Кольцо вместе с этим письмом ясно покажет вам, что вы – свободны, и ничто не связывает вас более со мной; вы также найдете тут ваши подарки. Увидав труп отца, я с той же минуты поняла, что дочь разорившегося самоубийцы не может быть женой такого блестящего человека, как вы. Но из всех поразивших меня ударов судьбы самым горестным для меня была ваша холодность, ваше опасение скомпрометировать себя выражением мне малейшего расположения, хотя бы показав, что вы сочувствуете, по крайней мере, моему несчастью. Мне было невыразимо тяжело убедиться, что у человека, которого я очень любила, обнаружилась до того пустая, холодная и себялюбивая душа, что все его уверения в любви оказались ложными. Впрочем, разочарование это имеет, может быть, свою хорошую сторону и излечит мою рану, потому что где нет уважения, там скоро приходит забвение. Может быть, и совершено напрасно, но я все же хочу дать вам совет: избегайте Людмилы Вячеславовны. Это – губительное существо со змеиными глазами и темного происхождения; берегитесь дьявольского родства, оно не принесет вам счастья. Слова крестного, предупреждавшего, что несчастие постигает каждого обитателя Горок, – проклятого места, посещаемого созданиями ада, – вполне исполнилось на нас. Поэтому не смейтесь над моими словами; это – последний проблеск моей угасшей любви.
Надя».
Она положила в конверт обручальное кольцо, запечатала, сунула письмо в ящик на видном месте и отправила.
Масалитинов только что вернулся со службы, когда ему передали Надину посылку. Вид ящика и еще более содержание письма глубоко взволновали его, а сердце защемила острая боль при мысли навсегда потерять Надю. Инстинктивно чувствовал он правоту ее слов. Двоюродный брат, Жорж, тоже предостерегал его от Милы, а уж тем-то не руководил, конечно, никакой личный интерес. С тяжелым чувством вспоминал он рассказанную ему Надей загадочную историю о Марусе и непонятные затем приступы слабости, нападавшей на него после того, как он танцевал с Милой; наконец, воскресло в памяти странное видение в тот вечер, когда она ему гадала, сопровождавшееся одуряющим, незнакомым ему запахом, который расстроил его нервы. И на другой день после видения в первый раз у него явилось непреодолимое желание пойти к г-же Морель! А внешние обстоятельства были тоже не менее загадочны. Необъяснимое, поразительное разорение Замятиных, или его собственная, внезапно вспыхнувшая и так же быстро угасшая страсть к картам! Тайна и тайна!.. Или это – работа дьявола?… Несомненно, в этом чарующем создании таится что-то зловещее и роковое.
Тысяча вопросов и мрачных подозрений поднялись в возбужденной голове Масалитинова, и, когда он подумал о женитьбе на Миле, внезапно ожило чувство отвращения, которое она внушала ему раньше.
Но что было делать теперь, когда западня, – если это была западня, – так крепка, что ему не вырваться из нее. Притом когда он находился с Милой, его охватывала опьяняющая страсть. И в эту минуту уже одно воспоминание о ней подействовало на него возбуждающе; у него явилось пламенное желание видеть ее. Он поспешно запер ящик с Надиным письмом и стал одеваться, чтобы ехать к невесте. Сегодня он мог доставить ей удовольствие, сказав: «Я свободен, Надя сама вернула мне мое слово».

Часть вторая

«Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской».
I, Римлян. X, 21.
«Итак покоритесь Богу; противостаньте диаволу. и убежит от вас».
Иоан. IV, 7.

I

Более четырех месяцев прошло со дня смерти Замятина. Зоя Иосифовна с детьми жила еще в их бывшем доме, но он был уже продан и вскоре им предстояло переехать на маленькую квартирку в отдаленном квартале, освобождавшуюся через неделю. Через два дня после их выезда должна была состояться публичная продажа всего движимого имущества, от которого Замятина отказалась в пользу кредиторов. Среди оставшихся верными Замятиным друзьями были старый профессор и их соседка по Горкам Максакова, проводившая зиму в Киеве, где служил ее сын. Горячая симпатия Максаковой удивляла сначала Надю и ее мать, так как они мало знали ее; но скоро обе очень привязались к превосходной женщине, умевшей самым деликатным образом облегчать им не одну заботу. Бледная, как тень, и страшно исхудавшая Зоя Иосифовна сидела в кресле, прислонившись к подушкам; два месяца пролежала она в постели, и здоровье ее восстановлялось весьма медленно. На низеньком стуле около матери помещалась Надя и читала машинально Священное писание, но мысли ее были далеко. Она также очень изменилась; розовый цвет лица сменился прозрачной бледностью, хорошенькое личико сильно похудело, и глаза казались чрезмерно большими, а на маленьком ротике появилась горькая, серьезная складка. Она и мать были в глубоком трауре.
Эти последние месяцы были тяжелой для нее школой. Неделями дрожала она за жизнь матери, а когда Замятина очнулась и поняла весь ужас своего несчастия, то у нее едва не сделалось повторение болезни. Но Зоя Иосифовна была набожная и верующая женщина, а вера в Бога и материнская любовь поддержали ее; ей надо было жить, чтобы не оставить совсем одинокой свою мужественную дочь, которая с такой твердостью несла страшное испытание. Вообще сила духа и бескорыстие обеих несчастных женщин возбудили в обществе большое сочувствие и удивление; вместе с тем поспешный разрыв Масалитинова с невестой строго осуждался и репутацию его весьма поколебала разнесшаяся в скором времени весть о его помолвке с Милой.
Надя прервала чтение, чтобы дать матери лекарство, когда дверь отворилось и поспешно вошла Максакова.
– Ах, милые друзья! – радостно сказала она, поцеловавшись с хозяйками. – Наконец-то, после стольких дурных вестей, я счастлива сообщить вам хорошую новость. Вчера вечером было общее собрание кредиторов, и они единодушно отказались от вашей пригородной дачи. Она остается за вами во всей ее неприкосновенности и с полным инвентарем. Это совершенно справедливо после тех жертв, которые вы принесли в пользу обиженных. Особенное впечатление произвело великодушие Нади, отказавшейся от капитала и Горок, составлявших ее приданое. Ах, кстати, знаете, кто купил Горки? Людмила Вячеславовна, и очень дорого заплатила.
Надя подняла голову, и глаза ее сверкнули.
– Вот действительно приятное известие. Я пожалела бы всякого другого покупателя этого злополучного места, а Людмиле Вячеславовне оно вполне подходит. Желаю ей наслаждаться всеми прелестями, которыми эти очаровательные Горки осыпают своих владельцев.
– Довольно, довольно, милая моя, не будьте злой, – заметила Максакова, обнимая ее. – Лучше поговорим о делах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122