Моем отце.
Ярость вспыхнула на лице его матери.
– Оставь это, черт возьми! Достаточно того, что он мертв.
– Тогда расскажи мне, как он умер, – потребовал Ахилл. – Почему он пришел к Д'Ажене? Откуда явился? Кто он был?
Мадам Д'Ажене вытерла глаза и начала ходить взад-вперед.
– Он приехал с Востока. Я встретила его на постоялом дворе вне владений Д'Ажене, по дороге в Монтане.
– Дом, который сгорел вскоре после смерти от… Константина? – спросил Ахилл ровным голосом.
Мать кивнула, не глядя на него.
– Я захаживала туда, когда мне было скучно. Он останавливался там на одну ночь, ища кого-то, но не хотел, чтобы его самого видели.
Я немного знаю о жизни Эль-Мюзира до того, как он пришел на Запад. Он однажды говорил мне, что был первым и самым почитаемым сыном паши Мехмет-Апафи.
– А его мать? – спросил Ахилл. – Кем она была?
Мадам Д'Ажене пожала плечами:
– Безымянная наложница. Как обычно на Востоке. Эль-Мюзир был выдающимся. Отец хорошо обучил его, но тот вскоре превзошел старика, и обучать мальчика пригласили других учителей, в том числе алхимиков и астрологов. Эти знания принесли ему власть, и как молодой человек он был возведен в ранг султана Темешвара. Там он и остался, укрепляя свою власть, одаривая тех, кто помогал ему, и беспощадно уничтожая тех, кто сопротивлялся. До тех пор, пока один эсир, раб, захваченный на войне, не убежал от него. Большинство турок сразу же калечили своих рабов, а Эль-Мюзир предпочитал сначала сломить волю. Но у этого он не смог. Он был подавлен. – Лиз Д'Ажене глянула на бледное лицо сына краем глаза, оценивающим взглядом, как бы удивляясь, как мало она может рассказать ему.
– Этот… заключенный, – продолжала она, – возвратился в свой полк, в свою армию. Как мог Эль-Мюзир найти одного солдата среди сотен тысяч других солдат, разместившихся на половине Европы? Эль-Мюзир, мой волшебный и несравненный Эль-Мюзир знал. Он… захотел… чтобы я помогла ему. И я помогла.
Она перестала расхаживать и тихо застыла у окна, сжав руки и склонив голову, – ни дать ни взять сама добродетель.
– И он почти всегда добивался успеха, пока в разгар лета он… не умер. – Она закрыла глаза, на ее монашеское одеяние начали капать слезы, оставляя мокрые пятна. – И ты родился спустя восемь месяцев и три недели.
Мать повернулась и пристально посмотрела на Ахилла.
– Эль-Мюзир был проницателен и хитер и знал цену лжи. Свет хочет считать Константина твоим отцом, и пусть считает. Он признавал тебя. И ничто не может этого изменить.
– Это уже переделано.
– Нет! Десять лет я провела с этим бородатым стариком – и поэтому ты можешь быть гордым сыном Франции. Именно я наблюдала за твоими иезуитскими наставниками, я сделала так, чтобы каждое твое движение говорило о твоем положении среди парижской аристократии. Я не позволю тебе разрушить все эти годы труда.
А здесь! Я много работала, чтобы получить власть, которую имею, – я держу в своих руках души. Если станет известно, что я родила ребенка от язычника, – я потеряю все это. И я прокляну твою душу в аду, прежде чем позволю этому случиться.
Ахилл наклонился ближе. Элеонора наблюдала, едва дыша. Атмосфера накалилась.
– Твоя ложь уже прокляла мою душу, мама. Ложь для людей, гниющих в земле, потому что я убил их.
– Какие души тебя беспокоят: твоя собственная или чьи-либо другие?
– И твоя тоже, мама. – Ахилл сграбастал портрет Эль-Мюзира и подошел к Элеоноре. – Пойдемте, мадам. До восхода солнца у нас долгий путь. – Он взял ее под руку и повел, спотыкаясь, к двери.
Его мать резко вскрикнула:
– Ахилл! Ты обещаешь, что это дальше не пойдет?
– Как я могу искупить свои грехи и твои, если я не сообщу правду о своем отце всему христианскому миру? Как еще я могу заплатить за его грехи, мама? – Ахилл открыл дверь.
– Нет! – завопила его мать. – Я должна заставить тебя последовать моей просьбе, я остановлю тебя, Ахилл. Я остановлю тебя навсегда, если я должна.
Она оперлась руками на стол и подалась вперед к своему уходящему сыну.
– Эль-Мюзир понял бы, – крикнула она вслед. – Он бы сделал это сам, если бы был жив.
Ахилл потащил Элеонору прочь в коридор, не заботясь о том, чтобы закрыть дверь, потом снова через холод открытой аркады и вниз по каменным ступенькам. Пение прекратилось.
Снаружи туман стал еще гуще и холоднее. Его комки попадали на лицо, как проклятые души, плывущие в призрачной ночи. Элеонора молча молилась, чтобы Ахилл простил ее, в голове снова и снова гудела литания самобичевания, но вслух она не сказала ничего.
Впереди тусклый оранжевый свет позволял увидеть место, где у открытых ворот стояла карета. Туман приглушал их шаги, и когда они появились, Эрве спрыгнул с места, где он и два форейтора сгрудились вместе возле слабого тепла, исходящего от одного из фонарей.
– Господи, – закричал кучер, – вы тихи, словно привидения.
Ахилл открыл дверцу и втолкнул Элеонору внутрь. Она упала на сиденье, ее горло горело.
– Как я могу просить тебя о прощении? – прошептала она, когда Ахилл стоял рядом и смотрел на нее сверху.
– Я передам записку для Боле в деревню, где мы наняли форейторов, – сказал он, словно не слыша ее мольбы. – Он присмотрит, чтобы ваш багаж не потерялся. – Ахилл закрыл дверцу, не сев.
– Ахилл? – позвала Элеонора. Тихий звук заставил ее подергать запор. Заперто. Она отодвинула кожаную шторку.
– Ахилл! Ты не должен… Что ты делаешь?
Ахилл стоял позади кареты и отвязывал Широна.
– Отвезешь ее в Регенсбург, затем в Пассау и по Дунаю в Вену, – услышала Элеонора слова Ахилла, обращенные к Эрве. – Смотри, чтобы она доехала живой и невредимой, или ты и все твои родные, где б вы ни были, заплатите мне.
– Д-да, месье, – ответил с явной покорностью Эрве, потом он проворчал команду двум форейторам, и те устремились к передним лошадям. Карета закачалась, когда Эрве взбирался на кучерское место.
Элеонора высунула через маленькое окно руку наружу к Ахиллу.
– Пожалуйста, прости меня.
Удерживая поводья, Ахилл попытался элегантно, по-придворному поклониться, но остановился и поклонился, как слуга. Его глаза казались мертвыми.
В груди Элеоноры бушевали страсти.
– Я не хочу с тобой так расставаться.
Ахилл отступил назад и кивнул Эрве. Карета дернулась и поехала.
– Ахилл! Не оставляй… – зарыдала Элеонора, обращаясь к темной, одиноко стоявшей фигуре, глядевшей вслед удаляющейся карете. Элеонора откинулась на сиденье и закрыла глаза. Она не обращала внимания на капающие слезы. Она приехала во Францию уничтожить сына дьявола и достигла цели.
Спустя два дня Ахилл стоял в выгоревшем дверном проеме постоялого двора вне владений Д'Ажене по дороге в Монтане. Он ударил носком сапога по порогу, резкое движение заставило заржать Широна, стоявшего позади него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Ярость вспыхнула на лице его матери.
– Оставь это, черт возьми! Достаточно того, что он мертв.
– Тогда расскажи мне, как он умер, – потребовал Ахилл. – Почему он пришел к Д'Ажене? Откуда явился? Кто он был?
Мадам Д'Ажене вытерла глаза и начала ходить взад-вперед.
– Он приехал с Востока. Я встретила его на постоялом дворе вне владений Д'Ажене, по дороге в Монтане.
– Дом, который сгорел вскоре после смерти от… Константина? – спросил Ахилл ровным голосом.
Мать кивнула, не глядя на него.
– Я захаживала туда, когда мне было скучно. Он останавливался там на одну ночь, ища кого-то, но не хотел, чтобы его самого видели.
Я немного знаю о жизни Эль-Мюзира до того, как он пришел на Запад. Он однажды говорил мне, что был первым и самым почитаемым сыном паши Мехмет-Апафи.
– А его мать? – спросил Ахилл. – Кем она была?
Мадам Д'Ажене пожала плечами:
– Безымянная наложница. Как обычно на Востоке. Эль-Мюзир был выдающимся. Отец хорошо обучил его, но тот вскоре превзошел старика, и обучать мальчика пригласили других учителей, в том числе алхимиков и астрологов. Эти знания принесли ему власть, и как молодой человек он был возведен в ранг султана Темешвара. Там он и остался, укрепляя свою власть, одаривая тех, кто помогал ему, и беспощадно уничтожая тех, кто сопротивлялся. До тех пор, пока один эсир, раб, захваченный на войне, не убежал от него. Большинство турок сразу же калечили своих рабов, а Эль-Мюзир предпочитал сначала сломить волю. Но у этого он не смог. Он был подавлен. – Лиз Д'Ажене глянула на бледное лицо сына краем глаза, оценивающим взглядом, как бы удивляясь, как мало она может рассказать ему.
– Этот… заключенный, – продолжала она, – возвратился в свой полк, в свою армию. Как мог Эль-Мюзир найти одного солдата среди сотен тысяч других солдат, разместившихся на половине Европы? Эль-Мюзир, мой волшебный и несравненный Эль-Мюзир знал. Он… захотел… чтобы я помогла ему. И я помогла.
Она перестала расхаживать и тихо застыла у окна, сжав руки и склонив голову, – ни дать ни взять сама добродетель.
– И он почти всегда добивался успеха, пока в разгар лета он… не умер. – Она закрыла глаза, на ее монашеское одеяние начали капать слезы, оставляя мокрые пятна. – И ты родился спустя восемь месяцев и три недели.
Мать повернулась и пристально посмотрела на Ахилла.
– Эль-Мюзир был проницателен и хитер и знал цену лжи. Свет хочет считать Константина твоим отцом, и пусть считает. Он признавал тебя. И ничто не может этого изменить.
– Это уже переделано.
– Нет! Десять лет я провела с этим бородатым стариком – и поэтому ты можешь быть гордым сыном Франции. Именно я наблюдала за твоими иезуитскими наставниками, я сделала так, чтобы каждое твое движение говорило о твоем положении среди парижской аристократии. Я не позволю тебе разрушить все эти годы труда.
А здесь! Я много работала, чтобы получить власть, которую имею, – я держу в своих руках души. Если станет известно, что я родила ребенка от язычника, – я потеряю все это. И я прокляну твою душу в аду, прежде чем позволю этому случиться.
Ахилл наклонился ближе. Элеонора наблюдала, едва дыша. Атмосфера накалилась.
– Твоя ложь уже прокляла мою душу, мама. Ложь для людей, гниющих в земле, потому что я убил их.
– Какие души тебя беспокоят: твоя собственная или чьи-либо другие?
– И твоя тоже, мама. – Ахилл сграбастал портрет Эль-Мюзира и подошел к Элеоноре. – Пойдемте, мадам. До восхода солнца у нас долгий путь. – Он взял ее под руку и повел, спотыкаясь, к двери.
Его мать резко вскрикнула:
– Ахилл! Ты обещаешь, что это дальше не пойдет?
– Как я могу искупить свои грехи и твои, если я не сообщу правду о своем отце всему христианскому миру? Как еще я могу заплатить за его грехи, мама? – Ахилл открыл дверь.
– Нет! – завопила его мать. – Я должна заставить тебя последовать моей просьбе, я остановлю тебя, Ахилл. Я остановлю тебя навсегда, если я должна.
Она оперлась руками на стол и подалась вперед к своему уходящему сыну.
– Эль-Мюзир понял бы, – крикнула она вслед. – Он бы сделал это сам, если бы был жив.
Ахилл потащил Элеонору прочь в коридор, не заботясь о том, чтобы закрыть дверь, потом снова через холод открытой аркады и вниз по каменным ступенькам. Пение прекратилось.
Снаружи туман стал еще гуще и холоднее. Его комки попадали на лицо, как проклятые души, плывущие в призрачной ночи. Элеонора молча молилась, чтобы Ахилл простил ее, в голове снова и снова гудела литания самобичевания, но вслух она не сказала ничего.
Впереди тусклый оранжевый свет позволял увидеть место, где у открытых ворот стояла карета. Туман приглушал их шаги, и когда они появились, Эрве спрыгнул с места, где он и два форейтора сгрудились вместе возле слабого тепла, исходящего от одного из фонарей.
– Господи, – закричал кучер, – вы тихи, словно привидения.
Ахилл открыл дверцу и втолкнул Элеонору внутрь. Она упала на сиденье, ее горло горело.
– Как я могу просить тебя о прощении? – прошептала она, когда Ахилл стоял рядом и смотрел на нее сверху.
– Я передам записку для Боле в деревню, где мы наняли форейторов, – сказал он, словно не слыша ее мольбы. – Он присмотрит, чтобы ваш багаж не потерялся. – Ахилл закрыл дверцу, не сев.
– Ахилл? – позвала Элеонора. Тихий звук заставил ее подергать запор. Заперто. Она отодвинула кожаную шторку.
– Ахилл! Ты не должен… Что ты делаешь?
Ахилл стоял позади кареты и отвязывал Широна.
– Отвезешь ее в Регенсбург, затем в Пассау и по Дунаю в Вену, – услышала Элеонора слова Ахилла, обращенные к Эрве. – Смотри, чтобы она доехала живой и невредимой, или ты и все твои родные, где б вы ни были, заплатите мне.
– Д-да, месье, – ответил с явной покорностью Эрве, потом он проворчал команду двум форейторам, и те устремились к передним лошадям. Карета закачалась, когда Эрве взбирался на кучерское место.
Элеонора высунула через маленькое окно руку наружу к Ахиллу.
– Пожалуйста, прости меня.
Удерживая поводья, Ахилл попытался элегантно, по-придворному поклониться, но остановился и поклонился, как слуга. Его глаза казались мертвыми.
В груди Элеоноры бушевали страсти.
– Я не хочу с тобой так расставаться.
Ахилл отступил назад и кивнул Эрве. Карета дернулась и поехала.
– Ахилл! Не оставляй… – зарыдала Элеонора, обращаясь к темной, одиноко стоявшей фигуре, глядевшей вслед удаляющейся карете. Элеонора откинулась на сиденье и закрыла глаза. Она не обращала внимания на капающие слезы. Она приехала во Францию уничтожить сына дьявола и достигла цели.
Спустя два дня Ахилл стоял в выгоревшем дверном проеме постоялого двора вне владений Д'Ажене по дороге в Монтане. Он ударил носком сапога по порогу, резкое движение заставило заржать Широна, стоявшего позади него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100