!
— А то вы не видели, как Владимир Иванович стрелял в Брюхо.
— В руку, — поправила Татьяна, даже удивившись тому, что Шишкин чего-то не знает.
— Слепое ранение двуглавой мышцы правой руки, чинили в Склифосовского, откуда он сразу же и сбежал.
А Брюхо — кличка, — подтвердил свою информированность Шишкин. — Да, Таня, особого выбора у вас нет. Но разве я запугиваю? Я только поставил вас перед фактом: вы нуждаетесь в охране. А дальше уж воля ваша, можете нанять любых других чопов.
— Вы прекрасно знаете, что я сижу без денег! И бросаете меня!
Шишкин смотрел с молчаливой укоризной: мол, сама отказываешься.
— Пока что покушения можете не опасаться: Есаулу вы будете нужны живая. Человек он далеко не примитивный, так что глупостей вроде «вынь да положь, а не то на ленточки порежу» не будет. Скорее всего он предложит вам помощь в получении наследства. Может, и денег даст для начала. — Шишкин сунул трубочку в карман и стал застегивать пуговку под распущенным узлом галстука.
Татьяна поняла, что сейчас чоп уйдет и что она не вынесет второй ночи одиночества. Не под боком — это пока не приходило ей в голову, — но в соседней комнате или хоть в другом конце Москвы ей нужен был мужчина, на которого можно положиться.
— Вы так хвалите Есаула, как будто он вам платит за рекламу, — сказала она, подгоняя Шишкина уйти, хотя сама этого не желала, а просто бабский бес потянул за язык.
Шишкин встал.
— Не хвалю, а предостерегаю. Я еще не все сказал.
Он, а скорее всего его человек, поможет вам получить наследство, вотрется в доверие, а потом вдруг все ваше окажется у него. И тогда вам придет пора нанимать охрану, но будет нечем ей заплатить. — Он продолжал стоять, и Татьяне было неловко смотреть на него снизу вверх; это не могло продолжаться долго.
— Как же мое окажется у Есаула? — глуповато спросила она, чтобы задержать Шишкина.
— Выбирайте, на чем вам больше хотелось бы погореть: брак или одиночество; адвокат, которому вы доверите свои дела, или мошенническая сделка, в которую вы влипните, не доверяя адвокатам; завещание или отсутствие завещания — ведь родственники могут получить все и так, по праву наследования.
— Родственники? Вы хотите сказать…
— Не уверен, что именно родственники, но кто-то из близких вам людей у Есаула в наводчиках. — И Шишкин шагнул к двери.
— Подождите, — вскочила Татьяна, — я же не сказала, что отказываюсь.
— А я не сказал, что ухожу, — ответил Шишкин и снова достал трубочку.
ПРОЩАНИЕ СО ЗМЕЕМ
Чиновник умирает, и ордена его остаются на лице земли.
КОЗЬМА ПРУТКОВ
И был похоронный марш военного оркестра, и был салют из десяти карабинов, и гроб опускали не пьяные могильщики на веревках, а джентльмен в черном пальто с помощью специального механизма. Все стали бросать по горстке подмерзшей земли. Татьяна и Вика ждали, чтобы бросить свои горсти последними. Перед ними расступились. Викина горсть полетела россыпью — оттаяла в руке, — и в земле сверкнуло золотом обручальное кольцо, которое Татьяна вернула ей только час назад. Татьяна стянула перчатку, стала дергать свое кольцо, но Вика молча взяла ее за руку и отвела от могилы.
Заработали лопаты, стук земли по крышке гроба становился все глуше, пока не утих.
…Пожалуй, о таком втайне мечтают все мужчины: две молодые женщины убрали могилу цветами. Обнявшись, вдовы всматривались в портрет на могильном холме и прощались каждая со своей частью прожитой жизни.
Каждая понимала, что впереди у нее вторая половина недолгого женского века, но и в этой второй половине она не сможет ничего забыть, потому что стала такой, какой сделал ее Змей.
* * *
Столы занимали у соседей. Разной высоты, приставленные один к другому и прямо, и сбоку, они заняли всю столовую. Татьяна не пожалела, Вика принесла, Галька постаралась, и все было как при Змее: и лососина, и семга, и черная икра, и огурцы с помидорами из госпитальной теплицы.
Портрет Морского Змея стоял на серванте, окидывая стол живым пронзительным взглядом Татьяна и Вика уселись поближе к выходу, как обычно все хозяйки.
— Вспомним дорогого Владимира Ивановича, — поднялся генерал Стаднюк, — талантливого, благородной души человека. Сколько труда, сколько сил приложил он, чтобы стать по-настоящему знаменитым писателем.
И подлинная, народная слава пришла к нему. Он оставил нам прекрасные, на всю страну знаменитые произведения и своего героя, любимца армии. Морского Змея. Заслуженная награда для него — память миллионов читателей и любовь прекрасных женщин, которые так достойно его провожают…
На слове «достойно» Вика взглянула на Татьяну: держим марку, бомонд оценил.
Гусев из Союза писателей говорил долго: о Змеевом творчестве, о том, что он оставался верен себе, не изменял жизненным принципам, воспевал в своих произведениях героизм и мужество, сказал слово и в военной литературе, и в художественном переводе; будем надеяться, что молодая вдова сохранит его истинное (с нажимом на истинное) литературное наследие, не даст растащить его и опошлить кровожадным издателям, а уж братья-писатели будут помнить Владимира Кадышева.
— Заметила, он про Морского Змея не сказал? — наклонилась к Татьяне Вика. Она уже выпила с мужчинами, и ее явно несло. — Коммерческую литературу они стараются игнорировать. Скажу тебе как консультант по бизнесу: такая ситуация на издательском рынке — идет одна коммерческая литература, а этих советских классиков никто не печатает. До того дошло, что друг другу вслух читают.
К вечеру пошла карусель: кто-то со слезами прощался и уходил, но народу не убавлялось, приходили новые гости — братья-писатели, соседи, сослуживцы. Только «любящие и помнящие» змеебабы не пришли. Чувствовали, наверное, что место занято, и не одной, а сразу двумя Вика переключилась на старинного приятеля Змея Виктора Кузнецова из управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Они начали что-то про наркобизнес, то и дело встряхиваясь и возвращаясь к Змею.
Татьяна видела, что Вика пьет, не закусывая, и хмелеет, и подложила ей курочки.
— Спасибо, моя дорогая! Если б ты знал, Витя, как я полюбила Таньку. Она мне как сестра! Мы так друг друга понимаем!
И уже совсем пьяная Вика произнесла тост:
— Мужиков катастрофически мало. Если не считать уголовников, алкоголиков и наркоманов, то по три четверти мужика на каждую порядочную женщину. А если не считать еще маменькиных сынков, дураков и подонков, то по ноль целых три десятых Поэтому нам приходится искать мужей в других поколениях. Лучше жить с благородным стариком, чем с молодым жеребцом! За «Неравный брак», картину Пукирева!
Татьяна увела ее в кабинет, где курили мужчины, и зря. У Вики началась пьяная истерика. Рыдая в голос, она гладила корешки Змеевых книг, бесцельно передвигала по столу очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— А то вы не видели, как Владимир Иванович стрелял в Брюхо.
— В руку, — поправила Татьяна, даже удивившись тому, что Шишкин чего-то не знает.
— Слепое ранение двуглавой мышцы правой руки, чинили в Склифосовского, откуда он сразу же и сбежал.
А Брюхо — кличка, — подтвердил свою информированность Шишкин. — Да, Таня, особого выбора у вас нет. Но разве я запугиваю? Я только поставил вас перед фактом: вы нуждаетесь в охране. А дальше уж воля ваша, можете нанять любых других чопов.
— Вы прекрасно знаете, что я сижу без денег! И бросаете меня!
Шишкин смотрел с молчаливой укоризной: мол, сама отказываешься.
— Пока что покушения можете не опасаться: Есаулу вы будете нужны живая. Человек он далеко не примитивный, так что глупостей вроде «вынь да положь, а не то на ленточки порежу» не будет. Скорее всего он предложит вам помощь в получении наследства. Может, и денег даст для начала. — Шишкин сунул трубочку в карман и стал застегивать пуговку под распущенным узлом галстука.
Татьяна поняла, что сейчас чоп уйдет и что она не вынесет второй ночи одиночества. Не под боком — это пока не приходило ей в голову, — но в соседней комнате или хоть в другом конце Москвы ей нужен был мужчина, на которого можно положиться.
— Вы так хвалите Есаула, как будто он вам платит за рекламу, — сказала она, подгоняя Шишкина уйти, хотя сама этого не желала, а просто бабский бес потянул за язык.
Шишкин встал.
— Не хвалю, а предостерегаю. Я еще не все сказал.
Он, а скорее всего его человек, поможет вам получить наследство, вотрется в доверие, а потом вдруг все ваше окажется у него. И тогда вам придет пора нанимать охрану, но будет нечем ей заплатить. — Он продолжал стоять, и Татьяне было неловко смотреть на него снизу вверх; это не могло продолжаться долго.
— Как же мое окажется у Есаула? — глуповато спросила она, чтобы задержать Шишкина.
— Выбирайте, на чем вам больше хотелось бы погореть: брак или одиночество; адвокат, которому вы доверите свои дела, или мошенническая сделка, в которую вы влипните, не доверяя адвокатам; завещание или отсутствие завещания — ведь родственники могут получить все и так, по праву наследования.
— Родственники? Вы хотите сказать…
— Не уверен, что именно родственники, но кто-то из близких вам людей у Есаула в наводчиках. — И Шишкин шагнул к двери.
— Подождите, — вскочила Татьяна, — я же не сказала, что отказываюсь.
— А я не сказал, что ухожу, — ответил Шишкин и снова достал трубочку.
ПРОЩАНИЕ СО ЗМЕЕМ
Чиновник умирает, и ордена его остаются на лице земли.
КОЗЬМА ПРУТКОВ
И был похоронный марш военного оркестра, и был салют из десяти карабинов, и гроб опускали не пьяные могильщики на веревках, а джентльмен в черном пальто с помощью специального механизма. Все стали бросать по горстке подмерзшей земли. Татьяна и Вика ждали, чтобы бросить свои горсти последними. Перед ними расступились. Викина горсть полетела россыпью — оттаяла в руке, — и в земле сверкнуло золотом обручальное кольцо, которое Татьяна вернула ей только час назад. Татьяна стянула перчатку, стала дергать свое кольцо, но Вика молча взяла ее за руку и отвела от могилы.
Заработали лопаты, стук земли по крышке гроба становился все глуше, пока не утих.
…Пожалуй, о таком втайне мечтают все мужчины: две молодые женщины убрали могилу цветами. Обнявшись, вдовы всматривались в портрет на могильном холме и прощались каждая со своей частью прожитой жизни.
Каждая понимала, что впереди у нее вторая половина недолгого женского века, но и в этой второй половине она не сможет ничего забыть, потому что стала такой, какой сделал ее Змей.
* * *
Столы занимали у соседей. Разной высоты, приставленные один к другому и прямо, и сбоку, они заняли всю столовую. Татьяна не пожалела, Вика принесла, Галька постаралась, и все было как при Змее: и лососина, и семга, и черная икра, и огурцы с помидорами из госпитальной теплицы.
Портрет Морского Змея стоял на серванте, окидывая стол живым пронзительным взглядом Татьяна и Вика уселись поближе к выходу, как обычно все хозяйки.
— Вспомним дорогого Владимира Ивановича, — поднялся генерал Стаднюк, — талантливого, благородной души человека. Сколько труда, сколько сил приложил он, чтобы стать по-настоящему знаменитым писателем.
И подлинная, народная слава пришла к нему. Он оставил нам прекрасные, на всю страну знаменитые произведения и своего героя, любимца армии. Морского Змея. Заслуженная награда для него — память миллионов читателей и любовь прекрасных женщин, которые так достойно его провожают…
На слове «достойно» Вика взглянула на Татьяну: держим марку, бомонд оценил.
Гусев из Союза писателей говорил долго: о Змеевом творчестве, о том, что он оставался верен себе, не изменял жизненным принципам, воспевал в своих произведениях героизм и мужество, сказал слово и в военной литературе, и в художественном переводе; будем надеяться, что молодая вдова сохранит его истинное (с нажимом на истинное) литературное наследие, не даст растащить его и опошлить кровожадным издателям, а уж братья-писатели будут помнить Владимира Кадышева.
— Заметила, он про Морского Змея не сказал? — наклонилась к Татьяне Вика. Она уже выпила с мужчинами, и ее явно несло. — Коммерческую литературу они стараются игнорировать. Скажу тебе как консультант по бизнесу: такая ситуация на издательском рынке — идет одна коммерческая литература, а этих советских классиков никто не печатает. До того дошло, что друг другу вслух читают.
К вечеру пошла карусель: кто-то со слезами прощался и уходил, но народу не убавлялось, приходили новые гости — братья-писатели, соседи, сослуживцы. Только «любящие и помнящие» змеебабы не пришли. Чувствовали, наверное, что место занято, и не одной, а сразу двумя Вика переключилась на старинного приятеля Змея Виктора Кузнецова из управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Они начали что-то про наркобизнес, то и дело встряхиваясь и возвращаясь к Змею.
Татьяна видела, что Вика пьет, не закусывая, и хмелеет, и подложила ей курочки.
— Спасибо, моя дорогая! Если б ты знал, Витя, как я полюбила Таньку. Она мне как сестра! Мы так друг друга понимаем!
И уже совсем пьяная Вика произнесла тост:
— Мужиков катастрофически мало. Если не считать уголовников, алкоголиков и наркоманов, то по три четверти мужика на каждую порядочную женщину. А если не считать еще маменькиных сынков, дураков и подонков, то по ноль целых три десятых Поэтому нам приходится искать мужей в других поколениях. Лучше жить с благородным стариком, чем с молодым жеребцом! За «Неравный брак», картину Пукирева!
Татьяна увела ее в кабинет, где курили мужчины, и зря. У Вики началась пьяная истерика. Рыдая в голос, она гладила корешки Змеевых книг, бесцельно передвигала по столу очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90