Однако командующий 5-й танковой армией генерал Эбербах, которому Вильгельм Биттрих был подчинен, отказался снять его с должности, мотивируя свой отказ критическим положением на фронте. К тому же авторитет Гиммлера был не особенно высок даже в войсках СС. Через несколько недель, во время боев под Арнхаймом, Гиммлер послал главного врача СС Карла Гебхардта, ведущего клинициста и генерал-лейтенанта войск СС, к Биттриху с приказом немедленно явиться к нему для доклада. Генерал-фельдмаршал Модель, назначенный командующим Западным фронтом, возразил против отзыва Биттриха. И в последующем Гиммлеру так и не удалось отстранить от должности непослушного генерала.
Осечка с Биттрихом была лишь одной из многих неудач Гиммлера в его кампании по искоренению заговорщиков 20 июля 1944 года. В то же время он без всякого сожаления расправлялся даже с предположительными участниками заговора и их семьями, открыв самую кровавую и ужасную страницу в немецкой военной истории.
Лечащий врач Гиммлера, Керстен, уже после обеда 20 июля заметил, что тот снова стал фанатиком своего фюрера, которого совершенно недавно собирался устранить с помощью сопротивленцев.
Рейхсфюрер СС даже сказал, обратившись к Керстену: «Пришел мой час. Я искореню всю эту нечисть и уже отдал приказ об аресте заговорщиков».
Когда Керстен попытался высказать сомнение, такое ли уж это благо для Германии, что диктатор спасся, Гиммлер закричал:
«Что вы говорите, Керстен? И это ваше истинное мнение? Не смейте так думать и тем более говорить. Провидение, сохранив фюрера, дало нам знак. Фюрер жив, он неуязвим, провидение хочет, чтобы он оставался с нами и чтобы мы под его руководством победоносно закончили войну».
В состоянии псевдорелигиозной одержимости Гиммлер помчался в штаб-квартиру фюрера, запустив на полные обороты машину смерти гестапо, направленную против заговорщиков. Чувствуя, что настал его час, Гиммлер не отходил ни на шаг от своего божества, подсовывая ему на подпись указы и распоряжения, делавшие его вторым властным лицом рейха.
Так, уже вечером 20 июля Гиммлер представил возмущенному донесениями о размахе заговора Гитлеру проект приказа, назначавший его, рейхсфюрера СС, командующим резервной армией. Гитлер, не раздумывая, подписал его, как и все другое, гарантировавшее уничтожение заговорщиков, яростно воскликнув: «Расстреливайте каждого, кто будет оказывать сопротивление, не взирая на лица. Речь идет о судьбе нации. Будьте беспощадны!»
Гиммлер щелкнул каблуками, произнеся патетически: «Мой фюрер, вы можете вполне на меня положиться!»
Как верная собака своего господина, он выскочил наружу и сразу же полетел в Берлин, где был уже в 16.30. Инквизитор начал кровавую чистку. Не успел начальник генерального штаба вермахта Кейтель отменить по телефону приказы заговорщиков, как Гиммлер обрушил на них волну террора.
Он приказал выдвинуть в правительственный квартал подразделения лейбштандарта и эсэсовского полка «Сааров», создал особую комиссию «20 июля» и вступил в командование резервной армией. Ищейки гестапо прочесали все укромные уголки, отправляя при малейшем подозрении людей в подвалы на Принц-Альбрехтштрассе. Жесточайший полицейский произвол обрушился даже на безвинных членов семей подозреваемых лиц. Мало кому из числа видных руководителей сопротивления удалось уйти от мести режима.
Штауффенберг с ближайшими последователями были расстреляны верными Гитлеру офицерами вечером 20 июля прямо во дворе штаба резервной армии на Бендлерштрассе. Остальным пришлось преодолеть мученический путь подвалов гестапо, концентрационных лагерей, показательных процессов, на которых бесновался Роланд Фрайслер. Путь, заканчивавшийся виселицей.
Что же касается эсэсовских руководителей, которые были связаны с заговорщической группой Бека — Гёрделера, то и они попали под этот каток. 24 июля начальник уголовной полиции Нёбе бежал, посчитав, что расшифрован гестапо. Он скрывался до ноября 1944 года, когда его из ревности выдала подруга. Перешедшие из абвера к Шелленбергу полковники Ханзен и барон фон Фрайтаг-Лорингховен были арестованы, а штурмбанфюрер СС Плаас, арестованный еще до начала путча, казнен 19 июля. Из-за своего же дневника в руки гестапо попал кавалерист Салвиати. Гиммлер был просто разъярен поведением этого «неисправимого врага национал-социализм и фюрера», заявив: «Если народный суд не вынесет ему смертного приговора, то я отдам приказ расстрелять господина Салвиати как человека, нарушившего эсэсовскую верность».
Из числа эсэсовских фюреров, имевших связи с заговорщиками, казни удалось избежать только бригадефюреру СС Канштайну, подвергавшемуся почти непрерывным допросам, вследствие прямого вмешательства статс-секретаря министерства внутренних дел обергруппенфюрера СС Штуккарта, чего ему не простил разъяренный шеф главного управления имперской безопасности Кальтенбруннер.
Однако чем яростнее действовали его подручные против руководителей заговора, тем сдержаннее становились комментарии великого инквизитора Гиммлера. Его вера в Адольфа Гитлера вновь пошатнулась, уступая место старым сомнениям. Им овладела сумасбродная идея: а нельзя ли, договорившись с обреченными на смерть заговорщиками, достичь мира? У него созрел план вступить в контакт с зарубежными друзьями группы Бека-Гёрделера, а посему он отложил их казнь и вступил в таинственный диалог со своими жертвами. Для начала он предложил Гёрделеру, Попитцу и графу фон Шуленбургу написать подробные объяснения причин, побудивших их выступить против Гитлера.
Гиммлер посчитал возможным надеть на себя одеяния сопротивленца. В октябре 1944 года он поручил Шелленбергу вступить в контакт со шведским банкиром Якобом Валленбергом, дружба с которым была также отнесена к антигосударственным проступкам, а также с руководителем сопротивленцев Карлом Гёрделером. Гиммлер решил теперь использовать их дружбу для вступления в контакт с союзниками. Когда же Валленберг не «клюнул» на предложения Шелленберга, Гиммлер приказал привести к нему Гёрделера и попробовал уговорить его сослужить последнюю службу отечеству.
"Однажды, — как рассказывал охранник Гёрделера Вильгельм Бранденбург, — шеф СС Гиммлер сделал ему предложение использовать его тесные личные и, естественно, политические отношения и связи со шведским финансистом Валленбергом, а также с сионистским лидером доктором Вайцманом, чтобы выйти на шведского короля, а через того и на английского премьер-министра Черчилля — что Гёрделер с товарищами «непременно предприняли бы в случае успеха государственного переворота — с целью скорейшего заключения приемлемого мира и окончания войны».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202
Осечка с Биттрихом была лишь одной из многих неудач Гиммлера в его кампании по искоренению заговорщиков 20 июля 1944 года. В то же время он без всякого сожаления расправлялся даже с предположительными участниками заговора и их семьями, открыв самую кровавую и ужасную страницу в немецкой военной истории.
Лечащий врач Гиммлера, Керстен, уже после обеда 20 июля заметил, что тот снова стал фанатиком своего фюрера, которого совершенно недавно собирался устранить с помощью сопротивленцев.
Рейхсфюрер СС даже сказал, обратившись к Керстену: «Пришел мой час. Я искореню всю эту нечисть и уже отдал приказ об аресте заговорщиков».
Когда Керстен попытался высказать сомнение, такое ли уж это благо для Германии, что диктатор спасся, Гиммлер закричал:
«Что вы говорите, Керстен? И это ваше истинное мнение? Не смейте так думать и тем более говорить. Провидение, сохранив фюрера, дало нам знак. Фюрер жив, он неуязвим, провидение хочет, чтобы он оставался с нами и чтобы мы под его руководством победоносно закончили войну».
В состоянии псевдорелигиозной одержимости Гиммлер помчался в штаб-квартиру фюрера, запустив на полные обороты машину смерти гестапо, направленную против заговорщиков. Чувствуя, что настал его час, Гиммлер не отходил ни на шаг от своего божества, подсовывая ему на подпись указы и распоряжения, делавшие его вторым властным лицом рейха.
Так, уже вечером 20 июля Гиммлер представил возмущенному донесениями о размахе заговора Гитлеру проект приказа, назначавший его, рейхсфюрера СС, командующим резервной армией. Гитлер, не раздумывая, подписал его, как и все другое, гарантировавшее уничтожение заговорщиков, яростно воскликнув: «Расстреливайте каждого, кто будет оказывать сопротивление, не взирая на лица. Речь идет о судьбе нации. Будьте беспощадны!»
Гиммлер щелкнул каблуками, произнеся патетически: «Мой фюрер, вы можете вполне на меня положиться!»
Как верная собака своего господина, он выскочил наружу и сразу же полетел в Берлин, где был уже в 16.30. Инквизитор начал кровавую чистку. Не успел начальник генерального штаба вермахта Кейтель отменить по телефону приказы заговорщиков, как Гиммлер обрушил на них волну террора.
Он приказал выдвинуть в правительственный квартал подразделения лейбштандарта и эсэсовского полка «Сааров», создал особую комиссию «20 июля» и вступил в командование резервной армией. Ищейки гестапо прочесали все укромные уголки, отправляя при малейшем подозрении людей в подвалы на Принц-Альбрехтштрассе. Жесточайший полицейский произвол обрушился даже на безвинных членов семей подозреваемых лиц. Мало кому из числа видных руководителей сопротивления удалось уйти от мести режима.
Штауффенберг с ближайшими последователями были расстреляны верными Гитлеру офицерами вечером 20 июля прямо во дворе штаба резервной армии на Бендлерштрассе. Остальным пришлось преодолеть мученический путь подвалов гестапо, концентрационных лагерей, показательных процессов, на которых бесновался Роланд Фрайслер. Путь, заканчивавшийся виселицей.
Что же касается эсэсовских руководителей, которые были связаны с заговорщической группой Бека — Гёрделера, то и они попали под этот каток. 24 июля начальник уголовной полиции Нёбе бежал, посчитав, что расшифрован гестапо. Он скрывался до ноября 1944 года, когда его из ревности выдала подруга. Перешедшие из абвера к Шелленбергу полковники Ханзен и барон фон Фрайтаг-Лорингховен были арестованы, а штурмбанфюрер СС Плаас, арестованный еще до начала путча, казнен 19 июля. Из-за своего же дневника в руки гестапо попал кавалерист Салвиати. Гиммлер был просто разъярен поведением этого «неисправимого врага национал-социализм и фюрера», заявив: «Если народный суд не вынесет ему смертного приговора, то я отдам приказ расстрелять господина Салвиати как человека, нарушившего эсэсовскую верность».
Из числа эсэсовских фюреров, имевших связи с заговорщиками, казни удалось избежать только бригадефюреру СС Канштайну, подвергавшемуся почти непрерывным допросам, вследствие прямого вмешательства статс-секретаря министерства внутренних дел обергруппенфюрера СС Штуккарта, чего ему не простил разъяренный шеф главного управления имперской безопасности Кальтенбруннер.
Однако чем яростнее действовали его подручные против руководителей заговора, тем сдержаннее становились комментарии великого инквизитора Гиммлера. Его вера в Адольфа Гитлера вновь пошатнулась, уступая место старым сомнениям. Им овладела сумасбродная идея: а нельзя ли, договорившись с обреченными на смерть заговорщиками, достичь мира? У него созрел план вступить в контакт с зарубежными друзьями группы Бека-Гёрделера, а посему он отложил их казнь и вступил в таинственный диалог со своими жертвами. Для начала он предложил Гёрделеру, Попитцу и графу фон Шуленбургу написать подробные объяснения причин, побудивших их выступить против Гитлера.
Гиммлер посчитал возможным надеть на себя одеяния сопротивленца. В октябре 1944 года он поручил Шелленбергу вступить в контакт со шведским банкиром Якобом Валленбергом, дружба с которым была также отнесена к антигосударственным проступкам, а также с руководителем сопротивленцев Карлом Гёрделером. Гиммлер решил теперь использовать их дружбу для вступления в контакт с союзниками. Когда же Валленберг не «клюнул» на предложения Шелленберга, Гиммлер приказал привести к нему Гёрделера и попробовал уговорить его сослужить последнюю службу отечеству.
"Однажды, — как рассказывал охранник Гёрделера Вильгельм Бранденбург, — шеф СС Гиммлер сделал ему предложение использовать его тесные личные и, естественно, политические отношения и связи со шведским финансистом Валленбергом, а также с сионистским лидером доктором Вайцманом, чтобы выйти на шведского короля, а через того и на английского премьер-министра Черчилля — что Гёрделер с товарищами «непременно предприняли бы в случае успеха государственного переворота — с целью скорейшего заключения приемлемого мира и окончания войны».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202