ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Хрупкой, цвета слоновой кости рукой он снова взял стакан с сиропом, помешал в нем длинной ложечкой, немного отпил. И все это потихоньку, осторожно и рассудительно, как и положено папе.
— Я прочел вашу книгу, сын мой, да, большую ее часть. Обычно мне представляют все только в извлечениях. Но некто, интересующийся вами, вручил мне ваш труд, умоляя его просмотреть. Таким образом мне и довелось с ним познакомиться.
И папа сделал жест, в котором Пьеру почудилось возмущение той обособленностью, в какой держат его в Ватикане недостойные приближенные; они, по словам самого монсеньера Нани, всегда начеку, опасаясь, как бы святого отца не коснулись треволнения внешнего мира.
-- Благодарю, ваше святейшество, за огромную честь, какой я удостоился, — отважился наконец произнести священник. —- Это для меня такое счастье, я так об этом мечтал!
Он был несказанно рад. Ему казалось, что раз уж папа спокойно, без гнева, беседует с ним о книге, будто зная ее насквозь, значит, дело его выиграно.
— Вы хорошо знакомы с виконтом де Лашу, не так ли, сын мой? Меня вначале поразило сходство некоторых ваших рассуждений с рассуждениями этого преданного слуги господня, давшего нам бесспорное и ценное свидетельство своего благомыслия.
— Действительно, ваше святейшество, господин де Лашу ко мне расположен, Мы подолгу с ним беседовали, нет ничего удивительного, что я повторяю порой его сокровенные мысли.
— Конечно, конечно. Вот, скажем, эти корпорации, он уделяет им много внимания, быть может, чересчур много. В последний свой приезд он говорил мне о них с удивительной настойчивостью. И совсем недавно еще один ваш соотечественник, лучший, превосходнейший из людей, барон де Фура, возглавивший столь много людное паломничество во славу динария святого Петра, также неотступно добивался, чтобы я его принял, и около часа толковал мне об этих корпорациях. Только, надо сказать, эти прекрасные люди не в ладах друг с другом, один умоляет о том, против чего возражает другой.
С самого начала беседа уклонилась в сторону. Пьер почувствовал, что она уводит их от его книги, но помнил твердое обещание, данное виконту: если он увидит папу, по возможности приложить все усилия, чтобы тот сказал решительное слово по нашумевшему вопросу о корпорациях: должно ли членство в них быть свободным или обязательным, доступным для всех или ограниченным. Уже в Риме Пьер получал от злополучного виконта письмо за письмом; подагра пригвоздила де Лашу к дому, а за это время его соперник, барон, постарался воспользоваться таким прекрасным случаем, как паломничество, которое он возглавлял, чтобы заручиться одобрением папы и вернуться в Париж, торжествуя победу. И священник решил добросовестно выполнить обещание, данное виконту.
— Вашему святейшеству лучше знать, на чьей стороне правда. Господин де Фура полагает всеобщее спасение, наилучшее решение рабочего вопроса в том, чтобы попросту вернуться к прежним свободным корпорациям, а господин де Лашу стоит за обязательные корпорации, находящиеся под покровительством государства и подчиняющиеся новым правилам. И, конечно, эта последняя точка зрения более согласуется с нынешними социальными идеалами... Если бы вы, ваше святейшество, соблаговолили высказаться в этом смысле, молодая католическая партия во Франции, конечно же, сумела бы извлечь отсюда большую пользу, направив рабочее движение на благо церкви.
Лев XIII спокойно возразил:
— Нет, не могу. Во Франции меня всегда просят о том, чего я не могу и не хочу делать. Разрешаю вам передать от моего имени господину де Лашу, что если я и не в силах удовлетворить его просьбу, то я ответил отказом и на просьбу господина де Фура. Он так же ничего не добился, я лишь заверил его в своем благоволении к дорогим мне французским рабочим, которые могут сделать очень много для укрепления веры.
Поймите же вы там, во Франции, что существуют частности, касающиеся формы движения, мелочи, вникать в которые мне не подобает, ибо мое вмешательство может придать им непомерное значение, и я весьма раздосадую одних, если доставлю удовольствие другим.
Бледная улыбка появилась на губах у папы, в нем говорил проницательный политик, миротворец, твердо решивший не ставить под сомнение свою непогрешимость из-за каких-то бесплодных затей. Папа снова отпил глоток сиропа и будничным жестом владыки, для которого парадная часть дня закончилась, вытер платком рот; казалось, он избрал эти часы одиночества и тишины, чтобы, устроившись поудобнее, не спеша побеседовать в свое удовольствие.
Пьер попытался вернуться к вопросу о книге:
— Господин виконт Филпбер де Лашу так сердечно ко мне отнесся, он с таким волнением ожидает, когда решится участь моей книги, словно это его собственный труд! И я был бы счастлив передать ему благосклонный отзыв вашего святейшества.
Но папа продолжал утираться платком, ничего не отвечая.
— Я познакомился с виконтом у его высокопреосвященства кардинала Бержеро, человека большой души, чье пылкое милосердие уже само по себе могло бы воскресить верующую Францию.
На этот раз эффект был молниеносный:
— Ах да, кардинал Бержеро! Я прочел его вступление к вашей книге. Монсеньера Бержеро осенила весьма неудачная мысль — написать вам, а вы, сын мой, тяжко согрешили, опубликовав его послание... Мне все еще не верится, что, выражая вам свое полное и безусловное одобрение, кардинал Бержеро успел прочитать всю книгу целиком. Я скорее склонен заподозрить его в неосведомленности, в недомыслии., Иначе как мог бы он одобрить ваши нападки на догматы, ваши крамольные теории, ведущие к ниспровержению нашей святой веры? Если же он прочитал вашу книгу, то единственным оправданием ему может служить лишь внезапное, необъяснимое и все же непростительное затмение... Следует признать: часть французского духовенства охвачена вредными заблуждениями. Идеи галликанства, подобно сорной траве, дают буйные побеги, вольномыслие и фрондерство, наряду с непрестанным стремлением к свободе вероисповедания и сентиментальным затеям, подрывают авторитет папского престола.
Папа воодушевился, итальянские слова перемежали его сомнительную французскую речь; в низком, гнусавом голосе, исходившем из хрупкого воскового, словно убеленного снегом тела, зазвенела медь.
— И да будет ведомо кардиналу Бержеро, мы сломим его упорство, ежели увидим в нем попросту мятежного сына церкви. Ему надлежит быть образцом послушания, мы сообщим ему о нашем неудовольствии в надежде, что он покорится. Смирение, милосердие, бесспорно, великие добродетели, и мы всегда чтили их в монсеньере Бержеро. Но добродетели эти не должны служить прибежищем мятежной души, ежели нет послушания, они — ничто!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211