12 августа принц Наполеон, видя, как он стоит, опершись о дерево, бледный от боли, сказал:
— Вы больше не командуете армией. Вы больше не правитель. Так что вы делаете здесь? Или вы корреспондент от газеты «Тайме»? Возвращайтесь в Париж!
Ругер, который в тот день заезжал в генеральный штаб, прибыв в Париж, сообщил императрице, что Наполеон III подумывает о том, чтобы вернуться в Тюильри.
Евгения вскочила.
— Что? Император в Париже? Но это же произведет революцию! Такое возвращение неотличимо от бегства! Его место в действующей армии! Он может прибыть в Париж только победителем!
Власть была в ее руках, и она не собиралась отдавать ее. Даже если речь шла о жизни императора.
Последние дни августа стали тяжелым испытанием для императора. Войска бежали, он, забившись в карету, кончаясь от боли, усиливавшейся при тряске, ловя жалостливые взгляды солдат, мечтал лишь об одном — погибнуть в сражении.
Сколько раз он стоял под пулями, одинокий и неподвижный, но ему не суждено было умереть, как солдату, в бою.
31 августа он был в Седане.
1 сентября произошла настоящая бойня, и Наполеон III, сочтя, что бесполезно вести дальнейшие военные действия, сказал офицерам:
— Месье! Слишком много крови уже пролито. Хватит! Я мечтаю о перемирии.
В четыре часа генерал Рей передал Вильгельму письмо:
«Месье, Мне не суждено было сложить голову в бою, и поэтому мне остается только положить шпагу к ногам Вашего Высочества.
Примите приношение из рук вашего брата. Наполеон».
На следующий день император был взят под стражу.
НАПОЛЕОН III ИЗ ПРУССКОГО ПЛЕНА ТРЕБУЕТ ОТ ЕВГЕНИИ НЕЖНОСТИ
Когда от государства
осталась четверть луга,
Он вспомнил, что когда-то
при нем была супруга.
Гюстав Фурнье
3 сентября в три часа дня министр внутренних дел Энри Шевро вошел в кабинет императрицы. Он был бледен. Не произнеся ни слова, он протянул ей только что полученную из Седана телеграмму. Евгения развернула ее и прочла:
«Армия разбита, мне не удалось погибнуть вместе с моими солдатами, ради спасения остатков войск я сдался в плен.
Наполеон».
Императрица, отшвырнув депешу, закричала:
— Нет! Не может быть!
Потом она кликнула своих секретарей, Конти и Фичона, голосом, каким «обычно зовут на помощь».
Те тут же прибежали и нашли императрицу растрепанной, с безумным взглядом, дрожащей от ярости.
Она закричала:
— Вы слышали, в чем они хотят меня уверить? Что император сдался! Что он капитулировал! Разве можно всерьез принимать такую галиматью!
Секретари, пораженные и напуганные, молчали.
Она угрожающе надвинулась на них:
— Ведь вы не верите в это?
— Мадам, — промямлил Конти, — бывают такие обстоятельства, когда даже самые храбрые…
Евгения оборвала его и «страшным голосом» возопила:
— Нет! Император не капитулировал! Чтобы Наполеон капитулировал?! Он погиб! Вы слышите: он погиб и от меня хотят это скрыть!
«Искаженными чертами лица, блуждающим взором она напоминала Эринию», — пишет Морис Палеолог, которому обо всех деталях этой сцены рассказывал сам Конти.
Она потрясала кулаками:
— Он погиб!
Ее мысли мешались. Через секунду она кричала:
— Почему его не убили! Почему он не остался лежать там, под стенами Седана! Какой позор! Его сыну останется запятнанное позором имя!
Внезапно ее гнев утих, она, заливаясь слезами, упала на колени и, мысленно обращаясь к императору, произнесла:
— Прости меня! Прости меня!
И потеряла сознание.
Через час, успокоившись и собравшись с силами, она созвала министров.
— Вероятно, вот-вот вспыхнет восстание, — заявил Шевро. — Сразу после того как стало известно о капитуляции императора, в пригороде начали формироваться отряды. Мне сообщили, что видели группы людей, которые кричали: «Да здравствует Республика!» Не сегодня, так завтра они направятся к Тюильри. Что делать?
Евгения была спокойна:
— Что бы ни случилось, солдаты не должны стрелять в народ.
Несколько часов ушло на выработку необходимых мер для того, чтобы остановить продвижение прусской армии к Парижу.
В десять часов пришло письмо от императора. Императрица распечатала его, трепеща, как в те времена, когда Наполеон III посылал ей любовные записки. Она прочла следующее:
«Штаб, 2 сентября, 1870.
Моя дорогая Евгения, не могу передать тебе, как я падал все это время и как страдаю. То, что мы совершили, противоречит здравому смыслу. Катастрофа была неизбежна, и она произошла. Я предпочел бы смерть столь бесславной капитуляции, но при теперешних обстоятельствах это единственный способ избежать гибели шестидесяти тысяч человек.
Если бы меня терзало только это! Я думаю о тебе, о нашем сыне, о нашей несчастной стране, да хранит ее Бог! И что произойдет теперь в Париже?
Только что я видел короля. Слезы выступили у него на глазах, когда он заговорил о тех муках, которые я испытываю. Он предоставил в мое распоряжение один из своих замков в Гессе-Кассель. Но мне все равно, где быть. Я в отчаянии. Прощай, нежно целую тебя, Наполеон».
Слезы катились по щекам Евгении.
— Несчастный! — прошептала она.
В эту минуту она, забыв о своем негодовании, думала лишь о больном, поверженном и отчаявшемся человеке, женой которого она была.
Всю ночь императрица жгла личные бумаги, в то время как толпа с факелами окружила дворец с криками: «Да здравствует Республика!»
4 сентября в семь часов она отправилась к мессе. Потом она зашла в больницу Тюильри, где разместили раненых из Арденн.
В половине первого во дворце появилась делегация Депутатов, настроенных про имперски.
Месье Бюффе, возглавлявший делегацию, обратился к императрице:
— Мадам, следует незамедлительно вступить в переговоры с оппозицией, если мы хотим сохранить хоть какую-нибудь толику власти. В руках Вашего Высочества судьба императорской династии.
Тогда, как пишет Андре Кастело, «эта светская Дама, которую случай и любовь вознесли на трон», дала депутатам истинно королевский ответ:
— Будущее династии теперь не имеет для меня Качения, я думаю лишь о Франции. Главное для меня сейчас — выполнить долг, к которому меня обязывает мое положение. Для меня ясно, что я не имею права дезертировать… Что же касается народного представительства, то их долг еще более очевиден: забыть о межпартийных ссорах и сплотиться вокруг меня, чтобы преградить дорогу захватчикам. Исход войны в их руках.
Увы! Волнения в Париже нарастали. Вскоре императрице сообщили, что толпа сорвала орлов с Пале-Бурбон, что площадь де ля Конкорд черным-черна от враждебно настроенных масс и что войска приведены в боевую готовность.
В три часа Евгения взяла театральный бинокль стала рассматривать толпу, собравшуюся у дворца.
В половине четвертого появился запыхавшийся префект полиции:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63