Сестра Лайла, крупная ширококостная женщина, угловатая и неуклюжая в движениях, с презрением отказывалась красить свои тусклые седые волосы, уложенные в короткую молодежную прическу, что совсем не украшало ее, равно как и яркое свободное клетчатое платье. В отличие от Лайла, Люси, которая была всего на два года старше него, для своего возраста выглядела плохо, но главное – казалась старше своих лет, и болезненно это переживала. С самого начала она невзлюбила молодую невестку и не старалась скрыть свою неприязнь, хотя внешне была неизменно вежлива, что Мэгги вполне устраивало.
– Я действительно искала Дэвида, – ответила она, выдавив подобие улыбки. – Извините, но я поднимусь к нему.
– Ты не позавтракаешь с нами?
Судя по тону, Гамильтон был неподдельно разочарован, но Мэгги не обратила на него внимания и, покачав головой, прошла через большие стеклянные двери, ведущие с веранды на кухню.
– Мэгги, ты поранила руку? – вдруг резко прозвучал голос Вирджинии. Вздрогнув от неожиданности, Мэгги обернулась и посмотрела на свекровь. Это была хрупкая, худая женщина, и в инвалидном кресле, где из-за обострившейся болезни сердца она проводила теперь большую часть времени, выглядела совсем маленькой и усохшей. Подобно Люси, она была когда-то высокой и крупной, но преклонный возраст и два сердечных приступа за последний год сильно подкосили ее физически и морально. Но, как всегда, ничто не ускользало от ее внимания, а ведь Мэгги казалось, что она прекрасно справилась со своей задачей и никто ничего не заметил.
– Я… вывихнула запястье.
Их взгляды встретились, и Мэгги заметила, как на мгновение глаза Вирджинии наполнились болью и в них мелькнула горькая догадка. Возможно, она как никто на свете, знала, что собой представляет ее единственный сын, и все же любила его, хотя не исключено, что во многом и осуждала его взгляды и поступки. Люси как-то сказала, что если бы Лайл совершил убийство, то Вирджиния собственными руками похоронила бы тело, а тайну унесла с собой в могилу. Она проговорила это с легкой улыбкой, но вполне серьезно. Мэгги подозревала, что именно ее, Мэгги, тело имела в виду Люси.
– Хотите, я дам вам эпсомскую соль? – остановившись в дверях, обеспокоенно спросила Луэлла.
– Нет-нет, я сама все сделаю. Пустяки. – И Мэгги с благодарностью улыбнулась одетой в белое форменное платье негритянке. Луэлле, маленькой худенькой женщине с только-только начавшими седеть волосами, стянутыми в тугой пучок на затылке, было почти шестьдесят, но расторопности в ней не убавилось, и она по-прежнему ловко управлялась на кухне. Она и ее муж Херд служили у Форрестов вот уже сорок лет, и, как Мэгги узнала из разговоров с соседями, их по Праву можно было считать членами семейного клана. С самого первого дня, когда Мэгги появилась в Уиндермире, еще не зная ни привычек, ни уклада семьи и чувствуя себя не в своей тарелке, Луэлла и Херд отнеслись к ней доброжелательно, и с тех пор она питала к ним теплые чувства.
– На кухне вы найдете кофе и булочки, – добавила Луэлла.
Махнув всем на прощание рукой, Мэгги последовала за ней на кухню и, еще раз отказавшись от предложения попарить руку в теплом растворе соли, поднялась оттуда наверх, решив, что позавтракает позже. Она боялась, что ее просто стошнит.
В комнате Дэвида не оказалось, вероятно, Типтон уже отвез его в клуб. Перед соревнованиями Мэгги хотела поговорить с сыном, но теперь разговор придется отложить. Да и сможет ли она снять его нервозность, ослабить желание угодить Лайлу? Если Дэвид проиграет, он будет переживать, и любые слова здесь бессильны. Что бы он ни делал, и как бы хорошо он это ни делал, Лайл всегда требовал от него большего. Если Дэвид получал за контрольную пятерку, Лайл непременно спрашивал, почему не пять с голосом.
Будь у Мэгги хоть малейшая возможность, она бы не колеблясь сию минуту забрала сына и убежала прочь из этого дома. Но, к сожалению, это было нереально, да и Дэвида сейчас нет. Она знала, что он будет сопротивляться, если она попытается увезти его от отца, которого он боготворил, и рано или поздно Лайл все равно найдет их. В этом Мэгги не сомневалась. И тогда она потеряет сына нав5егда.
Вновь потерпев поражение, Мэгги вошла в свою комнату и заперла дверь. Затем, приняв две таблетки аспирина, намочила в холодной воде полотенце и обернула им распухшее запястье. Проделав так несколько раз и почувствовав небольшое облегчение, она порылась в бельевом шкафу и, достав эластичный бинт, туго обмотала руку, решив не обращать внимания на боль. Она уже подошла к гардеробной, чтобы выбрать костюм для поездки в клуб – что угодно, только не желтое, – как вдруг заметила на постели неумело перевязанный сверток.
Даже не взглянув на приколотую карточку со словами «С днем рождения!», она уже догадалась, что это от Дэвида. Развернув яркую узорчатую бумагу, она невольно застыла от изумления, а приглядевшись, на секунду перестала дышать.
Это была маленькая акварель в рамке, изображавшая ее, Дэвида и Лайла. Обнявшись, они сидели на скамейке среди розовых кустов и улыбались – идиллическая картинка счастливой семьи, которой они никогда не были. Лица всех троих выглядели очень похожими и реальными, но радостное выражение и то, как они сидели, должно быть, отражали затаенную мечту маленького художника. И это нарисовал Дэвид, ее мальчик, чудесный талант которого Лайл называл не иначе как «слюнтяйством».
Еще несколько минут она глядела на акварель, затем опустилась на краешек кровати и, закрыв лицо руками, заплакала.
Глава 7
На предстоящие события дня и вечера Мэгги смотрела как на нечто, что просто следует пережить. Боль в запястье постепенно стихала, и если не делать резких движений рукой, то можно было не обращать на нее внимания. Несколько дней домашних процедур – и все пройдет. Мэгги знала это по своему горькому опыту. И опять никто не догадается, что Лайл Форрест жестоко обращается с женой.
Клубное поле для гольфа представляло собой прекрасную площадку с коротко подстриженной ярко-зеленой травой, и, чтобы жаждущие спортивной славь! члены клуба могли играть на нем чуть ли не круглый год, квалифицированные работники неукоснительно поддерживали его в безукоризненном состоянии. Сам клуб имел название «Уиллоу-Крик», но между собой завсегдатаи называли его просто клубом, подразумевая, что другого загородного клуба в городе просто не существует. По крайней мере, для луисвилльской элиты. Не нужно было даже устанавливать огромный первоначальный взнос, чтобы закрыть доступ в клуб всем плебеям: претендент должен был сначала получить приглашение, затем рекомендацию кого-то из членов клуба, позже он подвергался тщательной проверке, и уж потом его утверждали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
– Я действительно искала Дэвида, – ответила она, выдавив подобие улыбки. – Извините, но я поднимусь к нему.
– Ты не позавтракаешь с нами?
Судя по тону, Гамильтон был неподдельно разочарован, но Мэгги не обратила на него внимания и, покачав головой, прошла через большие стеклянные двери, ведущие с веранды на кухню.
– Мэгги, ты поранила руку? – вдруг резко прозвучал голос Вирджинии. Вздрогнув от неожиданности, Мэгги обернулась и посмотрела на свекровь. Это была хрупкая, худая женщина, и в инвалидном кресле, где из-за обострившейся болезни сердца она проводила теперь большую часть времени, выглядела совсем маленькой и усохшей. Подобно Люси, она была когда-то высокой и крупной, но преклонный возраст и два сердечных приступа за последний год сильно подкосили ее физически и морально. Но, как всегда, ничто не ускользало от ее внимания, а ведь Мэгги казалось, что она прекрасно справилась со своей задачей и никто ничего не заметил.
– Я… вывихнула запястье.
Их взгляды встретились, и Мэгги заметила, как на мгновение глаза Вирджинии наполнились болью и в них мелькнула горькая догадка. Возможно, она как никто на свете, знала, что собой представляет ее единственный сын, и все же любила его, хотя не исключено, что во многом и осуждала его взгляды и поступки. Люси как-то сказала, что если бы Лайл совершил убийство, то Вирджиния собственными руками похоронила бы тело, а тайну унесла с собой в могилу. Она проговорила это с легкой улыбкой, но вполне серьезно. Мэгги подозревала, что именно ее, Мэгги, тело имела в виду Люси.
– Хотите, я дам вам эпсомскую соль? – остановившись в дверях, обеспокоенно спросила Луэлла.
– Нет-нет, я сама все сделаю. Пустяки. – И Мэгги с благодарностью улыбнулась одетой в белое форменное платье негритянке. Луэлле, маленькой худенькой женщине с только-только начавшими седеть волосами, стянутыми в тугой пучок на затылке, было почти шестьдесят, но расторопности в ней не убавилось, и она по-прежнему ловко управлялась на кухне. Она и ее муж Херд служили у Форрестов вот уже сорок лет, и, как Мэгги узнала из разговоров с соседями, их по Праву можно было считать членами семейного клана. С самого первого дня, когда Мэгги появилась в Уиндермире, еще не зная ни привычек, ни уклада семьи и чувствуя себя не в своей тарелке, Луэлла и Херд отнеслись к ней доброжелательно, и с тех пор она питала к ним теплые чувства.
– На кухне вы найдете кофе и булочки, – добавила Луэлла.
Махнув всем на прощание рукой, Мэгги последовала за ней на кухню и, еще раз отказавшись от предложения попарить руку в теплом растворе соли, поднялась оттуда наверх, решив, что позавтракает позже. Она боялась, что ее просто стошнит.
В комнате Дэвида не оказалось, вероятно, Типтон уже отвез его в клуб. Перед соревнованиями Мэгги хотела поговорить с сыном, но теперь разговор придется отложить. Да и сможет ли она снять его нервозность, ослабить желание угодить Лайлу? Если Дэвид проиграет, он будет переживать, и любые слова здесь бессильны. Что бы он ни делал, и как бы хорошо он это ни делал, Лайл всегда требовал от него большего. Если Дэвид получал за контрольную пятерку, Лайл непременно спрашивал, почему не пять с голосом.
Будь у Мэгги хоть малейшая возможность, она бы не колеблясь сию минуту забрала сына и убежала прочь из этого дома. Но, к сожалению, это было нереально, да и Дэвида сейчас нет. Она знала, что он будет сопротивляться, если она попытается увезти его от отца, которого он боготворил, и рано или поздно Лайл все равно найдет их. В этом Мэгги не сомневалась. И тогда она потеряет сына нав5егда.
Вновь потерпев поражение, Мэгги вошла в свою комнату и заперла дверь. Затем, приняв две таблетки аспирина, намочила в холодной воде полотенце и обернула им распухшее запястье. Проделав так несколько раз и почувствовав небольшое облегчение, она порылась в бельевом шкафу и, достав эластичный бинт, туго обмотала руку, решив не обращать внимания на боль. Она уже подошла к гардеробной, чтобы выбрать костюм для поездки в клуб – что угодно, только не желтое, – как вдруг заметила на постели неумело перевязанный сверток.
Даже не взглянув на приколотую карточку со словами «С днем рождения!», она уже догадалась, что это от Дэвида. Развернув яркую узорчатую бумагу, она невольно застыла от изумления, а приглядевшись, на секунду перестала дышать.
Это была маленькая акварель в рамке, изображавшая ее, Дэвида и Лайла. Обнявшись, они сидели на скамейке среди розовых кустов и улыбались – идиллическая картинка счастливой семьи, которой они никогда не были. Лица всех троих выглядели очень похожими и реальными, но радостное выражение и то, как они сидели, должно быть, отражали затаенную мечту маленького художника. И это нарисовал Дэвид, ее мальчик, чудесный талант которого Лайл называл не иначе как «слюнтяйством».
Еще несколько минут она глядела на акварель, затем опустилась на краешек кровати и, закрыв лицо руками, заплакала.
Глава 7
На предстоящие события дня и вечера Мэгги смотрела как на нечто, что просто следует пережить. Боль в запястье постепенно стихала, и если не делать резких движений рукой, то можно было не обращать на нее внимания. Несколько дней домашних процедур – и все пройдет. Мэгги знала это по своему горькому опыту. И опять никто не догадается, что Лайл Форрест жестоко обращается с женой.
Клубное поле для гольфа представляло собой прекрасную площадку с коротко подстриженной ярко-зеленой травой, и, чтобы жаждущие спортивной славь! члены клуба могли играть на нем чуть ли не круглый год, квалифицированные работники неукоснительно поддерживали его в безукоризненном состоянии. Сам клуб имел название «Уиллоу-Крик», но между собой завсегдатаи называли его просто клубом, подразумевая, что другого загородного клуба в городе просто не существует. По крайней мере, для луисвилльской элиты. Не нужно было даже устанавливать огромный первоначальный взнос, чтобы закрыть доступ в клуб всем плебеям: претендент должен был сначала получить приглашение, затем рекомендацию кого-то из членов клуба, позже он подвергался тщательной проверке, и уж потом его утверждали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98