Мадам веселилась с Гишем и де Вардом; Лавальер нездоровилось, и она не выходила из своей комнаты; г-жа де Монтеспан еще держалась в тени; с нами были также г-жа д'Эдикур, г-жа де Субиз и две-три другие признанные претендентки на королевское сердце, но в то время удача была отнюдь не на их стороне.
Мы с Лозеном не разговаривали уже три недели. Меня переполняли возмущение и ярость, но я никак этого не показывала.
Король предложил нам покататься в коляске после полуночного разговенья в лесу. Ему нравились подобные развлечения, особенно в отсутствии королевы. Стояла теплая ясная ночь; луна светила не менее ярко, чем в Монако; все мы были молодыми и более или менее влюбленными, все мы находились в восторженном состоянии. Король уже начал пользоваться небольшими колясками, которые он предпочитает ныне всем прочим экипажам; они весьма удобны, когда роман только завязывается, так как рассчитаны лишь на двоих. В настоящее время его величество лично правит лошадьми. Прежде же у него был надежный кучер, которому под страхом весьма сурового наказания возбранялось поворачивать голову. Этого кучера звали Симон, и он остался в моей памяти. Он умер, упав с лошади.
Весь вечер его величество уделял мне внимание, и я ликовала. Он до боли напоминал мне Филиппа, но я остерегалась говорить об этом кому бы то ни было. Я была не в силах забыть угрозы Сен-Мара. Когда все собрались на прогулку, король подошел ко мне и сказал так тихо, чтобы его услышала только я:
— Сударыня, не угодно ли вам сесть в мою коляску?
Зардевшись от гордости и радости, я ответила «Да» весьма выразительно, бросив при этом взгляд на наблюдавшего за мной Лозена. Король подал мне руку и повел меня к экипажу с присущими ему почтением и учтивостью (у него не было в этом равных, особенно по отношению к женщинам, которые ему нравились). Прежде чем сесть в коляску, он сказал Симону вполголоса:
— Поезжай прямо, по аллеям, не обращая внимания на остальных, и постарайся, чтобы тебя потеряли из вида.
И кучеру, и придворным было известно, что это значит. Если, садясь в карету, государь не говорил: «Господа, все следуют за мной!» — то был приказ держаться на расстоянии от него.
Я поняла, куда мы направляемся, и сначала меня охватила какая-то грусть. Я любила Лозена и с гордостью принесла бы ради него жертву, отвергнув короля, но было ли это в ту минуту возможно? Разве Лозен не бросил меня и не следовало ли мне играть роль покинутой женщины? Могла ли я отвергнуть величайшего короля в мире и самого учтивого мужчину королевства ради любовника г-жи де Монтеспан? По правде сказать, я бы сочла это для себя оскорбительным.
— Сударыня, — спросил король, как только мы оказались достаточно далеко от всех и нас никто не мог услышать, — правда ли, что вы любите господина де Лозена?
Этот вопрос привел меня в смущение. Король не выносил соперников ни в настоящем времени, ни в прошлом. Отрицать то и другое казалось мне немыслимым, я не знала, что ответить, и пролепетала нечто невразумительное.
— Я достоин вашего доверия, — продолжал государь, — не бойтесь, я всегда умел хранить секреты и остаюсь таковым по сей день. Отвечайте же. Невозможно было уклониться от ответа.
— Ваше величество, мы с графом должны были пожениться, мы родственники и росли вместе в одном доме, и вы понимаете…
— Да, детские шалости, мне это понятно.
Я видела при свете луны, что король нахмурил лоб и свел брови; мне стало не по себе. Гордость всегда заставляла его величество ревновать.
— А сейчас? — продолжал он.
— О! Сейчас я больше не люблю его, государь.
Я произнесла это как нельзя более непринужденно, полагая, что это действительно так. Король улыбнулся.
— Вы в этом полностью уверены?
— Я убеждена в этом.
— А вы случайно не любите господина Монако?
Слово «случайно» показалось мне более забавным, чем выражение «что бы там ни говорили» Триссотена. Я тоже улыбнулась и сказала:
— Подобные случайности происходят не со всеми, ваше величество.
— Ах, да, я позабыл об этой сумасбродке госпоже де Мазарини.
В то время мой муж был с этой особой в Италии, после чего он последовал за герцогиней в Англию и находился при ней, пока она не прогнала его, как лакея, чтобы угодить своему давнему любовнику Сент-Эвремону и полдюжине молодых ветреников, которых она любовно опекала.
— Но если вы не любите ни господина де Лозена, ни господина де Монако, то кого же вы тогда любите, сударыня? Должны же вы кого-нибудь любить.
Вопрос был прямым, однако я не могла ответить на него столь же прямо и опустила глаза. Король взял мою руку и поцеловал ее. Как я уже говорила, он вел себя с женщинами столь же учтиво и столь же почтительно, как какой-нибудь школяр из коллежа Четырех наций. Он обходился с ними с величайшим благоговением, до тех пор пока… Об этом пойдет речь в последней главе моих мемуаров, я обещала рассказать правду о короле, и я ее расскажу.
— Не угодно ли вам сказать, кого вы любите? Если бы вам признались в любви, что бы вы на это ответили, сударыня?
— Это зависит от того, кому я должна была бы дать ответ.
— Но… вы в самом деле ответили бы?
— Да, ваше величество.
— И что же именно?
— Ваше величество не удостоили меня ответом.
— Сударыня, вы уклоняетесь от ответа на вопрос.
— Я не уклоняюсь, ваше величество, а жду вопроса.
— Разве кто-нибудь обычно поверяет мне свои сердечные тайны? Разумеется, речь может идти только обо мне.
— Ваше величество оказывает мне большую честь, но…
— Но мое предложение вам не нравится.
— Я вовсе этого не говорю.
— Но… что же в таком случае вы говорите?
— Я говорю, что не смею сказать то, о чем я думаю, и не смею помышлять о том, о чем бы мне хотелось сказать.
— Ах, сударыня! Я вынуждена признаться, что король был весьма мил.
XX
Мы прогуливались таким образом очень долго. Король был нежен и предупредителен, а также великодушен и щедр на комплименты; он не выглядел страстно влюбленным, подобно Биарицу, но проявлял по отношению ко мне довольно пылкое чувство; признаться, это вскружило мне голову. Впервые в жизни я совершенно забыла о Лозене и не вспоминала о его существовании на протяжении этих восхитительных мгновений, которые принесли удовлетворение всем моим чувствам. Я вернулась домой, будучи вне себя от радости: я уже видела мир у своих ног, представляла себя владычицей двора и всей Франции, а также грезила о невероятной славе и почестях для короля и себя. Государь любил меня! Он поклялся мне в этом, он обещал бросить Лавальер и выдвинуть меня на первое место. Он обещал, что отныне будет думать только обо мне, своей единственной любви.
Я могла рассчитывать на свою семью: отец с детства прививал мне глубокое уважение к прекрасной Коризанде, одной из милушек Генриха IV и моей прабабке, как вам уже известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
Мы с Лозеном не разговаривали уже три недели. Меня переполняли возмущение и ярость, но я никак этого не показывала.
Король предложил нам покататься в коляске после полуночного разговенья в лесу. Ему нравились подобные развлечения, особенно в отсутствии королевы. Стояла теплая ясная ночь; луна светила не менее ярко, чем в Монако; все мы были молодыми и более или менее влюбленными, все мы находились в восторженном состоянии. Король уже начал пользоваться небольшими колясками, которые он предпочитает ныне всем прочим экипажам; они весьма удобны, когда роман только завязывается, так как рассчитаны лишь на двоих. В настоящее время его величество лично правит лошадьми. Прежде же у него был надежный кучер, которому под страхом весьма сурового наказания возбранялось поворачивать голову. Этого кучера звали Симон, и он остался в моей памяти. Он умер, упав с лошади.
Весь вечер его величество уделял мне внимание, и я ликовала. Он до боли напоминал мне Филиппа, но я остерегалась говорить об этом кому бы то ни было. Я была не в силах забыть угрозы Сен-Мара. Когда все собрались на прогулку, король подошел ко мне и сказал так тихо, чтобы его услышала только я:
— Сударыня, не угодно ли вам сесть в мою коляску?
Зардевшись от гордости и радости, я ответила «Да» весьма выразительно, бросив при этом взгляд на наблюдавшего за мной Лозена. Король подал мне руку и повел меня к экипажу с присущими ему почтением и учтивостью (у него не было в этом равных, особенно по отношению к женщинам, которые ему нравились). Прежде чем сесть в коляску, он сказал Симону вполголоса:
— Поезжай прямо, по аллеям, не обращая внимания на остальных, и постарайся, чтобы тебя потеряли из вида.
И кучеру, и придворным было известно, что это значит. Если, садясь в карету, государь не говорил: «Господа, все следуют за мной!» — то был приказ держаться на расстоянии от него.
Я поняла, куда мы направляемся, и сначала меня охватила какая-то грусть. Я любила Лозена и с гордостью принесла бы ради него жертву, отвергнув короля, но было ли это в ту минуту возможно? Разве Лозен не бросил меня и не следовало ли мне играть роль покинутой женщины? Могла ли я отвергнуть величайшего короля в мире и самого учтивого мужчину королевства ради любовника г-жи де Монтеспан? По правде сказать, я бы сочла это для себя оскорбительным.
— Сударыня, — спросил король, как только мы оказались достаточно далеко от всех и нас никто не мог услышать, — правда ли, что вы любите господина де Лозена?
Этот вопрос привел меня в смущение. Король не выносил соперников ни в настоящем времени, ни в прошлом. Отрицать то и другое казалось мне немыслимым, я не знала, что ответить, и пролепетала нечто невразумительное.
— Я достоин вашего доверия, — продолжал государь, — не бойтесь, я всегда умел хранить секреты и остаюсь таковым по сей день. Отвечайте же. Невозможно было уклониться от ответа.
— Ваше величество, мы с графом должны были пожениться, мы родственники и росли вместе в одном доме, и вы понимаете…
— Да, детские шалости, мне это понятно.
Я видела при свете луны, что король нахмурил лоб и свел брови; мне стало не по себе. Гордость всегда заставляла его величество ревновать.
— А сейчас? — продолжал он.
— О! Сейчас я больше не люблю его, государь.
Я произнесла это как нельзя более непринужденно, полагая, что это действительно так. Король улыбнулся.
— Вы в этом полностью уверены?
— Я убеждена в этом.
— А вы случайно не любите господина Монако?
Слово «случайно» показалось мне более забавным, чем выражение «что бы там ни говорили» Триссотена. Я тоже улыбнулась и сказала:
— Подобные случайности происходят не со всеми, ваше величество.
— Ах, да, я позабыл об этой сумасбродке госпоже де Мазарини.
В то время мой муж был с этой особой в Италии, после чего он последовал за герцогиней в Англию и находился при ней, пока она не прогнала его, как лакея, чтобы угодить своему давнему любовнику Сент-Эвремону и полдюжине молодых ветреников, которых она любовно опекала.
— Но если вы не любите ни господина де Лозена, ни господина де Монако, то кого же вы тогда любите, сударыня? Должны же вы кого-нибудь любить.
Вопрос был прямым, однако я не могла ответить на него столь же прямо и опустила глаза. Король взял мою руку и поцеловал ее. Как я уже говорила, он вел себя с женщинами столь же учтиво и столь же почтительно, как какой-нибудь школяр из коллежа Четырех наций. Он обходился с ними с величайшим благоговением, до тех пор пока… Об этом пойдет речь в последней главе моих мемуаров, я обещала рассказать правду о короле, и я ее расскажу.
— Не угодно ли вам сказать, кого вы любите? Если бы вам признались в любви, что бы вы на это ответили, сударыня?
— Это зависит от того, кому я должна была бы дать ответ.
— Но… вы в самом деле ответили бы?
— Да, ваше величество.
— И что же именно?
— Ваше величество не удостоили меня ответом.
— Сударыня, вы уклоняетесь от ответа на вопрос.
— Я не уклоняюсь, ваше величество, а жду вопроса.
— Разве кто-нибудь обычно поверяет мне свои сердечные тайны? Разумеется, речь может идти только обо мне.
— Ваше величество оказывает мне большую честь, но…
— Но мое предложение вам не нравится.
— Я вовсе этого не говорю.
— Но… что же в таком случае вы говорите?
— Я говорю, что не смею сказать то, о чем я думаю, и не смею помышлять о том, о чем бы мне хотелось сказать.
— Ах, сударыня! Я вынуждена признаться, что король был весьма мил.
XX
Мы прогуливались таким образом очень долго. Король был нежен и предупредителен, а также великодушен и щедр на комплименты; он не выглядел страстно влюбленным, подобно Биарицу, но проявлял по отношению ко мне довольно пылкое чувство; признаться, это вскружило мне голову. Впервые в жизни я совершенно забыла о Лозене и не вспоминала о его существовании на протяжении этих восхитительных мгновений, которые принесли удовлетворение всем моим чувствам. Я вернулась домой, будучи вне себя от радости: я уже видела мир у своих ног, представляла себя владычицей двора и всей Франции, а также грезила о невероятной славе и почестях для короля и себя. Государь любил меня! Он поклялся мне в этом, он обещал бросить Лавальер и выдвинуть меня на первое место. Он обещал, что отныне будет думать только обо мне, своей единственной любви.
Я могла рассчитывать на свою семью: отец с детства прививал мне глубокое уважение к прекрасной Коризанде, одной из милушек Генриха IV и моей прабабке, как вам уже известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213