Поев, он рассказал, зачем они приехали.
– Когда-то апачи были гордым народом. На всей земле не было воинов храбрее. А потом вожди сломали стрелы и заключили мир с бледнолицыми. Мы хранили мир, потому что почитали наших вождей. А теперь вождем стал Танза. Он очень старается быть хорошим вождем, но у него ничего не получается. Бледнолицые поселили нас в Сан-Карлосе. Да, в Сан-Карлосе, – повторил он с отвращением. – Бледнолицые дают нам в резервации еду и одежду и хотят, чтобы мы нянчились с коровами.
Он плюнул в костер, и глаза у него загорелись ненавистью.
– Но ведь мы воины, а не женщины. Мы хотим сражаться! У нас нет жен и нет детей. Они умерли. Их убили бледнолицые. Мы… – он показал рукой на своих трех товарищей. – Мы слышали, что Два Летящих Ястреба великий вождь. Но даже великий вождь не может сражаться в одиночку. Если ты не откажешь нам, мы пойдем за тобой, куда ты скажешь.
Четыре пары черных глаз, не отрываясь, смотрели на Тень в ожидании ответа.
– В этом сражении у нас нет надежды выйти победителями, – спокойно проговорил Тень. – Вам это наверняка известно.
– Мы знаем, – торжественно заверил его апач со шрамом на левой щеке. – Но лучше умереть в бою, чем нянчиться с коровами бледнолицых.
– Лучше умереть мужчиной, чем жить как собака, – поддержал его еще один воин.
– Правильно, – сказал третий. – В бою смерть легкая и быстрая. Все лучше, чем медленно умирать от голода в Сан-Карлосе.
– Мне надо подумать.
По голосу Тени я поняла, что он очень взволнован оказанным ему доверием. О чем тут было думать? Пять воинов против армии всех Соединенных Штатов. Я это понимала. Апачи это понимали. И Тень понимал тоже. И все равно в его глазах вспыхнул огонь. Он был воином. И я знала, что он уже захвачен сумасшедшей идеей.
Тень и апач со шрамом, которого звали Бегущий Теленок, не ложились спать всю ночь. Накрывшись шкурой, я слушала, как они вспоминают былые времена, благословенные времена до прихода бледнолицых, когда краснокожие люди владели здешними землями и Великий Дух с улыбкой глядел на своих детей.
– Белых очень много, – с горечью проговорил Бегущий Теленок. – Убиваешь десятерых, на их место приходят сотни. Я думаю… Я думаю, что их бог, наверное, сильнее всех наших богов вместе взятых.
На другое утро явились три воина сиу. Днем – еще шесть шайенов. Все это были вооруженные воины, готовые умереть в бою рядом с Двумя Летящими Ястребами, единственным боевым вождем, не ушедшим в резервацию.
Я часто слышала о таинственном способе связи, известном как мокасиновый телеграф. Теперь я видела его в действии. Не проходило дня, чтобы в нашем лагере не объявились два-три воина пешком или на конях. С быстротой огня распространилась среди индейцев весть о том, что вождь шайенов Два Летящих Ястреба не сдался бледнолицым, и юные воины с горячей кровью поспешили к нам. Они уже попробовали, что значит жить в резервации, и это пришлось им не по вкусу. Еду доставляли не вовремя, и ее было недостаточно, а дать краснокожим в руки оружие, чтобы они сами добывали для себя мясо, белые никак не могли, поэтому народ голодал. Бесчестные индейцы, бывало, перекупали продукты, предоставляя остальным спасаться, как кто может. Родители отдавали свою еду детям и медленно умирали. Воины, пережив смерть своих детей, пережив смерть родителей, пережив смерть жен, бежали в Медвежью долину.
К концу месяца к нам пришли двадцать пять воинов – апачи, сиу, черноногие, киова. У них не было семей, и они жили единственной мечтой сразиться с белыми, которые убили их соплеменников и отобрали у них их землю, уничтожили многочисленные стада бизонов и заставили самих индейцев вести скотскую жизнь.
Я никак не понимала, почему они решили объединиться против белых, когда стало уже слишком поздно. Ведь все могло обернуться для индейцев совсем иначе, если бы они отставили в сторону свои мелкие разногласия.
Еще двадцать воинов пришли к нам в следующие несколько дней. Когда Тень увидел их, всего двадцать, но неудержимо рвущихся в бой, он дал согласие стать их вождем. Опять война!
Поначалу я сражалась рядом с ним. В кожаных штанах, в куртке с бахромой, со стянутыми на затылке волосами и разрисованная, как все индейцы, я была неотличима от них, по крайней мере, на расстоянии. Я хорошо помню только первый бой. Все остальные тонут в калейдоскопе лиц, ружей, луков, в ужасном шуме и дыме выстрелов.
Первая наша вылазка случилась против небольшого отряда кавалерии. В первый и, наверное, последний раз мы превосходили противника числом. У меня был отличный винчестер, и я целилась в лошадей, не в силах повернуть оружие против людей, которые принадлежали моему народу.
Однако мое решение не убивать солдат было недолговечным, потому что в один малоприятный момент я увидела направленное на меня ружье. Время как будто остановилось. Я разглядела голубые глаза всадника и шрам в виде сердечка у него на левой щеке. Он был примерно моего возраста, может быть, немного старше, и я подумала, что он, наверное, женат и даже… почему бы нет?… уже отец. Форма на нем была грязная, руки черные от пороха. Я видела длинный коричневый палец, прижавшийся к спусковому крючку.
Потом ко мне вернулось ощущение времени, и я поняла, что он убьет меня, если я не убью его первая. Не знаю как, но я все же нажала на спусковой крючок, а потом, как завороженная, смотрела на расплывающееся красное пятно у него на груди. Он упал с лошади, и только тогда я со всей отчетливостью поняла, что убила своего соплеменника. Это было гораздо хуже, чем убивать индейцев, когда они напали на наш дом в Медвежьей долине. Еще много недель мне снилось по ночам его лицо.
Тень всегда чувствовал мое настроение, и на сей раз он тоже старался как мог успокоить меня. По ночам, когда мы оставались одни, он рассказывал мне о своей юности, вспоминал забавные приключения и сказки, передававшиеся из уст в уста многими поколениями индейцев, чтобы рассмешить меня и заставить забыть об убитом мной человеке.
Однако настоящий покой моему измученному сердцу несли его сильные руки, потому что только в его объятиях я чувствовала себя защищенной от всего мира, ополчившегося против нас. Иногда мне казалось, будто все сошли с ума, и только наша с Тенью любовь остается нормальной и неизменной.
Время шло, и воспоминание об убитом всаднике постепенно поблекло, однако испытанный мной ужас я так никогда не смогла по-настоящему забыть.
А наши сражения продолжались своим чередом. Теперь уже ни один патруль не чувствовал себя в безопасности в наших местах. Мы нападали на них чаще всего по утрам, едва начинался рассвет, убивали всадников и уводили с собой их лошадей.
Больше всего мы любили, когда нам попадались отряды с грузом оружия, продуктов, одежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Когда-то апачи были гордым народом. На всей земле не было воинов храбрее. А потом вожди сломали стрелы и заключили мир с бледнолицыми. Мы хранили мир, потому что почитали наших вождей. А теперь вождем стал Танза. Он очень старается быть хорошим вождем, но у него ничего не получается. Бледнолицые поселили нас в Сан-Карлосе. Да, в Сан-Карлосе, – повторил он с отвращением. – Бледнолицые дают нам в резервации еду и одежду и хотят, чтобы мы нянчились с коровами.
Он плюнул в костер, и глаза у него загорелись ненавистью.
– Но ведь мы воины, а не женщины. Мы хотим сражаться! У нас нет жен и нет детей. Они умерли. Их убили бледнолицые. Мы… – он показал рукой на своих трех товарищей. – Мы слышали, что Два Летящих Ястреба великий вождь. Но даже великий вождь не может сражаться в одиночку. Если ты не откажешь нам, мы пойдем за тобой, куда ты скажешь.
Четыре пары черных глаз, не отрываясь, смотрели на Тень в ожидании ответа.
– В этом сражении у нас нет надежды выйти победителями, – спокойно проговорил Тень. – Вам это наверняка известно.
– Мы знаем, – торжественно заверил его апач со шрамом на левой щеке. – Но лучше умереть в бою, чем нянчиться с коровами бледнолицых.
– Лучше умереть мужчиной, чем жить как собака, – поддержал его еще один воин.
– Правильно, – сказал третий. – В бою смерть легкая и быстрая. Все лучше, чем медленно умирать от голода в Сан-Карлосе.
– Мне надо подумать.
По голосу Тени я поняла, что он очень взволнован оказанным ему доверием. О чем тут было думать? Пять воинов против армии всех Соединенных Штатов. Я это понимала. Апачи это понимали. И Тень понимал тоже. И все равно в его глазах вспыхнул огонь. Он был воином. И я знала, что он уже захвачен сумасшедшей идеей.
Тень и апач со шрамом, которого звали Бегущий Теленок, не ложились спать всю ночь. Накрывшись шкурой, я слушала, как они вспоминают былые времена, благословенные времена до прихода бледнолицых, когда краснокожие люди владели здешними землями и Великий Дух с улыбкой глядел на своих детей.
– Белых очень много, – с горечью проговорил Бегущий Теленок. – Убиваешь десятерых, на их место приходят сотни. Я думаю… Я думаю, что их бог, наверное, сильнее всех наших богов вместе взятых.
На другое утро явились три воина сиу. Днем – еще шесть шайенов. Все это были вооруженные воины, готовые умереть в бою рядом с Двумя Летящими Ястребами, единственным боевым вождем, не ушедшим в резервацию.
Я часто слышала о таинственном способе связи, известном как мокасиновый телеграф. Теперь я видела его в действии. Не проходило дня, чтобы в нашем лагере не объявились два-три воина пешком или на конях. С быстротой огня распространилась среди индейцев весть о том, что вождь шайенов Два Летящих Ястреба не сдался бледнолицым, и юные воины с горячей кровью поспешили к нам. Они уже попробовали, что значит жить в резервации, и это пришлось им не по вкусу. Еду доставляли не вовремя, и ее было недостаточно, а дать краснокожим в руки оружие, чтобы они сами добывали для себя мясо, белые никак не могли, поэтому народ голодал. Бесчестные индейцы, бывало, перекупали продукты, предоставляя остальным спасаться, как кто может. Родители отдавали свою еду детям и медленно умирали. Воины, пережив смерть своих детей, пережив смерть родителей, пережив смерть жен, бежали в Медвежью долину.
К концу месяца к нам пришли двадцать пять воинов – апачи, сиу, черноногие, киова. У них не было семей, и они жили единственной мечтой сразиться с белыми, которые убили их соплеменников и отобрали у них их землю, уничтожили многочисленные стада бизонов и заставили самих индейцев вести скотскую жизнь.
Я никак не понимала, почему они решили объединиться против белых, когда стало уже слишком поздно. Ведь все могло обернуться для индейцев совсем иначе, если бы они отставили в сторону свои мелкие разногласия.
Еще двадцать воинов пришли к нам в следующие несколько дней. Когда Тень увидел их, всего двадцать, но неудержимо рвущихся в бой, он дал согласие стать их вождем. Опять война!
Поначалу я сражалась рядом с ним. В кожаных штанах, в куртке с бахромой, со стянутыми на затылке волосами и разрисованная, как все индейцы, я была неотличима от них, по крайней мере, на расстоянии. Я хорошо помню только первый бой. Все остальные тонут в калейдоскопе лиц, ружей, луков, в ужасном шуме и дыме выстрелов.
Первая наша вылазка случилась против небольшого отряда кавалерии. В первый и, наверное, последний раз мы превосходили противника числом. У меня был отличный винчестер, и я целилась в лошадей, не в силах повернуть оружие против людей, которые принадлежали моему народу.
Однако мое решение не убивать солдат было недолговечным, потому что в один малоприятный момент я увидела направленное на меня ружье. Время как будто остановилось. Я разглядела голубые глаза всадника и шрам в виде сердечка у него на левой щеке. Он был примерно моего возраста, может быть, немного старше, и я подумала, что он, наверное, женат и даже… почему бы нет?… уже отец. Форма на нем была грязная, руки черные от пороха. Я видела длинный коричневый палец, прижавшийся к спусковому крючку.
Потом ко мне вернулось ощущение времени, и я поняла, что он убьет меня, если я не убью его первая. Не знаю как, но я все же нажала на спусковой крючок, а потом, как завороженная, смотрела на расплывающееся красное пятно у него на груди. Он упал с лошади, и только тогда я со всей отчетливостью поняла, что убила своего соплеменника. Это было гораздо хуже, чем убивать индейцев, когда они напали на наш дом в Медвежьей долине. Еще много недель мне снилось по ночам его лицо.
Тень всегда чувствовал мое настроение, и на сей раз он тоже старался как мог успокоить меня. По ночам, когда мы оставались одни, он рассказывал мне о своей юности, вспоминал забавные приключения и сказки, передававшиеся из уст в уста многими поколениями индейцев, чтобы рассмешить меня и заставить забыть об убитом мной человеке.
Однако настоящий покой моему измученному сердцу несли его сильные руки, потому что только в его объятиях я чувствовала себя защищенной от всего мира, ополчившегося против нас. Иногда мне казалось, будто все сошли с ума, и только наша с Тенью любовь остается нормальной и неизменной.
Время шло, и воспоминание об убитом всаднике постепенно поблекло, однако испытанный мной ужас я так никогда не смогла по-настоящему забыть.
А наши сражения продолжались своим чередом. Теперь уже ни один патруль не чувствовал себя в безопасности в наших местах. Мы нападали на них чаще всего по утрам, едва начинался рассвет, убивали всадников и уводили с собой их лошадей.
Больше всего мы любили, когда нам попадались отряды с грузом оружия, продуктов, одежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72