этот вопрос является лишь одним из многих, по которым нам приходится вести переговоры с нашими европейскими партнерами и с комиссарами Сообщества, даже британскими. В таких делах невозможно обойтись без взаимных уступок. А нас, к тому же, отвлекают наши внутренние проблемы. Похоже, что впереди нелегкие времена, и они потребуют от нас больших усилий.
— Речь идет о судьбе всего моего бизнеса, господин премьер-министр. Ко дну пойдут либо новые правила, либо я.
— Это действительно так серьезно?
— Да!
— Ну что ж, тогда было бы счастливым случаем, если бы интересы моего правительства совпали с вашими.
— Я был бы так признателен…
— Если бы я был на вашем месте, синьор Монделли, если бы мне грозило разорение… — он принюхался к воздуху, словно почуявший добычу волк, и помолчал, — я был бы, думаю, признательнее в десять раз.
Урхарт издал небрежный смешок, который должен был свидетельствовать о легкомысленном характере последнего замечания, но итальянец все понял. Урхарт подвел его к самому нраю зияющей пропасти и позволил заглянуть в нее, а теперь предлагал спасательный канат. Несколько мгновений Монделли прикидывал и, когда снова заговорил, в его голосе уже не было паники. Теперь они говорили не о спасательном канате, а о деле. Упомянутая сумма составляла около двух процентов его годового дохода — много, но терпимо. А его бухгалтеры могли отыскать способы записать ее в не облагаемые налогом иностранные капиталовложения. Он медленно кивнул головой.
— Как вы правильно сказали, синьор Укат, я действительно должен быть благодарен больше. В десять раз.
Урхарт, казалось, не слышал этих слов, его мысли текли независимо от мыслей итальянца:
— Понимаете, нам пора сделать еще одну попытку поставить Брюссель на место, и этот случай представляется мне подходящим. Есть несколько британских компаний, которые пострадали бы…
— Я хотел бы принять участие в кампании вашей партии.
— В самом деле? Поговорите со Стэмпером, это по его части, Я не имею отношения к этому.
— Я уже сказал мистеру Стэмперу, что считаю вас великим интернационалистом.
— Это очень любезно с вашей стороны. И это был действительно прекрасный вечер.
— Да. Но я не слишком большой любитель оперы, премьер-министр. — Он снова помассировал поясницу. — Надеюсь, вы простите, если я не останусь на вторую половину?
— Но Стэмпер заплатил за билеты…
— Он заплатил за билеты, но я, мне кажется, заплатил за свою свободу.
Узел галстука свободно болтался у него на груди.
— В таком случае спокойной вам ночи, синьор Монделли. Было приятно познакомиться с вами.
Когда массивная фигура итальянского мецената исчезла в дверях ложи, Стэмпер выразил свое восхищение. Появилась Элизабет Урхарт, распространяя аромат духов и бормоча что-то о приеме для труппы по окончании спектакля. Урхарт вряд ли слышал хоть слово, он думал о том, что начало фонду борьбы положено и что ветер снова задул в его паруса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Простите, синьор Монделли, но не в таком ли положении и все ваши конкуренты?
— Мои конкуренты — в основном немцы. У них достаточно дойчмарок для огромных капиталовложений в такие способы уничтожения отходов, которые устраивают бюрократов. У меня их нет. Это немецкий заговор для устранения конкурентов.
— Но почему вы пришли ко мне? Почему не к сйоему собственному правительству?
— Ах, мистер Укат, вы не знаете итальянских политиков! Мое правительство не станет помогать мне, потому что у него сделка с немцами по поводу винных морей. Итальянским фермерам позволено продолжать субсидируемое государством производство никому не нужных вин в обмен на новые правила уничтожения химических отходов. Производителей вина в Италии триста тысяч, а Монделли только один. Вы политик, и вы знаете, как работают такие числа.
Монделли умолчал о том, что сам значительно навредил себе тем, что сбежал с молоденькой актрисой телевидения из Неаполя, будучи женатым на сестре итальянского министра финансов. В Риме к нему теперь относились не лучше, чем к бесчинствующим английским футбольным болельщикам.
— Это вопрос европейского масштаба, мистер Укат. Чиновники действуют от имени Европы. У них мания величия. А вот вы и все британцы известны как самые последовательные и самые мощные противники засилья брюссельских бюрократов. Поэтому я и обращаюсь к вам за участием и помощью. Не дайте этому проекту стать законом. Комиссар по вопросам охраны окружающей среды в Брюсселе — англичанин. И он ваш друг, правда?
— Можно сказать и так…
— Исключительно приятный человек — немного слабовольный, возможно. Слишком легко поддается уговорам своих подчиненных. Но очень приятный.
— Ну что ж, и с этим можно согласиться…
— Как я понимаю, он хотел бы продлить срок своих полномочий, когда тот истечет. И он прислушается к вашему мнению.
Все это было святой правдой, конечно.
— Вы можете утверждать это, синьор Монделли, но я не могу это комментировать.
— Премьер-министр, я не могу описать, как был бы благодарен.
Это было не совсем так. Из беседы со своим председателем партии Урхарт знал, что Монделли абсолютно точно описал, насколько благодарным он хотел бы быть. Он предлагал внести в фонд партии сто тысяч фунтов. „В знак благодарности великому интернационалисту", как он сформулировал это. Стэмпер считал, что он очень удачно организовал такую выгодную для партии сделку, но Урхарту пришлось разочаровать его:
— Боюсь, что я не смогу помочь вам, синьор Монделли.
— Ох уж этот ваш британский юмор. — По голосу Монделли нельзя было сказать, что он является ценителем британского юмора.
Выражение лица Урхарта могло означать, что экологически чистых огурчиков в детстве ему не досталось.
— Ваши личные проблемы действительно должны быть предметом забот итальянского правительства. Вы должны понять это.
— Я буду разорен,..
— Мне очень жаль.
— Но я думал… — Итальянец бросил отчаянный взгляд на Стэмпера, но тот тольно пожал плечами. — Я думал, что вы могли бы помочь мне.
— Я не могу помочь вам, синьор Монделли, во всяком случае, как итальянскому гражданину. И во всяком случае, прямо.
Пальцы Монделли вцепились в черный галстук, а его испуганные глаза были готовы, казалось, выпрыгнуть из орбит.
— Однако в нынешних серьезных обстоятельствах я готов кое в чем солидаризироваться с вами. Британское правительство тоже не испытывает восторга по поводу новых брюссельских предложений. По своим собственным соображениям, как вы понимаете. И, если бы все зависело только от меня, я наложил бы на весь этот проект вето.
Музыканты начали собираться в оркестровой яме, и в зале стал нарастать шумок ожидания.
— К несчастью, — продолжал Урхарт, — этот вопрос является лишь одним из многих, по которым нам приходится вести переговоры с нашими европейскими партнерами и с комиссарами Сообщества, даже британскими. В таких делах невозможно обойтись без взаимных уступок. А нас, к тому же, отвлекают наши внутренние проблемы. Похоже, что впереди нелегкие времена, и они потребуют от нас больших усилий.
— Речь идет о судьбе всего моего бизнеса, господин премьер-министр. Ко дну пойдут либо новые правила, либо я.
— Это действительно так серьезно?
— Да!
— Ну что ж, тогда было бы счастливым случаем, если бы интересы моего правительства совпали с вашими.
— Я был бы так признателен…
— Если бы я был на вашем месте, синьор Монделли, если бы мне грозило разорение… — он принюхался к воздуху, словно почуявший добычу волк, и помолчал, — я был бы, думаю, признательнее в десять раз.
Урхарт издал небрежный смешок, который должен был свидетельствовать о легкомысленном характере последнего замечания, но итальянец все понял. Урхарт подвел его к самому нраю зияющей пропасти и позволил заглянуть в нее, а теперь предлагал спасательный канат. Несколько мгновений Монделли прикидывал и, когда снова заговорил, в его голосе уже не было паники. Теперь они говорили не о спасательном канате, а о деле. Упомянутая сумма составляла около двух процентов его годового дохода — много, но терпимо. А его бухгалтеры могли отыскать способы записать ее в не облагаемые налогом иностранные капиталовложения. Он медленно кивнул головой.
— Как вы правильно сказали, синьор Укат, я действительно должен быть благодарен больше. В десять раз.
Урхарт, казалось, не слышал этих слов, его мысли текли независимо от мыслей итальянца:
— Понимаете, нам пора сделать еще одну попытку поставить Брюссель на место, и этот случай представляется мне подходящим. Есть несколько британских компаний, которые пострадали бы…
— Я хотел бы принять участие в кампании вашей партии.
— В самом деле? Поговорите со Стэмпером, это по его части, Я не имею отношения к этому.
— Я уже сказал мистеру Стэмперу, что считаю вас великим интернационалистом.
— Это очень любезно с вашей стороны. И это был действительно прекрасный вечер.
— Да. Но я не слишком большой любитель оперы, премьер-министр. — Он снова помассировал поясницу. — Надеюсь, вы простите, если я не останусь на вторую половину?
— Но Стэмпер заплатил за билеты…
— Он заплатил за билеты, но я, мне кажется, заплатил за свою свободу.
Узел галстука свободно болтался у него на груди.
— В таком случае спокойной вам ночи, синьор Монделли. Было приятно познакомиться с вами.
Когда массивная фигура итальянского мецената исчезла в дверях ложи, Стэмпер выразил свое восхищение. Появилась Элизабет Урхарт, распространяя аромат духов и бормоча что-то о приеме для труппы по окончании спектакля. Урхарт вряд ли слышал хоть слово, он думал о том, что начало фонду борьбы положено и что ветер снова задул в его паруса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73