Он знал, что принцесса обычно неосторожна, иногда неразумна, часто несдержанна и вероломна. Она страстно желала быть в центре королевской семьи, и, когда эта страсть выйдет из берегов — а он не сомневался, что в конце концов это случится, — его вооруженные текстами эксклюзивных интервью газеты будут впереди волчьей стаи, которая разорвет ее в клочья.
Атмосфера в комнате была почти благоговейной. Это было место для размышлений, для бегства от внешнего мира с его назойливыми телефонами и постоянными отвлечениями, рай для бизнесмена, которому после тяжелого ленча необходимо собраться с мыслями. Так, по крайней мере, они говорили своим секретаршам, если те, разумеется, не ждали их в одной из незатейливых спален наверху. Турецкие бани Королевского клуба автомобилистов на Пэл-Мэл— одно из тех лондонских заведений, которые никогда не рекламируют свои услуги. И вовсе не по причине хваленой английской скромности, а просто потому, что молва о хорошем заведении быстро бежит и так, зато „не тех" людей сюда попадает меньше. Невозможно сформулировать словами, накие люди „не те", но опыт многих поколений джентльменских клубов позволяет распознавать их сразу, как только они переступают порог, и помогает тут же выпроваживать наружу. Среди „не тех" обычно не бывает политиков и издателей газет.
Политик Тим Стэмпер и издатель Брайан Бринфорд-Джонс сидели в углу парной. По случаю утра здесь было еще пустынно. Во всяком случае, в пределах пяти футов видимости, которую допускала плотная атмосфера, они оставались одни. Подобно лондонскому туману, пар делал едва различимыми настенные светильники и глушил все звуки. Их не могли ни увидеть, ни подслушать. Идеальное место для того, чтобы делиться секретами. Двое мужчин сидели рядом на деревянной скамье, наклонившись вперед и обливаясь пбтом, который капал у них с носа и струился по телу. Стэмпер был опоясан маленьким темно-красным полотенцем, а Би-Би-Джей, как он предпочитал, чтобы его называли, совершенно гол. В отличие от тощего Стэмпера он был тучен, огромное брюхо практически полностью прикрывало его срамные места. Для своего пятого десятка он был беспокойным экстравертом, чрезмерно озабоченным чужими мнениями. Климактерический период был у него позади, и теперь он огибал тот угол, за которым человек из матерелости попадает в физическую дряхлость. Сейчас он был очень раздражен. Стэмпер только что рассказал ему о списке новогодних награждений, подготовленном к оповещению, и его в этом списке не было. Мало того, самый ярый его соперник по национальному клубу издателей получал рыцарское звание, присоединяясь к двум другим рыцарям Флит-стрит.
— Я не считаю, разумеется, что заслужил это, — объяснял он, — но, когда все твои конкуренты получили награды, люди начинают показывать на тебя пальцем и видеть в тебе недоумка. Я не знаю, что еще я должен был сделать, чтобы заслужить уважение правительства. В конце концов, именно я превратил „Таймс" в самого мощного сторонника правительства среди солидных газет. Вы не собрали бы костей на последних выборах, выступи я против вас, как это сделали некоторые.
— Я искренне сочувствую тебе, — ответил председатель партии, просматривая „Индепендент". На его лице искренности было гораздо меньше, чем в его соболезновании, — но ты знаешь, такие вещи не всегда в нашей власти.
— Чушь собачья.
— Понимаешь, мы не можем связывать себе руки…
— День, когда у правительства руки окажутся развязанными и в отношении друзей, и в отношении врагов, будет днем, когда оно лишится друзей.
— Все рекомендации проходят через Комитет контроля. Там, ты знаешь, всякие утряски и поправки, чтобы все это выглядело прилично. Мы не можем влиять на их обсуждения. Они часто голосуют против…
— Не надо опять про эту историю, Тим. — Бринфорд-Джонс чувствовал возрастающее возмущение, оттого что все его честолюбивые доводы Стэмпер отметал, даже не отрывая глаз от газеты. — Сколько раз можно объяснять? Это было много лет назад. Мелкое хулиганство. Я признал себя виновным, только чтобы замять это дело. Если бы я стал доказывать свою правоту, дело попало бы в суд, и моя репутация пострадала бы еще больше.
Стэмпер медленно поднял глаза от газеты.
— Признаться, когда тебя обвиняют в демонстрации интимных частей женщине в общественном месте, Брайан, — это не лучший способ снискать себе симпатии Комитета контроля.
— Бога ради, это было не общественное место. Я стоял у окна моей ванной. Я не знал, что меня видно с улицы. Эта женщина лгала, когда утверждала, что я делал неприличные жесты. Все это дело было подстроено, Тим.
— Но ты признал себя виновным.
— Так посоветовали мне адвокаты. Свидетелей не было, только ее слова против моих. Я мог судиться с ней годами и в конце концов проиграть дело, и вот тогда бы на меня повесили всех собак. А так дело обошлось несколькими строчками в местной газетенке. Господи, да об этих нескольких строчках старая шлюха, наверное, только и мечтала. Возможно, я просто должен был подарить их ей.
Стэмпер был занят сражением с непослушными страницами „Индепендент", которые размякли во влажном воздухе, и видимое отсутствие интереса с его стороны все более бесило Бринфорд-Джонса.
— Из меня сделали козла отпущения! Я расплачиваюсь за ложь какой-то сумасшедшей старухи почти пятнадцать лет спустя. Я из кожи вон лез, чтобы покончить со всем этим, чтобы все осталось в прошлом. Но похоже, что я не могу рассчитывать даже на помощь моих друзей. Может быть, мне пора проснуться и понять, что они мне вовсе никакие не друзья. Они не те, за кого я их принимал.
Горечь и скрытая угроза прекратить поддержку партии его газетой были совершенно недвусмысленны, но Стэмпер не ответил на них немедленно, а сначала предпринял еще одну попытку сложить газету, не увенчавшуюся успехом: размокшая в клубах пара, она начала рваться, и Стэмперу в конце концов пришлось просто отбросить листы в сторону.
— Это вопрос не просто дружбы, Брайан. Чтобы пренебречь возражениями Комитета контроля и подставить себя под его нритику, нужно быть очень хорошим другом. Сказать по правде, Генри Коллинридж таким другом для тебя никогда не был. Он не стал бы подставлять вместо твоей свою шею. — Стэмпер помолчал, — Но Френсис Урхарт — пес совсем другой породы. Он больше похож на терьера. И сейчас, когда спад на носу, он особенно крепко верит в дружбу.
Они оба помолчали, увидев сквозь туман, что дверь парилки открылась и на пороге появилась расплывчатая фигура. Однако для новичка атмосфера оказалась, видимо, слишком плотной: вздохнув пару раз, он закашлялся и исчез.
— Продолжай.
— Не будем ходить вокруг да около, Брайан. У тебя нет ни малейшего шанса получить свою цацку без того, чтобы премьер-министр захотел драться за тебя зубами, А премьер не станет делать это, если не будет рассчитывать на твою благодарность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Атмосфера в комнате была почти благоговейной. Это было место для размышлений, для бегства от внешнего мира с его назойливыми телефонами и постоянными отвлечениями, рай для бизнесмена, которому после тяжелого ленча необходимо собраться с мыслями. Так, по крайней мере, они говорили своим секретаршам, если те, разумеется, не ждали их в одной из незатейливых спален наверху. Турецкие бани Королевского клуба автомобилистов на Пэл-Мэл— одно из тех лондонских заведений, которые никогда не рекламируют свои услуги. И вовсе не по причине хваленой английской скромности, а просто потому, что молва о хорошем заведении быстро бежит и так, зато „не тех" людей сюда попадает меньше. Невозможно сформулировать словами, накие люди „не те", но опыт многих поколений джентльменских клубов позволяет распознавать их сразу, как только они переступают порог, и помогает тут же выпроваживать наружу. Среди „не тех" обычно не бывает политиков и издателей газет.
Политик Тим Стэмпер и издатель Брайан Бринфорд-Джонс сидели в углу парной. По случаю утра здесь было еще пустынно. Во всяком случае, в пределах пяти футов видимости, которую допускала плотная атмосфера, они оставались одни. Подобно лондонскому туману, пар делал едва различимыми настенные светильники и глушил все звуки. Их не могли ни увидеть, ни подслушать. Идеальное место для того, чтобы делиться секретами. Двое мужчин сидели рядом на деревянной скамье, наклонившись вперед и обливаясь пбтом, который капал у них с носа и струился по телу. Стэмпер был опоясан маленьким темно-красным полотенцем, а Би-Би-Джей, как он предпочитал, чтобы его называли, совершенно гол. В отличие от тощего Стэмпера он был тучен, огромное брюхо практически полностью прикрывало его срамные места. Для своего пятого десятка он был беспокойным экстравертом, чрезмерно озабоченным чужими мнениями. Климактерический период был у него позади, и теперь он огибал тот угол, за которым человек из матерелости попадает в физическую дряхлость. Сейчас он был очень раздражен. Стэмпер только что рассказал ему о списке новогодних награждений, подготовленном к оповещению, и его в этом списке не было. Мало того, самый ярый его соперник по национальному клубу издателей получал рыцарское звание, присоединяясь к двум другим рыцарям Флит-стрит.
— Я не считаю, разумеется, что заслужил это, — объяснял он, — но, когда все твои конкуренты получили награды, люди начинают показывать на тебя пальцем и видеть в тебе недоумка. Я не знаю, что еще я должен был сделать, чтобы заслужить уважение правительства. В конце концов, именно я превратил „Таймс" в самого мощного сторонника правительства среди солидных газет. Вы не собрали бы костей на последних выборах, выступи я против вас, как это сделали некоторые.
— Я искренне сочувствую тебе, — ответил председатель партии, просматривая „Индепендент". На его лице искренности было гораздо меньше, чем в его соболезновании, — но ты знаешь, такие вещи не всегда в нашей власти.
— Чушь собачья.
— Понимаешь, мы не можем связывать себе руки…
— День, когда у правительства руки окажутся развязанными и в отношении друзей, и в отношении врагов, будет днем, когда оно лишится друзей.
— Все рекомендации проходят через Комитет контроля. Там, ты знаешь, всякие утряски и поправки, чтобы все это выглядело прилично. Мы не можем влиять на их обсуждения. Они часто голосуют против…
— Не надо опять про эту историю, Тим. — Бринфорд-Джонс чувствовал возрастающее возмущение, оттого что все его честолюбивые доводы Стэмпер отметал, даже не отрывая глаз от газеты. — Сколько раз можно объяснять? Это было много лет назад. Мелкое хулиганство. Я признал себя виновным, только чтобы замять это дело. Если бы я стал доказывать свою правоту, дело попало бы в суд, и моя репутация пострадала бы еще больше.
Стэмпер медленно поднял глаза от газеты.
— Признаться, когда тебя обвиняют в демонстрации интимных частей женщине в общественном месте, Брайан, — это не лучший способ снискать себе симпатии Комитета контроля.
— Бога ради, это было не общественное место. Я стоял у окна моей ванной. Я не знал, что меня видно с улицы. Эта женщина лгала, когда утверждала, что я делал неприличные жесты. Все это дело было подстроено, Тим.
— Но ты признал себя виновным.
— Так посоветовали мне адвокаты. Свидетелей не было, только ее слова против моих. Я мог судиться с ней годами и в конце концов проиграть дело, и вот тогда бы на меня повесили всех собак. А так дело обошлось несколькими строчками в местной газетенке. Господи, да об этих нескольких строчках старая шлюха, наверное, только и мечтала. Возможно, я просто должен был подарить их ей.
Стэмпер был занят сражением с непослушными страницами „Индепендент", которые размякли во влажном воздухе, и видимое отсутствие интереса с его стороны все более бесило Бринфорд-Джонса.
— Из меня сделали козла отпущения! Я расплачиваюсь за ложь какой-то сумасшедшей старухи почти пятнадцать лет спустя. Я из кожи вон лез, чтобы покончить со всем этим, чтобы все осталось в прошлом. Но похоже, что я не могу рассчитывать даже на помощь моих друзей. Может быть, мне пора проснуться и понять, что они мне вовсе никакие не друзья. Они не те, за кого я их принимал.
Горечь и скрытая угроза прекратить поддержку партии его газетой были совершенно недвусмысленны, но Стэмпер не ответил на них немедленно, а сначала предпринял еще одну попытку сложить газету, не увенчавшуюся успехом: размокшая в клубах пара, она начала рваться, и Стэмперу в конце концов пришлось просто отбросить листы в сторону.
— Это вопрос не просто дружбы, Брайан. Чтобы пренебречь возражениями Комитета контроля и подставить себя под его нритику, нужно быть очень хорошим другом. Сказать по правде, Генри Коллинридж таким другом для тебя никогда не был. Он не стал бы подставлять вместо твоей свою шею. — Стэмпер помолчал, — Но Френсис Урхарт — пес совсем другой породы. Он больше похож на терьера. И сейчас, когда спад на носу, он особенно крепко верит в дружбу.
Они оба помолчали, увидев сквозь туман, что дверь парилки открылась и на пороге появилась расплывчатая фигура. Однако для новичка атмосфера оказалась, видимо, слишком плотной: вздохнув пару раз, он закашлялся и исчез.
— Продолжай.
— Не будем ходить вокруг да около, Брайан. У тебя нет ни малейшего шанса получить свою цацку без того, чтобы премьер-министр захотел драться за тебя зубами, А премьер не станет делать это, если не будет рассчитывать на твою благодарность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73