Кирпичные домики станции, похожая на глиняную кружку водокачка; ки-
тайские фанзы и желтые поля гаоляна закурились голубоватой пеной и люди
сразу побледнели.
Прапорщик Обаб хохотал:
- Чревовещатели-и!..
И, точно ловя смех, жадно прыгали в воздухе его длинные руки.
Чахоточная беженка с землистым лицом в каштановом манто подпоясанном
бечевкой, которой перевязывают сахарные головы, бегала мелкими шажками
по станции и шопотом говорила:
- Партизаны... партизаны... тайгу подожгли... и расстреливают...
Ее видели сразу во всех двенадцати эшелонах. Бархатное манто покры-
лось пеплом, вдавленные виски вспотели. Все чувствовали тоскливое томле-
ние, похожее на голод.
Комендант станции - солдаты звали его "четырехэтажным" - большеголо-
вый, с седыми прозрачными, как ледяные сосульки, усами, успокаивал:
- А вы целомудрие наблюдайте душевное. Не волнуйтесь!
- Чита взята.
- Ничего подобного! Уши у вас чрезмернейшие. Сообщение с Читой имеем.
Сейчас по телеграфу няньку генерала Нокса разыскивали!
И втыкая в глотку непочтительный смешок, четко говорил:
- Няньку генерал Нокс потерял. Ищет. Награду обещали. Дипломатическая
нянька, чорт подери, и вдруг какой-нибудь партизан изнасилует.
Белокурый курчавый парень, похожий на цветущую черемуху, расклеил по
теплушкам плакаты и оперативные сводки штабверха. И хотя никто не знал,
где этот штабверх и кто бьется с большевиками, но все ободрились.
Теплые струи воды торопливо потекли на землю. Ударил гром. Зашумела
тайга.
Дым ушел. Но когда ливень кончился и поднялась радуга, снова нахлыну-
ли клубы голубоватого дыма и снова стало жарко и тяжело дышать. Липкая
грязь приклеивала ноги к земле.
Пахло сырыми пашнями и за фанзами тихим звоном шумели мокрые гаоляны.
Вдруг на платформу двое казаков принесли из-за водокачки труп солда-
та-фельдфебеля. Лоб фельдфебеля был разбит и на носу и на рыжеватых усах
со свернувшимися темно-красными сгустками крови тряслось, похожее на
густой студень, серое вещество мозга.
- Партизаны его... - зашептала беженка в манто, подпоясанная бечев-
кой.
В коричневых теплушках эшелонов зашевелились и зашептали:
- Партизаны... партизаны...
Капитан Незеласов прошел по своему поезду.
У площадки одного вагона стояла беженка в каштановом манто и поспешно
спрашивала у солдат:
- Ваш поезд нас не бросит?
- Не мешайте, - сказал ей Незеласов и вдруг возненавидел эту тонконо-
сую женщину. - Нельзя разговаривать.
- Они нас вырежут, капитан... Вы же знаете...
Капитан Незеласов захлопнул дверь и закричал:
- Убирайтесь вы к чорту. - Пошел, пошел!.. - визгливо кричал он,
обертывая матерной руганью приказания.
Где-то внутри росло желание увидеть, ощупать руками тоску, переходя-
щую с эшелонов беженцев на бронепоезд под N 14.69.
Капитан Незеласов бегал внутри поезда, грозил револьвером и ему хоте-
лось закричать громче, чтобы крик прорвал обитые кошмой и сталью стенки
вагонов. Дальше он не понимал, для чего понадобился ему его крик.
Грязные солдаты вытягивались и морозили в лед четырехугольные лица.
Ненужные тряпки одежды стесняли движения у стальных орудий.
Прапорщик Обаб быстро, молчаливо шагал вслед.
Лязгнули буфера. Непонятно коротко просвистел кондуктор, загрохотало
с лавки железное ведро.
Пригибая рельсы к земле, разбрасывая позади себя станции, избушки
стрелочников, прикрытый дымом лес и граниты сопок, облитые теплым и
влажным ветром падали и не могли упасть, летели в тьму тяжелые стальные
коробки вагонов, несущих в себе сотни человеческих тел, наполненных тос-
кой и злобой.

IV.

А в это время китаец Син-Бин-У лежал на траве в тени пробкового дере-
ва и, закрыв раскосые глаза, пел о том, как Красный Дракон напал на де-
вушку Чен-Хуа.
Лицо у девушки было цвета корня жень-шеня и пища ее была у-вэй цзы;
петушьи гребешки; ма жу; грибы величиною со зрачок; чжен-цзай-цай.
Весьма было много всего этого и весьма все это было вкусно.
Но Красный Дракон взял у девушки Чен-Хуа ворота жизни и тогда родился
бунтующий русский.
Партизаны сидели поодаль и Пентефлий Знобов, радостно прорывая чрез
подпрыгивающие зубы налитые незыблемою верою слова, кричал:
- Бегут, братцы мои, бегут. В недуг души ударило, о-земь бьются, тре-
пыхают. А наше дело не уснуть, а город то-он, у-ух... силен. Все
возьмет!
Пахло камнем, морем. О пески шебуршали сухие травы.
---------------
ГЛАВА ВТОРАЯ.

I.

Шестой день тело ощущало жаркий камень, изнывающие в духоте деревья,
хрустящие, спелые травы и вялый ветер.
И тело у них было, как граниты сопок, как деревья, как травы; кати-
лось горячее, сухое, по узко выкопанным горным тропам.
От ружей, давивших плечи, туго болели поясницы.
Ноги ныли, словно опущенные в студеную воду, а в голове, как в мерт-
вом тростнике, - пустота, бессочье.
Шестой день партизаны уходили в сопки*1.
Казачьи разъезды изредка нападали на дозоры. Слышались тогда выстре-
лы, похожие на треск лопающихся бобовых стручьев.
А позади - по линии железной дороги - и глубже: в полях и лесах -
атамановцы, чехи, японцы и еще люди незнаемых земель жгли мужицкие де-
ревни и топтали пашни.
Шестой день с короткими отдыхами, похожими на молитву, две сотни пар-
тизан, прикрывая уходящие вперед обозы с семействами и утварью, устало
шли черными тропами. Им надоел путь, и они, часто сворачивая с троп,
среди камня, ломая кустарник, шли напрямик к сопкам, напоминавшим огром-
ные муравьиные гнезда.

II.

Китаец Син-Бин-У, прижимаясь к скале, пропускал мимо себя отряд и
каждому мужику со злостью говорил:
- Японса била надо... у-у-ух, как била!
И, широко разводя руками, показывал, как надо бить японца.
Вершинин остановился и сказал Ваське Окороку:
- Японец для нас хуже барсу*2. Барс-от допреж, чем манзу*3 жрать, ло-
потину*4 с него сдерет. Дескать, пусть проветрится, а японец-то разби-
раться не будет - вместе с усями*5 слопает.
Китаец обрадовался разговору о себе и пошел с ними рядом.
Никита Вершинин, председатель партизанского революционного штаба, шел
с казначеем Васькой Окороком позади отряда. Широкие - с мучной куль -
синие плисовые шаровары плотно обтянулись на больших, как конское копы-
то, коленях, а лицо его, в пятнах морского обветрия, хмурилось.
Васька Окорок, устало и мечтательно глядя Вершинину в бороду, протя-
нул, словно говоря об отдыхе:
- В Рассеи-то, Никита Егорыч, беспременно вавилонскую башню строить
будут. И разгонют нас, как ястреб цыплят, беспременно! Чтоб друг друга
не узнавали. Я тебе это скажу: Никита Егорыч, самогонки хошь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18