– Нет, – журналист распахнул свой бумажник, – я к такому не привык, – тогда поделим все пополам.
Он протянул шашлычнику деньги, но тот, словно не видя его руки, взял причитающуюся сумму из рук Леонида и, чуть улыбнувшись, попрощался:
– Приезжайте еще.
Майор надел фуражку, проверил, приставив вытянутую ладонь ко лбу, расположение кокарды и не спеша пошел к машине. Когда она тронулась, он наклонился к Голубеву и, хлопнув его дружески по плечу, сказал:
– Славно посидели. Граница, как-то, не располагает к пустой болтовне, а ты, как раз, не из тарахтелок.
– Да, – капитан повернулся к ним, – мы тут в прошлом году везли к себе одного столичного франта, так он нас уболтал до дошноты. Все столичные сплетни рассказал, обо всех приемах и халявной жрачке поведал. Мы думали, что ты тоже из этих, допущенных к телу, а ты ничего, нормальный мужик.
Голубев тоже хотел сказать им что-то доброе, но вдруг почувствовал себя таким усталым, что, откинув голову на скачущее под ним сидение, мгновенно заснул.
Офицеры расхохотались, но это был добрый смех сильных людей.
– Если командир решится, то надо будет его поберечь, – сказал майор, поправив голову спящего.
Сержант, ничего не понявший в этой фразе, решил, что Воронов пьян, но капитан, совершенно трезвым взглядом посмотрел на товарища и утвердительно кивнул головой…
Голубев пришел в себя от холода. Не открывая глаз, он протянул руки и, наткнувшись на жесткое, шерстяное одеяло, потянул его к подбородку, но тут же открыл глаза и сел. Рассвет лил прозрачную синеву сквозь широко распахнутое низкое окно. Под ним был кожаный диван, аккуратно застеленный простынью, в изголовье лежала большая подушка, а в ногах – одеяло, почти вылезшее из пододеяльника. Журналиста окатил стыд – он помнил, что после обильного и богато политого водкой обеда сел в машину, а тут незнакомая комната, постель…
– Господи, – чуть не вскрикнул он и, вскочив, осмотрелся. Рядом с диваном стоял стул, на котором была аккуратно разложена и развешена его одежда. Тут же стояла его сумка. Он быстро оделся и только тогда взглянул на часы. Они показывали три часа утра. Голубев, проклиная себя, подошел к окну, из которого тянуло ледяным холодом. На подоконнике стояла бутылка минеральной воды с прислоненной к ней запиской:
«Не волнуйся, все нормально. В этой жаре многие с непривычки после первой рюмки умирают, а ты просто заснул от усталости. Я сам тебя раздел и уложил баиньки. В шесть зайду, можешь к этому времени побриться. Еда стоит в холодильнике. В шесть тридцать тебя примет командир отряда. Леонид».
В холодильнике бежали помидоры, большой кусок вареного мяса и банка кислого молока.
Голубев выложил все на стол и, не зажигая света, принялся с аппетитом есть. Он запивал мясо холодным кислым молоком и мучительно вспоминал говорил ли он вчера о том, что любит после серьезных випивок похмеляться ледяным кефиром.
«Говорил или не говорил, – в конце концов прервал он свои размышления, – а ребята без лишнего шума сделали все, как надо. Если что-то было не так, то извинусь – они меня поймут.»
После еды он, пристроившись у окна, побрился и, развернув блокнот, принялся записывать свои первые впечатления о границе. Воздух с каждой минутой все теплел. Поднимающееся солнце осветило небольшую площадь и угол кирпичного здания, которые он долго рассматривал, пытаясь представить себе, что там обычно происходит. Здание могло быть казармой, а площадь обычным армейским плацем.
Без пяти минут шесть он увидел Леонида, стремительно идущего через площадь. Офицер был одет в выгляженную до хрустального звона форменную рубашку, с короткими рукавами, брюки и высокие ботинки. На его поясе висила кобура с пистолетом. Он поднял голову и, увидя Голубева, широко улыбнулся, приветственно взмахнув рукой.
– Я так и знал, что ты проснешься раньше и будешь работать, – сказал на пороге капитан, крепко пожимая ему руку, – даже с Борисом поспорил на бутылку водки, что утром у тебя уже будет готов какой-нибудь репортаж.
Голубев смутился:
– Скажи, я вчера?..
– Да, брось, Володя, – Леонид приобнял его за плечи, – ты просто спал, но ногами шевелил. Я тебя спокойно довел до нашей микрогостиницы и уложил на диван. Борис доложил полковнику, что ты просто устал. Так что и тут все нормально. Он хочет с тобой поговорить, а потом мы поедем вдоль нашего периметра, я покажу тебе КСП, наши секреты и посты, поговоришь с ребятами, выяснишь все, что тебя интересует. Идет?
Голубев внимательно смотрел в глаза капитана, пытаясь увидеть в них какое-нибудь лукавство или насмешку, но Леонид был так же приветлив, как и вчера.
Владимир взял диктофон, сунул в нагрудный карман свой крохотный блокнотик и авторучку и повернулся к капитану:
– Я готов.
Тот посмотрел на часы:
– Еще пятнадцать минут, но, – он хмыкнул, – полковник с шести часов на месте и к гостю отнесется с пониманием.
Они прошли шагов десять и, обогнув кирпичное здание, которое Голубев рассматривал утром, вошли в него с торца.
– Тут у нас штаб, – пояснил капитан, подведя его к деревянной двери, обшитой черным дермантином.
Голубев оглянулся на стоящее в глубине коридора знамя и сержанта, поднявшегося при виде их, но остановленного взмахом капитанской руки и не произнесшего ни слова. Справа от солдата стоял стол с несколькими телефонными аппаратами, а перед глазами висела громадная доска с множеством сигнальных огоньков. Журналист попытался представить, что тут происходит, когда звучит сигнал тревоги. Он увидел раструб ревуна, укрепленный под самым потолком.
Капитан громко постучал по ручке двери и, стерев с лица улыбку, шагнул за порог. Голубев вошел в комнату вслед за ним. В ее глубине за широким столом сидел сухощавый полковник. Он поднял глаза и, выслушав доклад капитана, вышел им навстречу.
– Полковник Селезнев, – представился он, протянув руку.
– Корреспондент ТАСС Голубев, – журналист, глядя прямо в глаза офицера, ответил на крепкое рукопожатие.
Командир улыбнулся капитану и, встряхнув его руку, кивнул головой:
– Прошу.
Капитан сел у окна. Голубев направился к стулу, стоящему около стола.
– Раз у нас обоих такие птичьи фамилии, – узкие губы полковника чуть разошлись в усмешку, то мы, я думаю, поймем друг друга. Что вы хотели бы увидеть у нас?
Голубев, верный своей профессиональной привычке, поставил на стол диктофон и, спросив разрешение, включил его.
– Сначала, если можно, расскажите немного о себе.
Селезнев ответил коротко, не выходя за рамки обычных анкетных данных.
– Прелестно, скажите, а что вы помните из самого-самого первого дня своей службы? Это было лет тридцать назад?
Полковник на секунду задумался, потом широко улыбнулся:
– Этого вопроса я не ожидал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84