ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Жаль, что моя держава так мала: я честолюбива и многого бы добилась.
Письма, приходившие из Франции, извещали меня о том, что там творилось; все весьма сожалели о моем отсутствии — по крайней мере меня в этом уверяли. Мадам и мой брат продолжали свою безрассудную связь, не обращая внимания и на короля, и на Месье, и на Лавальер, что было гораздо хуже, ибо таким образом они дважды бросали вызов королю. Позже вы увидите, к чему это привело. Что касается Лозена, то он мало-помалу забывал обо мне!
Однажды вечером, в воскресенье, в княжестве было устроено очередное нелепое шествие в честь одного из здешних святых; я же и без того устала от своих дневных обязанностей. Велев передать, что никого не буду принимать сегодня вечером, я с «Клелией» в руках легла в домашнем платье на кушетку. Я находилась в галерее фамильных портретов, рядом с комнатой, где был убит Лучано Гримальди, один из предков князя; убийство своего опекуна совершил его племянник Дориа; причина преступления состояла в том, что дядя отказывался отдать племяннику свое состояние, а также, возможно, отчасти и в том, что он сам в молодости умертвил своего старшего брата. Это убийство хорошо известно в роду Гримальди; в память о нем отвели отдельную комнату; висящий там портрет убийцы по-прежнему завешен траурным покрывалом, а изображение обагренной кровью жертвы занимает почетное место. Нельзя без содрогания смотреть на эти немые свидетельства злодеяния.
Отослав горничных, я стала читать; постепенно спускалась ночь, и из сада на меня веяло прохладой; я сидела у окна; шаловливый ветерок приподнимал мои волосы и заставлял кружева моей шейной косынки трепетать; я чувствовала, что засыпаю, словно меня убаюкал какой-то домовой. И тут со стороны той комнаты, где произошло убийство, донесся легкий шум. Мои отяжелевшие веки даже не приоткрылись, хотя обычно я доверяю лишь своим глазам. Мгновение спустя звук повторился. Я подумала, что это Ласки бегает где-то по террасе — за ним водилась такая привычка. Я повернулась в другую сторону, сердито приказав карлику оставить меня в покое и поиграть в другом месте. В течение нескольких секунд было тихо, а потом снова раздался шум и послышались приближающиеся шаги; было так темно, что даже рядом почти ничего не было видно. Потеряв терпение, едва ли не в ярости, я резко приподнялась, опершись на локоть, и спросила повелительным тоном, кто там. Никто мне не ответил, но я увидела на пороге комнаты, где произошло убийство, человека с бледным и окровавленным, как на портрете Лучано, лицом. Признаться, мой ужас был столь велик, что я упала в обморок.
XVII
Не знаю, как долго я оставалась в таком состоянии, и до сих пор не знаю, видела ли я это на самом деле или была обманута собственным воображением. Мне известно только, что, когда я открыла глаза, я лежала на прежнем месте, в той же темноте, но была уже не одна: человек, стоявший передо мной на коленях, держал мою холодную руку и согревал ее своими поцелуями. Сначала я не поняла, ни кто это может быть, ни что это может значить; я совершенно не осознавала, что со мной происходит; мужской голос привел меня в сознание и вернул мне память: то был Биариц. t
— Выслушайте, выслушайте меня! — говорил он. — Придите в себя, ничего не бойтесь, но только выслушайте меня; время не ждет, сюда могут войти.
— Это вы только что стояли там? — спросила я, не в силах забыть жуткое видение.
— Нет, — отвечал он, — нет, меня там не было; я явился сюда, преодолев множество препятствий, и нашел вас в беспамятстве; может быть, это я вас напугал, может быть, тут и моя вина… Ну, вот вы и пришли в себя, выслушайте же, выслушайте меня, от этого зависит моя жизнь или смерть.
Я не привыкла к подобным речам. Этот человек обладал некой дикой и покорительной (по-моему, этого слова нет в словаре) силой, державшей меня в его власти. Я расслабленно приподнялась и стала слушать словно вопреки своей воле, как он того хотел.
— Я люблю вас, сударыня, не так, как вас любят другие, при дворе или где-то еще, а как может любить человек с моим именем, моего рода, моей крови. Я люблю вас так сильно, что хочу завладеть вашей судьбой и любой ценой стать ее хозяином.
Это признание отдавало Роландом и рыцарями Круглого Стола в минуту их исступления. Я не смогла удержаться от улыбки, и Биариц это заметил:
— Не надо смеяться, это слишком серьезно. Я хочу, чтобы вы были моей, чтобы вы бросили все ради меня, или же мне надо только одно: чтобы вы умерли.
Ну и ну! Это означало, что он хотел не просто завладеть мной, а намеревался вторгнуться в мою жизнь, — такие повадки могли быть лишь у варваров. В этой жажде обладания, не говоря уж об остальном, было что-то от Ронсевальской битвы и господ сарацин — мы у себя такого поведения не позволяем.
— Еще одно слово, — продолжал Биариц, видя, что я собираюсь отвечать, не дослушав его до конца, — если вы согласитесь на то, о чем я вас умоляю, вы станете королевой, сударыня, такой же королевой, какой была возлюбленная Харуна, чьим именем я воспользовался, чтобы приблизиться к вам; вся эта земля, если вы захотите, все наши Пиренейские горы, если вы их предпочтете, будут принадлежать мне; это могут быть и побережья Африки или Корсики, завладеть которыми может непоколебимая отвага, — вам останется только сделать выбор; если вы меня полюбите, я стану всемогущим, я стану непобедимым.
Бедняга Биариц ошибся адресом. Если бы он предложил все эти чудеса герцогине де Мазарини, возлюбленной моего мужа, она не стала бы ему перечить, и мы бы увидели, как они вдвоем отправляются на поиски приключений. Но я! Я, любившая Лозена, любившая двор, короля, власть, удобства и роскошь; я, любившая удовольствия и остроумных людей; я, дочь маршала де Грамона, сестра графа де Гиша, властительница Монако! Какое безрассудство! И во имя чего? Чтобы подвергаться опасностям, спать на голых досках или в зарослях вереска, подобно цыганам, моим друзьям и защитникам! Чтобы носить корону из позолоченной бумаги и иметь красивого, очень статного и — что правда, то правда — безумно влюбленного юношу в качестве любовника и раба или же господина! Уверяю вас, я была сделана из другого теста, и мне в самом деле страшно хотелось теперь рассмеяться Биарицу в лицо, хотя только что мои чувства по отношению к этому гордому влюбленному сикамбру были весьма мирными и нежно-снисходительными.
— Вы сами не знаете, что говорите, сударь, — только и сказала я довольно надменным и недоуменным тоном.
Сначала Биариц не шелохнулся, а затем поднялся. Я ожидала, что он начнет кричать и буйствовать, но, к моему великому удивлению, он был хладнокровен и невозмутимо спокоен: — Подумайте как следует, сударыня, подумайте.
Я не видела своего собеседника:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213