— Ко мне поедут. Я, брат, Кадышев! — с непонятной тоской произнес Змей. — Ну-ка, быстро вспоминай: консервы ел?
— Оливки вчера. И сегодня грибки.
… — О том, что у меня на столе, не думай; — другие-то не отравились. Чем завтракал?
— Сока стакан. Худею, — пояснил Сергей.
— Хорошо худеешь. — Змей похлопал его по животу. — А вчера, позавчера? Консервы домашние, икра какая-нибудь левая?
— Ел икру! — вспомнил Сергей. — Позавчера на презентации.
— Значит, надо вызывать, — заключил Змей и потянулся к трубке на столе.
— Ну что вы!. Два дня прошло! — запротестовал Сергей.
— А про такую штуку, как ботулизм, не слышал?
Анаэробная бактерия, развивается в консервах, в первую очередь в красной рыбе. Смертность — шестьдесят процентов, — сообщил Змей. — Весь фокус в том, что токсин срабатывает на второй-третий день, когда промывать желудок уже бесполезно.
— Вы как врач, — заметил Сергей.
— Как военный. Пока ядерного оружия не хватало, делали ставку на бактериологическое. Мне ботулинотоксин еще в Суворовском вдолбили: ввести смесь сывороток групп "А" и "Б", и все такое. — И Змей решительно набрал какой-то длинный номер, не «03». — Приветствую, Сергей Иваныч… Да ничего, нормально. Пришли-ка мне свой самый большой «Мерседес», который с красными крестами… Говорю же, нормально. Это Сережке плохо стало… Викиному… Ничего, найдешь, куда положить. Гражданская «Скорая» сюда не поедет, сам за руль не сяду — во мне пол-литра, не меньше, — так что надежда только на тебя… Отравление, наверно: красной икорки поел. Да нет, не у меня. Моя икра ты знаешь откуда — без булды.
Барсуков отвечал долго, с минуту. Понятно: на шиша ему штатский больной да еще когда смертность от этого ботулизма шестьдесят процентов. Сергею вдруг захотелось попасть на больничную койку, причем именно в военный госпиталь.
— А я тебе буду очень обязан… — с непонятным сарказмом отчеканил Змей. — Барсук, ну поставь себя в мое положение: парню стало плохо, когда мы водку пили.
В моем доме, понимаешь?
Неизвестно, как Барсуков, а Сергей понял: если он попадет в шестьдесят процентов, то его смерть в доме Кадышева, да без свидетелей, да после вчерашней стычки, происходившей, наоборот, на глазах десятка гостей, будет выглядеть очень подозрительно.
— Я сам доберусь, — решительно встал он.
— Как знаешь, — с неожиданной легкостью согласился Змей и сказал в трубку:
— Отбой, Сережа, больной здоров… Ну да, ты всегда готов, когда не надо.
Не прощаясь, он сложил трубку и швырнул на стол.
— А теперь его заела врачебная совесть. Пускай, говорит, пообещает, что сразу, сразу в поликлинику… Пойдем, хоть провожу. Но ты на самом деле обещаешь?
Сергей кивнул, думая о другом. Интервью накрылось: с полчаса они наговорили, это тысяч восемь знаков — по объему достаточно, но главная тема едва затронута. Не порасспросил он сочинителя Кадышева о сочинителе Кадышеве. Из восьми сделать три чистовых, остальное — под личную жизнь, письма читателей и творческий процесс, век бы его не знать. В интервью должно быть как минимум три-четыре сюжетных поворота, тогда оно хорошо читается. Черт, и фотографию не сделал. Хотя можно перегнать с видео, компьютерщики умеют.
Змей довел его до припаркованной у ворот старушки «Нивы», и только тут Сергей сообразил, что все-таки крыша у него здорово едет. Надо было договориться о продолжении, и не сейчас, а раньше, когда Змей старался избавиться от него и был рад согласиться на что угодно.
— Владимир Иваныч!
— Конечно, встретимся, — понял Змей. — Ты, главное, выздоравливай.
По дороге домой Сергея разбомбили гаишники (ах, извините, тибэдэдэшники. Нарочно придумали аббревиатуру, от которой трудно образовать разговорный вариант, ан нет: молодежь уже окрестила их гиббонами). Один гиббон остановил, потребовал дохнуть и слупил пятьдесят долларов. Потом — второй. Отъезжая, Сергей увидел, как он переговаривается по рации, и понял, что его передают с рук на руки.
— Он съехал с шоссе и дернул на своей «Ниве» прямо по полю с кое-где не снятыми, подмерзшими капустными головами. Ушел.
Пока доехал до дому, одолевший его в доме Змея дурман окончательно выветрился. Он чувствовал себя, как и положено чувствовать стодвадцатикилограммовому здоровяку, еще не страдающему жировой дистрофией печени и принявшему несерьезную при своей массе дозу водки класса люкс. Не оглядываясь, проехал мимо поликлиники, бросил машину во дворе, ворвался в квартиру, окликнул жену — нет ее, жалко. В штанах приятно свербило.
«Доктор, не пойму, что со мной: как выпью, так хочу женщину. Это не инфаркт?»
Вытащил из камеры пленку, заправил в видяшник, перемотал на начало…
Запись обрывалась на рассказе Змея о Кубе.
Прощай, штука долларов от Виктора Сауловича Тарковского! Второй раз на того же червячка Змея не поймаешь. Кстати, а как он среагировал на фразу"! Да, помнится, никак. Ни один мускул не дрогнул на лице ветерана, и все такое. Интересно, что это за дела не такие уж давние, о которых напоминал ему Тарковский?
Сергей сунул в камеру первую попавшуюся кассету, включил запись. Так и есть: мигнуло «беттери офф», и сразу — темнота. Странно, аккумулятор заряжался всю ночь.
На секунду мелькнуло шальное и нелепое подозрение, но, как человек со здоровой психикой, он отмел его сразу.
Уголовщина такого рода — на улицах, в пыли архивов, в репортажах из зала суда, которые он писал, еще будучи студентом. А у таких, как Змей и Тарковский, уголовщина своя, цивилизованная: сидят в красивых кабинетах люди с чистыми воротничками, поглядывают на компьютер и между утренним кофе и предобеденным аперитивом успевают сделать тысчонку-другую (пятую, десятую) черного нала в настоящих американских деньгах.
А вообще паскудный старикашка этот Кадышев, одно слово — полковник.
* * *
До пола втаптывая акселератор. Змей гнал «Мерседес» в Москву. Это после вчерашнего и после сегодняшнего, в смысле — после приступа и после выпивки. Не жалел себя. А что поделаешь, когда жизнь рушится?!
Раскусил его Виктор Саулович, раскусил, медуза!
Но зачем было после вчерашних громил подсылать журналюгу? Это было не правильно. Змея так не учили.
Вчера его пытались захватить двое вооруженных и еле ноги унесли (теперь-то ясно, что они люди Тарковского).
А сегодня является один безоружный (на это у Змея глаз наметан), и вдруг — приветик вам от Виктора Сауловича, Ну разве не очевидная картина? От Виктора Сауловича — значит, с тем же заданием; не побоялся раскрыться — значит, один стоит четверых. Поэтому Змей среагировал на него, как на достойного противника. Он просто спасал свою жизнь.
И лишь когда журналист уже падал, не успев даже отметить атаку движением глаз, до Змея дошло, что этот мешок ему очень хорошо знаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90