Когда-то вот так же видел только ее, и одну ее. Но это было давно. В те далекие дни, когда они еще любили друг друга.
На сцене появились Рен и Изабел. Смотреть на Рена было не так больно, как на Гарри. Этот, повзрослевший, Рен был жестче и умнее того мальчика, который учил ее курить косячки, а заодно и циничнее. Она и представить не могла, как история с Карли Свенсон повлияла на него.
Изабел подошла ближе. Какой спокойной и трезвой она выглядит в своей блузке-безрукавке, кремовых слаксах и соломенной шляпе! Ее безграничные знания могли бы подавлять, если бы она не была так добра. Дети полюбили ее с первого взгляда, а кто лучше их может судить о людях? Как и другие женщины, попавшие в орбиту притяжения Рена, она была заворожена им, но в отличие от остальных боролась с собственным увлечением. Трейси высоко оценила ее старания, хотя она не имела ни малейшего шанса, особенно при столь очевидном желании Рена. Рано или поздно она выдохнется и не сможет перед ним устоять, а это, конечно, стыд и позор, потому что она не создана для мимолетных связей. Изабел из тех, кто захочет всего, что Рен не способен ей дать, а он съест ее заживо, прежде чем она это поймет. И вполне возможно, нанесенная рана окажется незаживающей.
Трейси было куда менее мучительно жалеть Изабел, чем себя, но Гарри уже здесь, и она не сумеет долго сдерживать боль и обиды.
«Кто ты? — хотелось ей спросить. — И куда девался милый, нежный человек, в которого я влюбилась?»
Она с трудом поднялась с кресла. Выброшенная на берег китовая туша в сто пятьдесят восемь фунтов весом. Еще пятнадцать фунтов — и она будет весить больше мужа.
— Девочки, возьмите Коннора и найдите синьору Анну. Она сказала, что будет печь пирожки.
Но девочки вцепились в отца и неприязненно уставились на мать. Считают ее злой ведьмой, отнявшей у них отца.
— Идите, — велел он им, все еще не глядя на жену. — Я скоро приду.
Отцу они подчинились беспрекословно, что не удивило Трейси. Забрали Коннора и побрели к дому.
— Тебе не следовало приезжать, — сказала она, когда дети ушли. Он наконец посмотрел на нее, холодно, как чужой.
— Ты не оставила мне выбора.
Перед ней стоял человек, с которым она делила жизнь. Человек, в любви которого была уверена. Они часто проводили уик-энды в постели: смеялись, болтали, занимались любовью. Она вспомнила, как они радовались, когда родились Джереми и девочки. Вспомнила семейные походы, праздники, веселье и тихие вечера. Но потом она забеременела Коннором, и отношения медленно, но верно стали изменяться. Правда, хотя Гарри не желал больше детей, все же влюбился в младшего сына в тот момент, когда он выскользнул из материнского тела. Сначала она была уверена, что он полюбит и этого ребенка. Теперь же поняла, что ошиблась.
— Мы уже говорили об этом и согласились, что больше никаких детей не будет.
— Я забеременела не сама по себе, Гарри.
— Не смей припутывать меня! Я хотел сделать вазэктомию, помнишь? Но ты закатила истерику, и я сдался. Моя ошибка.
Она положила ладонь на его ошибку и потерла туго натянутую кожу.
— Помочь тебе собраться? — осведомился он, не повышая голоса. — Или справишься сама?
Он был так далек, как неоткрытая планета. Даже после всех этих месяцев она не могла привыкнуть к его холодности.
В памяти всплыл тот день, когда он сказал, что компания посылает его в Швейцарию с поручением провести весьма сложную финансовую операцию. В случае успеха это означало не только повышение по службе, чего добивался Гарри, но и возможность показать себя в деле, а также заниматься любимой работой.
К несчастью, на пути к успеху встала очередная беременность. Он должен был пробыть в Швейцарии с августа по ноябрь, а ребенку предстояло появиться на свет в октябре. И поскольку Гарри Бриггс всегда поступал так, как считал правильным, то немедленно заявил, что откажется от поручения. Трейси, не желавшая делать из мужа мученика, заявила, что собирает вещи и детей и едет с ним. В Швейцарии тоже рожают. Вот и она родит.
Тогда она еще не знала, какую ошибку делает. Просто надеялась, что вдали от дома они снова сблизятся и исцелят нанесенные друг другу раны, но оказалось, что отчуждение зашло слишком далеко. Квартира, снятая им компанией, оказалась чересчур тесной для такой большой семьи. Детям было не с кем играть, а накопившаяся энергия требовала выхода, поэтому временами их поведение становилось невыносимым. Трейси старалась, как могла: пыталась на выходные вытащить всю семью в Евродиснейленд, парк или кино, предлагала путешествия на кораблике по Рейну, в горы на фуникулере, но чаще всего приходилось выезжать одной с детьми, потому что Гарри постоянно оказывался занят. Работал по ночам, по субботам, а иногда и по воскресеньям. Все же Трейси держалась до последнего и сломалась только два дня назад, когда поймала мужа в ресторане с другой женщиной.
— Хочешь, чтобы я помог тебе собраться? — повторил он, чрезмерно терпеливым тоном, приберегаемым для тех случаев, когда приходилось журить детей.
— Я никуда не уезжаю, Гарри, так что нет необходимости складывать вещи.
— Здесь ты не останешься.
На лице ни малейшего проблеска эмоций. В голосе ни боли, ни тревоги, ничего, кроме холодного, категоричного утверждения человека, призванного исполнить свой долг.
— Да ну?.
Рен, стоявший за спиной Гарри, нахмурился. Трейси знала, что он не желает видеть ее здесь, но если хоть словом обмолвится в присутствии Гарри, она никогда его не простит.
Гарри, не сводя с нее взгляда, обратился к Рену:
— Удивлен, что вам она еще нужна. Не говоря уже о том, что она на восьмом месяце, по-прежнему остается такой же избалованной и взбалмошной, как и в то время, когда вы на ней женились.
— Все лучше, чем быть наглым, лживым ублюдком! — выпалила Трейси.
— Прекрасно. Я сам соберу детские вещи. Оставайся здесь, сколько пожелаешь. Мы с детьми прекрасно обойдемся без тебя.
В ушах Трейси зазвенело. Она пыталась что-то сказать, но изо рта вырвалось шипение.
— Если ты хоть на секунду вообразил, что сможешь увезти моих детей…
— Совершенно верно. Именно это я и вообразил.
— Только через мой труп.
— Не пойму, почему ты возражаешь. Ты только и делала, что жаловалась, с того дня, как мы приехали в Цюрих.
Трейси даже задохнулась от такой несправедливости.
— Да у меня не было ни дня отдыха! Я день и ночь вожусь с ними! И по уик-эндам тоже, пока ты обжимаешься со своей девицей!Гарри и глазом не моргнул.
— Ты сама захотела поехать. Я тебя туда не тянул.
— Убирайся к черту.
— Если ты хочешь именно этого, я уеду. Заберу четверых детей. Можешь оставить себе пятого.
Лучше бы он дал ей пощечину.
«Вот он. Вот он, самый страшный момент в моей жизни». Изабел тихо застонала. Рен, верный друг детства, выступил вперед:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
На сцене появились Рен и Изабел. Смотреть на Рена было не так больно, как на Гарри. Этот, повзрослевший, Рен был жестче и умнее того мальчика, который учил ее курить косячки, а заодно и циничнее. Она и представить не могла, как история с Карли Свенсон повлияла на него.
Изабел подошла ближе. Какой спокойной и трезвой она выглядит в своей блузке-безрукавке, кремовых слаксах и соломенной шляпе! Ее безграничные знания могли бы подавлять, если бы она не была так добра. Дети полюбили ее с первого взгляда, а кто лучше их может судить о людях? Как и другие женщины, попавшие в орбиту притяжения Рена, она была заворожена им, но в отличие от остальных боролась с собственным увлечением. Трейси высоко оценила ее старания, хотя она не имела ни малейшего шанса, особенно при столь очевидном желании Рена. Рано или поздно она выдохнется и не сможет перед ним устоять, а это, конечно, стыд и позор, потому что она не создана для мимолетных связей. Изабел из тех, кто захочет всего, что Рен не способен ей дать, а он съест ее заживо, прежде чем она это поймет. И вполне возможно, нанесенная рана окажется незаживающей.
Трейси было куда менее мучительно жалеть Изабел, чем себя, но Гарри уже здесь, и она не сумеет долго сдерживать боль и обиды.
«Кто ты? — хотелось ей спросить. — И куда девался милый, нежный человек, в которого я влюбилась?»
Она с трудом поднялась с кресла. Выброшенная на берег китовая туша в сто пятьдесят восемь фунтов весом. Еще пятнадцать фунтов — и она будет весить больше мужа.
— Девочки, возьмите Коннора и найдите синьору Анну. Она сказала, что будет печь пирожки.
Но девочки вцепились в отца и неприязненно уставились на мать. Считают ее злой ведьмой, отнявшей у них отца.
— Идите, — велел он им, все еще не глядя на жену. — Я скоро приду.
Отцу они подчинились беспрекословно, что не удивило Трейси. Забрали Коннора и побрели к дому.
— Тебе не следовало приезжать, — сказала она, когда дети ушли. Он наконец посмотрел на нее, холодно, как чужой.
— Ты не оставила мне выбора.
Перед ней стоял человек, с которым она делила жизнь. Человек, в любви которого была уверена. Они часто проводили уик-энды в постели: смеялись, болтали, занимались любовью. Она вспомнила, как они радовались, когда родились Джереми и девочки. Вспомнила семейные походы, праздники, веселье и тихие вечера. Но потом она забеременела Коннором, и отношения медленно, но верно стали изменяться. Правда, хотя Гарри не желал больше детей, все же влюбился в младшего сына в тот момент, когда он выскользнул из материнского тела. Сначала она была уверена, что он полюбит и этого ребенка. Теперь же поняла, что ошиблась.
— Мы уже говорили об этом и согласились, что больше никаких детей не будет.
— Я забеременела не сама по себе, Гарри.
— Не смей припутывать меня! Я хотел сделать вазэктомию, помнишь? Но ты закатила истерику, и я сдался. Моя ошибка.
Она положила ладонь на его ошибку и потерла туго натянутую кожу.
— Помочь тебе собраться? — осведомился он, не повышая голоса. — Или справишься сама?
Он был так далек, как неоткрытая планета. Даже после всех этих месяцев она не могла привыкнуть к его холодности.
В памяти всплыл тот день, когда он сказал, что компания посылает его в Швейцарию с поручением провести весьма сложную финансовую операцию. В случае успеха это означало не только повышение по службе, чего добивался Гарри, но и возможность показать себя в деле, а также заниматься любимой работой.
К несчастью, на пути к успеху встала очередная беременность. Он должен был пробыть в Швейцарии с августа по ноябрь, а ребенку предстояло появиться на свет в октябре. И поскольку Гарри Бриггс всегда поступал так, как считал правильным, то немедленно заявил, что откажется от поручения. Трейси, не желавшая делать из мужа мученика, заявила, что собирает вещи и детей и едет с ним. В Швейцарии тоже рожают. Вот и она родит.
Тогда она еще не знала, какую ошибку делает. Просто надеялась, что вдали от дома они снова сблизятся и исцелят нанесенные друг другу раны, но оказалось, что отчуждение зашло слишком далеко. Квартира, снятая им компанией, оказалась чересчур тесной для такой большой семьи. Детям было не с кем играть, а накопившаяся энергия требовала выхода, поэтому временами их поведение становилось невыносимым. Трейси старалась, как могла: пыталась на выходные вытащить всю семью в Евродиснейленд, парк или кино, предлагала путешествия на кораблике по Рейну, в горы на фуникулере, но чаще всего приходилось выезжать одной с детьми, потому что Гарри постоянно оказывался занят. Работал по ночам, по субботам, а иногда и по воскресеньям. Все же Трейси держалась до последнего и сломалась только два дня назад, когда поймала мужа в ресторане с другой женщиной.
— Хочешь, чтобы я помог тебе собраться? — повторил он, чрезмерно терпеливым тоном, приберегаемым для тех случаев, когда приходилось журить детей.
— Я никуда не уезжаю, Гарри, так что нет необходимости складывать вещи.
— Здесь ты не останешься.
На лице ни малейшего проблеска эмоций. В голосе ни боли, ни тревоги, ничего, кроме холодного, категоричного утверждения человека, призванного исполнить свой долг.
— Да ну?.
Рен, стоявший за спиной Гарри, нахмурился. Трейси знала, что он не желает видеть ее здесь, но если хоть словом обмолвится в присутствии Гарри, она никогда его не простит.
Гарри, не сводя с нее взгляда, обратился к Рену:
— Удивлен, что вам она еще нужна. Не говоря уже о том, что она на восьмом месяце, по-прежнему остается такой же избалованной и взбалмошной, как и в то время, когда вы на ней женились.
— Все лучше, чем быть наглым, лживым ублюдком! — выпалила Трейси.
— Прекрасно. Я сам соберу детские вещи. Оставайся здесь, сколько пожелаешь. Мы с детьми прекрасно обойдемся без тебя.
В ушах Трейси зазвенело. Она пыталась что-то сказать, но изо рта вырвалось шипение.
— Если ты хоть на секунду вообразил, что сможешь увезти моих детей…
— Совершенно верно. Именно это я и вообразил.
— Только через мой труп.
— Не пойму, почему ты возражаешь. Ты только и делала, что жаловалась, с того дня, как мы приехали в Цюрих.
Трейси даже задохнулась от такой несправедливости.
— Да у меня не было ни дня отдыха! Я день и ночь вожусь с ними! И по уик-эндам тоже, пока ты обжимаешься со своей девицей!Гарри и глазом не моргнул.
— Ты сама захотела поехать. Я тебя туда не тянул.
— Убирайся к черту.
— Если ты хочешь именно этого, я уеду. Заберу четверых детей. Можешь оставить себе пятого.
Лучше бы он дал ей пощечину.
«Вот он. Вот он, самый страшный момент в моей жизни». Изабел тихо застонала. Рен, верный друг детства, выступил вперед:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90