Он поднялся на локте и внимательно обвел ее глазами. Фаллон вспыхнула, подумав, как она растолстела. И тем не менее чувствовалось, что Аларик околдован ее красотой. Он касался ее так, как она мечтала об этом, гладил холмик живота, легко целовал грудь.
— Тебе здесь хорошо было? — тихо спросил он.
— Да, очень… Матильда так добра. — И, поколебавшись, спросила:
— А тебе, мой господин?
— Я очень тосковал, — сказал он. Она радостно и счастливо улыбнулась, и он ответил ей доброжелательной, честной улыбкой. Он снова провел ладонью по ее животу и внезапно замер.
— Что это?
— Ой, Аларик, ты только посмотри: он бьет ножкой!
Он плотнее прижал ладонь и пальцы к ее животу и словно в ответ на это вновь почувствовал толчок. Фаллон засмеялась и в изумлении посмотрела на Аларика.
— Это первый раз?
? Да!
— Он бьет сильно и уверенно.
— Почему он? Может, это девочка…
Аларик покачал головой.
— Дамьен говорит, что мальчик. Не имею понятия, откуда он знает, но… Будет парень… Сильный, здоровый парень. — Аларик нежно прикоснулся губами к пушистой рощице и припухлому животу. Фаллон умиротворенно откинулась назад и счастливо улыбнулась.
Аларик лег рядом и некоторое время молча гладил ее волосы. Затем с огорчением вздохнул.
— Мне нужно передать некоторые вести Матильде и повидать кое-кого из мужчин.
— Не из женщин?
Он взял ее за подбородок и притянул к себе.
— Нет, Фаллон. С тех пор как я познал тебя, никто не влечет меня. Я не хотел говорить тебе это, но твоя красота сильнее меча и слова. И ты хорошо ею пользуешься.
Фаллон опустила ресницы, затем подняла глаза на Аларика.
— Она смеется надо мной, твоя прежняя любовница, мой господин. А я больше не смогу прятать плоды нашей связи, даже если бы свет и не узнал об этом благодаря Вильгельму. Я… — Она замолчала, нервно проглотила комок в горле. — Я не хотела, чтобы меня отсылали из Англии, потому что там мой дом. Но верно также и то, что я не хотела уезжать от тебя. Да, я пошла к Эрику, но прощения у тебя просить не могу, потому что выступила не против тебя, а за свою страну, чтя память об отце. Клянусь, у меня нет желания предавать тебя. И сейчас…
— Сейчас?
— Сейчас я молюсь о том, чтобы сказанное тобой было правда. Мне больно слышать ее насмешки, когда во мне растет твой ребенок.
— А что она говорит?
— Что я даже спальню с тобой не делю.
Он улыбнулся и провел пальцем по ее подбородку.
— Ты делишь со мной жизнь, Фаллон. Или, во всяком случае, начала… Матильда поместила тебя в эту комнату потому, что была зима, а эта комната теплее. Я не собираюсь спать отдельно от тебя, обещаю… И Маргарет будет знать об этом.
Он поцеловал ее в губы, а затем прошептал, обжигая ей рот своим дыханием:
— Вильгельм приедет на Пасху. Мы отпразднуем ее вместе с ним, а затем, как только я покончу с делами, поедем домой.
Фаллон почувствовала, как в ее груди поднимается теплая волна.
— И я рожу ребенка в Бошеме?
— Нет, любовь моя, это был дом твоего отца…
— В Лондоне? В Винчестере?
— Нет, не в Лондоне и не в Винчестере.
На глаза ее навернулись слезы, ибо она решила, что он дразнит ее.
— Но ты сказал, что мы поедем домой. Я думала…
— Ребенок родится в Англии. Но мы поедем в Хейзелфорд, потому что это место принадлежит нам и только нам. Там не было войны, не было разрухи. Ребенок родится там… Ты довольна?
— Да, — прошептала она. Аларик улыбнулся, поцеловал ее в лоб и поднялся. Одевшись, он отправился передать Матильде послание от Вильгельма.
Когда он ушел, Фаллон натянула на себя покрывало и удовлетворенно улыбнулась. Она не могла даже представить, что будет чувствовать себя такой счастливой, хотя к ее счастью примешивалось чувство вины. Ведь она будет продолжать борьбу! Но она боролась благородно. Возможно, она заслуживает сейчас того, чтобы пожить в мире.
Младенец снова ударил ножкой, и улыбка Фаллон стала еще светлей.
— Он любит нас, мой маленький. Конечно, он этого еще не знает, не умеет сказать. Но нет сомнения, что он нас любит.
Глава 27
Пасху Вильгельм и его люди праздновали пышно. После церковной мессы начались увеселения и зрелища.
Эдгар Ателинг, Эдвин и Моркер, многие английские бароны, все в праздничных нарядах, неизменно присутствовали на торжествах. Относились к ним почтительно, но, как Эдвин признался Фаллон, они чувствовали себя как птицы в позолоченных клетках.
— Вильгельм привез нас сюда, чтобы в Англии не оставалось людей, вокруг которых можно сплотиться, пока он в отъезде. Если бы ему удалось найти ваших братьев, они тоже были бы здесь. Нас выставляют на потеху норманнам, которые глазеют на нас, смеются над нашей одеждой и языком… Господи, как я хочу домой!
Проходили дни и недели, и Фаллон чувствовала, что в ней растет внутренняя напряженность.
Аларик уехал в Анлу, и она тосковала по нему. Она вызвалась сопровождать его, но он был в эти дни мрачным и замкнутым и только покачал головой.
В Анлу Аларик пробыл недолго, однако когда вернулся, в нем появилось нечто новое, чего она не могла понять. Не происходило ли подобных перемен и в ней самой? Она признавала, что ей было радостно находиться с ним на людях, и испытывала благодарность к нему, ибо ее беременность становилась день ото дня заметнее, а он везде открыто появлялся с нею. По ночам, в его объятиях, она чувствовала себя счастливой, но день приносил огорчения и тревоги, и она мечтала, чтобы он поскорее закончился.
Вскоре после Пасхи Вильгельм устроил большой турнир. Вместе с другими дамами Фаллон с гордостью следила за поединком Аларика. Его соперником был рыцарь из Гессена, которого Аларик легко выбил из седла, а потом играючи обезоружил. Фаллон встала и зааплодировала. Но не успел Аларик поклониться и покинуть арену, как она услышала позади себя шепот.
— Это что за девица? — спросил женский голос.
— Незаконная дочь короля саксов, — ответил мужчина.
— А сейчас хорошо устроившаяся шлюха, — засмеялась женщина.
Не дожидаясь начала следующего поединка, Фаллон бросилась прочь. В зале дворца она увидела Эдвина, который стоял перед камином и мрачно смотрел в огонь. И хотя он был еще совсем молодым, в эту минуту он казался усталым стариком.
— Фаллон! — Он прочитал смятение на ее лице. — Что с вами?
Она покачала головой.
— Ах, Эдвин, я, кажется, больше этого не вынесу.
— Они просто ревнуют, — сказал негромко Эдвин. — Они пялят глаза на самую красивую из птиц в золоченой клетке — и страшно ревнуют.
Фаллон боялась, что расплачется. Эдвин подошел к ней и сжал плечи. Она коснулась щекой его плеча, и он провел ладонью по ее волосам.
— Эдвин, порой это становится невыносимым, — пробормотала она.
— Я знаю, знаю.
Внезапно он напрягся, рука его замерла. Фаллон отпрянула от него, обернулась и увидела Аларика, который был еще в кольчуге, но шлем держал в руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114