– Не знаю, право, что тебе сказать, – промямлила я. – Ты мне льстишь.
– Ты сказала, что станешь моей женой, и твоего слова мне достаточно. – Он взялся за ручку двери. – Еще одно. Когда ты завтра его увидишь, скажи ему, что выходишь за меня замуж, потому что любишь меня. Ты не должна даже упоминать о нашем соглашении. Тебе понятно?
Я очень удивилась.
– Понятно. Но какая тебе разница?
– Никакой. Но все же я прошу тебя. Если он узнает, что ты выходишь за меня замуж, чтобы спасти его, то он все время будет пытаться увести тебя от меня. Может быть, убьет себя. А если он будет думать, что ты любишь меня, то спокойно уедет в свои родные места.
Джош был прав. Тень не будет делать попыток украсть меня, если я ему скажу, что люблю Джоша. Его гордость не позволит ему вмешаться в наши отношения. Ни один настоящий воин не станет тратить время на женщину, которой он не нужен.
– Ты все продумал, – с горечью признала я.
– Да, – коротко ответил Джошуа и оставил меня наедине с моими невеселыми мыслями.
Утром я в последний раз пошла к Тени. Я хотела броситься ему на шею и излить на него мою любовь, но это значило бы собственными руками затянуть у него на шее петлю, и я не могла себе этого позволить.
– Я решила выйти замуж за Джошуа, – проговорила я срывающимся голосом.
– Я знаю, – спокойно сказал Тень.
– Знаешь? – помрачнела я. – Откуда ты знаешь?
– Бердин приходил ко мне вчера вечером. Он тебя любит, Анна. И тебе будет лучше с ним, чем было со мной.
– Да. Правильно, – согласилась я. – Он даст мне дом и настоящую семью. Он меня защитит от всего.
Тень не сводил с меня глаз.
– Ты его любишь?
– Да, – солгала я. – Наверное, я всегда его любила.
Тень кивнул, но не изменил выражения лица. Я знала, что делаю ему больно, и мне хотелось умереть. Он же всегда легко читал мои мысли. Почему же теперь он не понимает меня? Должен же он знать, что я лгу, ведь я всегда любила только его одного. Его одного.
– Надеюсь, ты будешь счастлива в своей новой жизни, – холодно проговорил Тень и отвернулся, когда два вооруженных стражника открыли дверь, чтобы выпустить меня.
Я смотрела ему в спину, и у меня разрывалось сердце, потому что я видела его в последний раз. Теперь он навсегда потерян для меня. Никогда больше он не обнимет меня своими сильными руками, и я никогда больше не узнаю радость его прикосновений и не услышу, как он шепчет мое имя. Мне хотелось крикнуть ему, что я люблю его и только поэтому выхожу замуж за Джошуа, который спасет его от виселицы. Но я молчала. Жизнь Тени была дороже мне моей собственной, и я не могла позволить ему умереть, если имела шанс его спасти.
– Прощай, Тень, – прошептала я.
Солдат взял меня за руку и повел прочь от подвала.
ГЛАВА 17
Два Летящих Ястреба, как запертый в клетку тигр, мерил шагами крошечную камеру и думал, что взорвется, если пробудет в ней хотя бы еще один день, или сойдет с ума, если еще хотя бы час пробудет в темноте.
Всю жизнь он провел на просторе и был свободен, а теперь он заперт в четырех стенах, да еще эта вечная темнота и цепи… Он больше не мог их выносить. К тому же ему не разрешали мыться, и его тошнило от собственного запаха. Пустой желудок требовал пищи, настоящей пищи, а не куска хлеба и кружки воды, которые он получал один раз в день.
В голове у него теснились мрачные мысли, пока он ходил из угла в угол по своей крошечной камере. Ярость убивала его, как медленно действующий яд, когда он вновь и вновь представлял себе Анну в объятиях другого мужчины. Конечно, он не мог винить ее в том, что она решила выйти замуж за Берлина. Она уже давно могла стать женой бледнолицего и избавить себя от тягот той жизни, которую ей смог предоставить он сам. Почти два года она была с ним рядом, и что она получила в итоге? Ничего. Разве лишь измученное сердце и умершее дитя. Ему было тягостно вспоминать о своем сыне, крошечное тельце которого, завернутое в солдатское одеяло, лежало в холодной земле.
Два года он сражался и чего добился? Как это ни было ему неприятно, он был вынужден признать, что ничего не добился. Но ему некого в этом винить. Он с самого начала знал, что его дело обречено на провал. И все же он не мог не признать, что, провидя даже черный глухой подвал, он ничего не изменил бы в своей жизни, ведь он был неотъемлемой частью этой земли, частью ее гор, рек, неба… Он не мог отвернуться от всего этого по доброй воле и уступить без борьбы. И на виселицу они тоже не затащат его так просто. Он ничего не будет просить у них. Нет. Если получится, он еще раз сразится с ними, и если даже не утащит с собой в небытие хотя бы одного бледнолицего, все равно попытка – не пытка. Ну а не дадут они ему такой возможности, что ж, он с достоинством примет смерть, и никто никогда не скажет, что он поджал хвост, как трусливый пес.
Неожиданно он вспомнил убийцу Красного Ветра, как он сладострастно мечтал повесить его и смотреть, как он будет дергаться в петле. Думать об этом было неприятно.
Неожиданно он остановился и поднял руки вверх. «Услышь меня Тот, Кто Наверху, – громко сказал он. – Помоги мне мужественно принять смерть, как полагается воину!» Он не боялся самой смерти. Страшила его виселица. Шайены верили, что дух расстается с телом при последнем вздохе человека. Но если его повесят, то веревка помешает духу улететь.
В темноте он мог не бояться, что кто-то увидит, как он мучается. Воин должен умереть в бою с оружием в руках и боевым кличем на устах. А его ждет виселица! Хуже ничего нельзя представить. Руки связаны за спиной. На шее веревка. И все равно пусть лучше вешают, чем еще хоть день держат в этой вонючей дыре.
И он вновь принялся мерить шагами камеру. Два шага вперед. Два шага назад. Три шага в один угол. Три шага в другой. Час за часом. Час за часом. Цепи уже до крови стерли ему ноги. Их бряцанье действовало ему на нервы. Но он продолжал ходить, сдерживая рвущийся из груди крик. Изо всех сил он старался не смотреть на дверь, чтобы не ослабеть и не крикнуть стражника, а потом не умолять их в последний раз позвать к нему Анну.
Только гордость, бурлившая в крови каждого воина, не позволяла недостойным словам сорваться с губ. Только теперь он, когда понял, что больше ему не видать Анны, осознал свое нестерпимое одиночество. С ее именем на губах он распластался на полу, гладя ладонями одеяло, которое еще так недавно служило им ложем любви.
Он все еще лежал на полу, когда открылась дверь и бледнолицый солдат вручил ему тарелку с куском мяса и картошкой и стакан виски.
– Радуйся, – с издевкой проговорил он.
Тяжелая железная дверь захлопнулась.
– Обед приговоренного, – прошептал Два Летящих Ястреба и в мгновение ока расправился с первой приличной едой за три недели.
Виски был как огонь, намного лучше того, к которому он привык, и ему захотелось выпить еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72