Его палец скользнул внутрь, и это было приятно. Ей следовало бы заставить его лечь на спину, а самой оказаться сверху.
Его прикосновения становились все медленнее, все обольстительнее, но она хотела поскорее достичь того, к чему стремилась, подняла бедра, чтобы поскорее вобрать его целиком. Он снова сделал, как она хотела, и стал входить в нее.
Она сразу поняла, что он в отличие от Майкла чересчур велик, но стиснула зубы и извивалась под ним, пока он не потерял контроль над собой и не погрузился в нее.
И застыл.
Она призывно изогнулась, требуя поспешить, помочь добраться туда, где она хотела быть, закончить поскорее, так чтобы она могла забыться хоть на минуту, прежде чем трезвый шепот, наполнивший ее пропитанный вином мозг, не сменится паническими воплями. И тогда придется признать тот суровый факт, что она нарушает все принципы, в которые так искренне верила, и это плохо. Неправильно. Дурно.
Он пошевелился, приподнялся и уставился на нее затуманенными похотью глазами. Она закрыла свои, чтобы не смотреть на него. Не видеть совершенства. Он сунул руку между их телами, стал ласкать ее, но его терпение только ухудшило ситуацию. Вино подкатило к самому горлу. Она оттолкнула его руку и качнула бедрами. Он понял намек и ответил медленными сильными толчками. Изабел закусила губу и стала считать от десяти до одного, потом от одного до десяти и снова оттолкнула его руку, борясь с тоскливым ощущением измены себе самой.
Прошло много-много вечностей, прежде чем он наконец забился в конвульсиях. Она терпеливо вынесла его содрогания и подождала, пока он не перекатится на бок. И, едва освободившись, буквально слетела с кровати.
— Аннетт?
Она, не обращая внимания, молниеносно натянула одежду.
— Аннетт? Che problema с'и?
Изабел сунула руку в сумочку, бросила на кровать несколько банкнот и ринулась к двери.
Восемнадцать часов спустя слепящая головная боль ничуть не уменьшилась. Сейчас Изабел была где-то к юго-западу от Флоренции, пытаясь вести «фиат-панду» с заедающим рычагом переключения скоростей, в безлунной ночи, по незнакомой дороге, с дорожными знаками на языке, которого она не понимала. Вязаное платье собиралось толстыми складками под ремнем безопасности, и она так ослабела и размякла, что не смогла причесаться. И ненавидела себя, неопрятную, растрепанную распустеху. Интересно, сколько губительных оплошностей может сотворить умная женщина и все же держать высоко голову? Учитывая состояние ее собственной головы в настоящий момент, оплошностей даже слишком много.
Справа промелькнул дорожный знак, так быстро, что она не успела ничего прочитать. Пришлось сбросить скорость, подтянуться к обочине дороги и заставить себя осадить назад. Можно не волноваться, что налетишь на кого-то: здесь, по-видимому, вообще не ездят машины.
Тосканская сельская местность славится поразительно красивыми пейзажами, но Изабел отправилась в путешествие с вечера и поэтому пока что ничего не смогла разглядеть. Наверное, нужно было выехать пораньше, но она ухитрилась вытащить себя из постели только во второй половине дня, а потом долго сидела перед окном и смотрела вдаль, пытаясь молиться, но не находя слов.
Фары «панды» осветили единственное слово: КАСАЛЕОНЕ. Изабел включила освещение в салоне, вытащила карту и увидела, что каким-то образом умудрилась выкатиться задом на нужную дорогу. Господь хранит дураков.
«Так где же ты был прошлой ночью, Господи?!»
Разумеется, где-то в другом месте, сомнений нет. Но стоит ли винить Бога или даже все выпитое вино за то, что случилось вчера? Недостатки собственного характера подвигли ее на совершенно невероятную глупость. Она отвергла все, во что верила, только чтобы обнаружить простую истину: доктор Фейвор, как всегда, оказалась права. Секс не может исцелить того, что уже сломано внутри.
Она снова выехала на дорогу.
Как у очень многих людей, ее душевные раны были нанесены еще в детстве, но сколько можно осуждать родителей за собственные неудачи? Ее родители были преподавателями колледжа, привычной средой обитания которых стали окружающий их душевный хаос и эмоциональные эксцессы. Ее мать пила, славилась своим умом и была невероятно сексуальна. Ее отец пил, славился своим умом и был невероятно груб. Несмотря на несомненный авторитет в определенных областях знаний, они так и не сумели добиться зачисления в штат ни одного колледжа. Мать имела несчастную склонность заводить романы со студентами, а отец имел не менее несчастную тенденцию затевать безобразные ссоры с коллегами. Изабел провела детство, таскаясь за ними из одного университетского города в другой: невольный свидетель безалаберной жизни родителей.
В то время как другие дети мечтали ускользнуть из-под родительского надзора, Изабел жаждала некоей внутрисемейной гармонии, которой так и не дождалась. Родители использовали ее как пешку в своих бесконечных поединках. В отчаянной попытке сохранить себя девушка, едва достигнув восемнадцати лет, ушла из дома и с тех пор жила, как считала нужным. Шесть лет назад отец умер от цирроза, а вскоре за ним последовала мать. Изабел исполнила свой долг, но скорбела не столько по ним, сколько по зря растраченным жизням.
Свет фар скользнул по узкой извилистой улочке с живописными каменными зданиями, стоявшими у самой дороги. Чуть дальше она заметила скопление магазинчиков, закрытых на ночь металлическими решетками. Все в этом городке казалось древним и причудливым, если не считать гигантского постера с Мелом Гибсоном на стене здания. Чуть пониже названия картины, буквами поменьше, было выведено имя Лоренцо Гейджа.
И тут ее наконец осенило. Правда, поздновато. Живопись Ренессанса ни при чем! Этот Данте — двойник Лоренцо Гейджа, скандального актера, недавно доведшего до самоубийства ее любимую актрису!
Ее опять затошнило.
Сколько фильмов с участием Гейджа она видела? Четыре? Пять? И то слишком много, но Майкл любил картины в стиле экшн: чем больше насилия, тем лучше. Теперь с нее хватит! Больше никогда в жизни!
Хотелось бы, конечно, знать, испытывает ли Гейдж хотя бы слабые угрызения совести из-за гибели Карли Свенсон. Возможно, трагедия сделала ему дополнительную рекламу. Почему приличных женщин так и тянет к мерзавцам? Должно быть, дело именно в стремлении спасти. В потребности верить, что лишь ты нашла в себе достаточно сил, чтобы превратить распутного шалопая в достойного мужа и отца. Жаль только, что это не так-то легко.
Выбравшись из города, она снова включила освещение и уткнулась в карту. Потом прочла указания: «Проехать по дороге из Касалеоне около двух километров и свернуть направо у Расти Эйп». (р ыжая обезьяна )
Расти Эйп?
Она представила облупившегося Кинг-Конга и зябко повела плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Его прикосновения становились все медленнее, все обольстительнее, но она хотела поскорее достичь того, к чему стремилась, подняла бедра, чтобы поскорее вобрать его целиком. Он снова сделал, как она хотела, и стал входить в нее.
Она сразу поняла, что он в отличие от Майкла чересчур велик, но стиснула зубы и извивалась под ним, пока он не потерял контроль над собой и не погрузился в нее.
И застыл.
Она призывно изогнулась, требуя поспешить, помочь добраться туда, где она хотела быть, закончить поскорее, так чтобы она могла забыться хоть на минуту, прежде чем трезвый шепот, наполнивший ее пропитанный вином мозг, не сменится паническими воплями. И тогда придется признать тот суровый факт, что она нарушает все принципы, в которые так искренне верила, и это плохо. Неправильно. Дурно.
Он пошевелился, приподнялся и уставился на нее затуманенными похотью глазами. Она закрыла свои, чтобы не смотреть на него. Не видеть совершенства. Он сунул руку между их телами, стал ласкать ее, но его терпение только ухудшило ситуацию. Вино подкатило к самому горлу. Она оттолкнула его руку и качнула бедрами. Он понял намек и ответил медленными сильными толчками. Изабел закусила губу и стала считать от десяти до одного, потом от одного до десяти и снова оттолкнула его руку, борясь с тоскливым ощущением измены себе самой.
Прошло много-много вечностей, прежде чем он наконец забился в конвульсиях. Она терпеливо вынесла его содрогания и подождала, пока он не перекатится на бок. И, едва освободившись, буквально слетела с кровати.
— Аннетт?
Она, не обращая внимания, молниеносно натянула одежду.
— Аннетт? Che problema с'и?
Изабел сунула руку в сумочку, бросила на кровать несколько банкнот и ринулась к двери.
Восемнадцать часов спустя слепящая головная боль ничуть не уменьшилась. Сейчас Изабел была где-то к юго-западу от Флоренции, пытаясь вести «фиат-панду» с заедающим рычагом переключения скоростей, в безлунной ночи, по незнакомой дороге, с дорожными знаками на языке, которого она не понимала. Вязаное платье собиралось толстыми складками под ремнем безопасности, и она так ослабела и размякла, что не смогла причесаться. И ненавидела себя, неопрятную, растрепанную распустеху. Интересно, сколько губительных оплошностей может сотворить умная женщина и все же держать высоко голову? Учитывая состояние ее собственной головы в настоящий момент, оплошностей даже слишком много.
Справа промелькнул дорожный знак, так быстро, что она не успела ничего прочитать. Пришлось сбросить скорость, подтянуться к обочине дороги и заставить себя осадить назад. Можно не волноваться, что налетишь на кого-то: здесь, по-видимому, вообще не ездят машины.
Тосканская сельская местность славится поразительно красивыми пейзажами, но Изабел отправилась в путешествие с вечера и поэтому пока что ничего не смогла разглядеть. Наверное, нужно было выехать пораньше, но она ухитрилась вытащить себя из постели только во второй половине дня, а потом долго сидела перед окном и смотрела вдаль, пытаясь молиться, но не находя слов.
Фары «панды» осветили единственное слово: КАСАЛЕОНЕ. Изабел включила освещение в салоне, вытащила карту и увидела, что каким-то образом умудрилась выкатиться задом на нужную дорогу. Господь хранит дураков.
«Так где же ты был прошлой ночью, Господи?!»
Разумеется, где-то в другом месте, сомнений нет. Но стоит ли винить Бога или даже все выпитое вино за то, что случилось вчера? Недостатки собственного характера подвигли ее на совершенно невероятную глупость. Она отвергла все, во что верила, только чтобы обнаружить простую истину: доктор Фейвор, как всегда, оказалась права. Секс не может исцелить того, что уже сломано внутри.
Она снова выехала на дорогу.
Как у очень многих людей, ее душевные раны были нанесены еще в детстве, но сколько можно осуждать родителей за собственные неудачи? Ее родители были преподавателями колледжа, привычной средой обитания которых стали окружающий их душевный хаос и эмоциональные эксцессы. Ее мать пила, славилась своим умом и была невероятно сексуальна. Ее отец пил, славился своим умом и был невероятно груб. Несмотря на несомненный авторитет в определенных областях знаний, они так и не сумели добиться зачисления в штат ни одного колледжа. Мать имела несчастную склонность заводить романы со студентами, а отец имел не менее несчастную тенденцию затевать безобразные ссоры с коллегами. Изабел провела детство, таскаясь за ними из одного университетского города в другой: невольный свидетель безалаберной жизни родителей.
В то время как другие дети мечтали ускользнуть из-под родительского надзора, Изабел жаждала некоей внутрисемейной гармонии, которой так и не дождалась. Родители использовали ее как пешку в своих бесконечных поединках. В отчаянной попытке сохранить себя девушка, едва достигнув восемнадцати лет, ушла из дома и с тех пор жила, как считала нужным. Шесть лет назад отец умер от цирроза, а вскоре за ним последовала мать. Изабел исполнила свой долг, но скорбела не столько по ним, сколько по зря растраченным жизням.
Свет фар скользнул по узкой извилистой улочке с живописными каменными зданиями, стоявшими у самой дороги. Чуть дальше она заметила скопление магазинчиков, закрытых на ночь металлическими решетками. Все в этом городке казалось древним и причудливым, если не считать гигантского постера с Мелом Гибсоном на стене здания. Чуть пониже названия картины, буквами поменьше, было выведено имя Лоренцо Гейджа.
И тут ее наконец осенило. Правда, поздновато. Живопись Ренессанса ни при чем! Этот Данте — двойник Лоренцо Гейджа, скандального актера, недавно доведшего до самоубийства ее любимую актрису!
Ее опять затошнило.
Сколько фильмов с участием Гейджа она видела? Четыре? Пять? И то слишком много, но Майкл любил картины в стиле экшн: чем больше насилия, тем лучше. Теперь с нее хватит! Больше никогда в жизни!
Хотелось бы, конечно, знать, испытывает ли Гейдж хотя бы слабые угрызения совести из-за гибели Карли Свенсон. Возможно, трагедия сделала ему дополнительную рекламу. Почему приличных женщин так и тянет к мерзавцам? Должно быть, дело именно в стремлении спасти. В потребности верить, что лишь ты нашла в себе достаточно сил, чтобы превратить распутного шалопая в достойного мужа и отца. Жаль только, что это не так-то легко.
Выбравшись из города, она снова включила освещение и уткнулась в карту. Потом прочла указания: «Проехать по дороге из Касалеоне около двух километров и свернуть направо у Расти Эйп». (р ыжая обезьяна )
Расти Эйп?
Она представила облупившегося Кинг-Конга и зябко повела плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90