Но с другой стороны, верховая езда была делом опасным даже для опытных наездников, а если у мальчика случится припадок, пусть даже несильный, он сможет пораниться или, упав с лошади, расшибиться насмерть.
Последние три года Диана трусливо откладывала решение о покупке пони, обещая подумать о просьбе сына, когда тот станет постарше, но теперь она понимала, что настала пора принимать решение. Диана не решалась дать разрешение и, чтобы хоть как-то скрасить жизнь мальчика, позволила ему оставить котенка, которого он спас от мальчишек-живодеров. Однако дети настойчивы, и Диана знала, что проблему с верховой ездой решать рано или поздно придется.
Вспоминая через много лет осень 1807 года, Джерваз припоминал, что и погода бывала отвратительной, и небо над Лондоном то и дело заволакивало серыми тучами, да и вообще случались неприятности, но самыми яркими воспоминаниями о том времени были воспоминания о чудных днях и волшебных ночах с Дианой Линдсей. Дела Англии если и не процветали, то хуже не становились. Португалию все же удалось уговорить, и флот этого государства нашел отличный приют в безопасных портах Бразилии. Работа Сент-Обена шла успешно: он расширил сеть тайных осведомителей, и даже те из государственных чиновников, что раньше с подозрением относились к его деятельности, вынуждены были признать, что лорд отлично ведет дела.
Диана осветила всю его жизнь. Милая и приветливая, она всегда оказывалась рядом, когда он хотел ее, прекрасно чувствовала его настроение, знала, когда надо говорить, а когда — молчать, когда отдаваться во власть его сильных рук, а когда брать на себя инициативу в любовных утехах. Словом, Диана подходила Джервазу до такой степени, что ему не верилось временами, что она и в самом деле существует. Однако он то и дело размышлял о том, что в ней настоящее, а что — показное. Подделать такую чувственность и теплоту было невозможно — это виконт понимал. Эта женщина оставалась для него загадкой.
Впрочем, Сент-Обен старался отгонять эти раздумья. Куда проще было принимать все как есть, и он предпочитал спокойно плыть по течению, не баламутя воды. Лишь много лет спустя виконт понял, что тогдашнее его состояние и было самым настоящим счастьем.
Каждую неделю Диана получала гораздо больше трех жемчужин, и Джерваз уже сожалел, что купил ожерелье из двух, а не из трех нитей. Девушка складывала камни в хрустальный бокал на туалетном столике, и с каждым днем уровень жемчуга повышался.
Надо сказать, что и сам бокал был преподнесен ей Сент-Обеном. Ему нравилось делать ей подарки. Диана с одинаковым восторгом принимала и букеты цветов, что Джерваз покупал у торговок во время их Прогулок, и очень дорогие вещи, как, например, Меховую накидку, в прошлом принадлежавшую, по уверениям продавца, самой Марии Антуанетте. По сути, похоже, цветам Диана радовалась больше — она с таким восторгом зарывалась лицом в букет, вдыхая его сладкий аромат!
Их отношения быстро стали привычными. Джерваз приходил поздно вечером, после службы, и они вместе ужинали, болтали и смеялись перед тем, как заняться любовью. Иногда ранним утром они ездили кататься верхом, наслаждаясь свежим утренним воздухом. Несколько раз виконт предлагал Диане пойти куда-нибудь, например в театр, но она всегда поспешно отказывалась, чему он втайне радовался. Он знал, что большинство мужчин станет ему завидовать, но все же предпочитал любоваться на красоту Дианы в одиночестве.
Однако вскоре золотые деньки кончились. Изменилось немногое, но событие, подтолкнувшее к переменам, было значительным.
Сент-Обен на шесть дней уехал в Кент — обсудить кое-какие дела с контрабандистами. Ему не хватало Дианы как воздуха, как, говорят, не хватает больному ампутированной конечности. Вернувшись в Лондон, он первым делом отправил слугу с запиской о том, сможет ли она немедленно его принять. Джервазу и в голову не приходило, как бы он поступил, если бы девушка отказалась увидеть его; возможно, он отправился бы к ней домой и вышиб мозги ее предполагаемому любовнику.
Было уже около десяти, когда виконт подъехал к дому куртизанки. Она сама вышла встретить его. Не тратя ни мгновения, молодой человек припал к ее губам горячим поцелуем, а руки его лихорадочно ласкали ее тело, словно хотели убедиться, что все ее плавные изгибы на месте. Хоть Диана и вырывалась из его объятий со смехом, Джерваз обратил внимание, что у нее усталый вид, а лицо не такое свежее, как обычно.
— Мне не следовало уезжать от тебя, — улыбнулся виконт, проводя пальцем по синим теням, залегшим под ее глазами. — Кажется, ты по мне скучала.
— Очень. — Обняв Джерваза за талию, девушка склонила головку ему на плечо.
Джерваз понял, что она хочет укрыться в его объятиях, и, похоже, ей было не до любви. Виконт почувствовал себя немного задетым.
Постояв несколько минут, Сент-Обен спросил:
— Что-то случилось?
Диана помолчала, а затем, отойдя от него, пробормотала неуверенно:
— Да нет… Ничего… Просто я всегда грущу в это время года. Все такое бесцветное… Впереди еще вся зима, и кажется, что весна никогда не начнется.
Обняв Диану за плечи, виконт повел ее вниз, на кухню, где они обычно ели. Ему очень нравилось здесь — не то что в столовых его особняка.
— Да уж, — согласился он, — английские зимы — вещь малоприятная. Хотя… не могу сказать, что не люблю их — ведь я родился зимой. Это мое время года.
— Да что ты?! — вскричала девушка, подходя к печке, куда она поставила пирог, как только узнала от слуги виконта, что Джерваз скоро придет.
Вынув пирог из печи, Диана выставила его на сосновый стол, уже накрытый на двоих. На столе стояла бутылка красного вина и блюдо с разными маринованными овощами.
— А когда у тебя день рождения? Мне стыдно, что я не поинтересовалась этим раньше!
— Господи, Диана, да какая разница! — воскликнул он, разливая вино в бокалы и раскладывая по тарелкам дымящиеся куски пирога. — Ну да ладно. Я родился двадцать четвертого декабря.
— В канун Рождества! — восторженно охнула Диана. — Какой замечательный подарок для твоей матери! — Забыв про пирог, девушка села рядом с Джервазом, наслаждаясь его близостью.
— Да нет, напротив. Она сказала, что мое появление на свет в столь неурочное время испортило ей весь праздник. — Несмотря на холодный тон виконта, в его голосе слышались горькие нотки. Поэтому Сент-Обен поспешно продолжил, не дожидаясь вопроса Дианы:
— Надо же как интересно — наши дни рождения приходятся на дни летнего и зимнего солнцестояния.
— Когда я была маленькой, — кивнула девушка, — мне казалось, что есть что-то необыкновенное в том, что я родилась в день летнего солнцестояния. Эти дни очень почитались всеми язычниками. Разве наше Рождество не сродни сатурналии — празднику возвращения солнца и продолжающейся жизни, которая всегда побеждает бесконечную ночь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Последние три года Диана трусливо откладывала решение о покупке пони, обещая подумать о просьбе сына, когда тот станет постарше, но теперь она понимала, что настала пора принимать решение. Диана не решалась дать разрешение и, чтобы хоть как-то скрасить жизнь мальчика, позволила ему оставить котенка, которого он спас от мальчишек-живодеров. Однако дети настойчивы, и Диана знала, что проблему с верховой ездой решать рано или поздно придется.
Вспоминая через много лет осень 1807 года, Джерваз припоминал, что и погода бывала отвратительной, и небо над Лондоном то и дело заволакивало серыми тучами, да и вообще случались неприятности, но самыми яркими воспоминаниями о том времени были воспоминания о чудных днях и волшебных ночах с Дианой Линдсей. Дела Англии если и не процветали, то хуже не становились. Португалию все же удалось уговорить, и флот этого государства нашел отличный приют в безопасных портах Бразилии. Работа Сент-Обена шла успешно: он расширил сеть тайных осведомителей, и даже те из государственных чиновников, что раньше с подозрением относились к его деятельности, вынуждены были признать, что лорд отлично ведет дела.
Диана осветила всю его жизнь. Милая и приветливая, она всегда оказывалась рядом, когда он хотел ее, прекрасно чувствовала его настроение, знала, когда надо говорить, а когда — молчать, когда отдаваться во власть его сильных рук, а когда брать на себя инициативу в любовных утехах. Словом, Диана подходила Джервазу до такой степени, что ему не верилось временами, что она и в самом деле существует. Однако он то и дело размышлял о том, что в ней настоящее, а что — показное. Подделать такую чувственность и теплоту было невозможно — это виконт понимал. Эта женщина оставалась для него загадкой.
Впрочем, Сент-Обен старался отгонять эти раздумья. Куда проще было принимать все как есть, и он предпочитал спокойно плыть по течению, не баламутя воды. Лишь много лет спустя виконт понял, что тогдашнее его состояние и было самым настоящим счастьем.
Каждую неделю Диана получала гораздо больше трех жемчужин, и Джерваз уже сожалел, что купил ожерелье из двух, а не из трех нитей. Девушка складывала камни в хрустальный бокал на туалетном столике, и с каждым днем уровень жемчуга повышался.
Надо сказать, что и сам бокал был преподнесен ей Сент-Обеном. Ему нравилось делать ей подарки. Диана с одинаковым восторгом принимала и букеты цветов, что Джерваз покупал у торговок во время их Прогулок, и очень дорогие вещи, как, например, Меховую накидку, в прошлом принадлежавшую, по уверениям продавца, самой Марии Антуанетте. По сути, похоже, цветам Диана радовалась больше — она с таким восторгом зарывалась лицом в букет, вдыхая его сладкий аромат!
Их отношения быстро стали привычными. Джерваз приходил поздно вечером, после службы, и они вместе ужинали, болтали и смеялись перед тем, как заняться любовью. Иногда ранним утром они ездили кататься верхом, наслаждаясь свежим утренним воздухом. Несколько раз виконт предлагал Диане пойти куда-нибудь, например в театр, но она всегда поспешно отказывалась, чему он втайне радовался. Он знал, что большинство мужчин станет ему завидовать, но все же предпочитал любоваться на красоту Дианы в одиночестве.
Однако вскоре золотые деньки кончились. Изменилось немногое, но событие, подтолкнувшее к переменам, было значительным.
Сент-Обен на шесть дней уехал в Кент — обсудить кое-какие дела с контрабандистами. Ему не хватало Дианы как воздуха, как, говорят, не хватает больному ампутированной конечности. Вернувшись в Лондон, он первым делом отправил слугу с запиской о том, сможет ли она немедленно его принять. Джервазу и в голову не приходило, как бы он поступил, если бы девушка отказалась увидеть его; возможно, он отправился бы к ней домой и вышиб мозги ее предполагаемому любовнику.
Было уже около десяти, когда виконт подъехал к дому куртизанки. Она сама вышла встретить его. Не тратя ни мгновения, молодой человек припал к ее губам горячим поцелуем, а руки его лихорадочно ласкали ее тело, словно хотели убедиться, что все ее плавные изгибы на месте. Хоть Диана и вырывалась из его объятий со смехом, Джерваз обратил внимание, что у нее усталый вид, а лицо не такое свежее, как обычно.
— Мне не следовало уезжать от тебя, — улыбнулся виконт, проводя пальцем по синим теням, залегшим под ее глазами. — Кажется, ты по мне скучала.
— Очень. — Обняв Джерваза за талию, девушка склонила головку ему на плечо.
Джерваз понял, что она хочет укрыться в его объятиях, и, похоже, ей было не до любви. Виконт почувствовал себя немного задетым.
Постояв несколько минут, Сент-Обен спросил:
— Что-то случилось?
Диана помолчала, а затем, отойдя от него, пробормотала неуверенно:
— Да нет… Ничего… Просто я всегда грущу в это время года. Все такое бесцветное… Впереди еще вся зима, и кажется, что весна никогда не начнется.
Обняв Диану за плечи, виконт повел ее вниз, на кухню, где они обычно ели. Ему очень нравилось здесь — не то что в столовых его особняка.
— Да уж, — согласился он, — английские зимы — вещь малоприятная. Хотя… не могу сказать, что не люблю их — ведь я родился зимой. Это мое время года.
— Да что ты?! — вскричала девушка, подходя к печке, куда она поставила пирог, как только узнала от слуги виконта, что Джерваз скоро придет.
Вынув пирог из печи, Диана выставила его на сосновый стол, уже накрытый на двоих. На столе стояла бутылка красного вина и блюдо с разными маринованными овощами.
— А когда у тебя день рождения? Мне стыдно, что я не поинтересовалась этим раньше!
— Господи, Диана, да какая разница! — воскликнул он, разливая вино в бокалы и раскладывая по тарелкам дымящиеся куски пирога. — Ну да ладно. Я родился двадцать четвертого декабря.
— В канун Рождества! — восторженно охнула Диана. — Какой замечательный подарок для твоей матери! — Забыв про пирог, девушка села рядом с Джервазом, наслаждаясь его близостью.
— Да нет, напротив. Она сказала, что мое появление на свет в столь неурочное время испортило ей весь праздник. — Несмотря на холодный тон виконта, в его голосе слышались горькие нотки. Поэтому Сент-Обен поспешно продолжил, не дожидаясь вопроса Дианы:
— Надо же как интересно — наши дни рождения приходятся на дни летнего и зимнего солнцестояния.
— Когда я была маленькой, — кивнула девушка, — мне казалось, что есть что-то необыкновенное в том, что я родилась в день летнего солнцестояния. Эти дни очень почитались всеми язычниками. Разве наше Рождество не сродни сатурналии — празднику возвращения солнца и продолжающейся жизни, которая всегда побеждает бесконечную ночь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111