— Маттео, — крикнул Прада кучеру, — остановись возле «Римской остерии». — И прибавил, обратившись к своим спутникам: — Извините, пожалуйста, я хочу купить здесь свежих яиц для моего отца. Он их очень любит.
Они подъехали, и коляска остановилась. То был простой трактир у самой дороги с громким и звучным названием «Древняя римская остерия»; здесь останавливались извозчики перепрягать лошадей, сюда заходили охотники выпить белого вина и закусить яичницей с куском ветчины. По воскресеньям сюда иной раз приезжала повеселиться какая-нибудь компания римских мастеровых. Но по будням в этом трактире, затерянном среди пустынных полей, целыми днями не бывало ни единой живой души.
— Подождите минуту, я сейчас вернусь! — сказал граф, легко выскочив из коляски.
Трактир представлял собою длинный низкий дом в два этажа, с наружной лестницей из грубо отесанных камней, обожженных знойным солнцем. Все строение, цвета червонного золота, обветшало и потускнело. В нижнем этаже помещались общая зала, каретный сарай, конюшня, амбары. Рядом с домом, у рощицы пиний, единственных деревьев, которые растут на здешней скудной почве, под сводом плетеной беседки стояло пять или шесть деревянных, грубо сколоченных столиков. А в глубине, позади этого бедного, убогого трактира, темнели развалины древнего акведука, и полуразрушенная арка гордо возвышалась над ровной, бесконечной линией горизонта.
Граф быстро вернулся назад.
— Скажите-ка, падре, вы не откажетесь от стаканчика белого вина? — спросил он. — Вы ведь и сами отчасти винодел, так что вам не мешает отведать здешнего винца.
Не заставляя себя просить, Сантобоно неторопливо вылез из коляски.
— Знаю, знаю. Это вино из Марино, там земли не такие плодородные, как у нас во Фраскати.
Видя, что он по-прежнему не выпускает из рук корзинку с фигами, граф крикнул с досадой:
— Господи, да что вы с ней носитесь, оставьте ее в экипаже!
Священник прошел вперед, ничего не ответив, а Пьер, выйдя из коляски, последовал за ним, так как ему хотелось хорошенько осмотреть остерию, один из тех загородных трактиров для простонародья, о которых ему рассказывали.
Графа здесь хорошо знали, и навстречу им сейчас же вышла хозяйка в стареньком платье, высокая сухощавая старуха с величественной осанкой, В прошлый раз она едва набрала для графа полдюжины свежих яиц и сейчас взялась поискать, ничего не обещая заранее; по ее словам, куры неслись где попало, в разных местах, и яйца трудно сразу найти.
— Ладно, ладно! Ступайте поищите, — сказал граф, — а мы пока разопьем графинчик вина.
Все трое вошли в общую залу, где было уже темно. Хотя жаркая пора миновала, с самого порога слышалось глухое жужжание мух, летавших под потолком. От едкого запаха кислого вина и прогорклого масла першило в горле. И как только глаза путешественников привыкли к полутьме, они разглядели большую комнату, грязную, закопченную, с грубо обструганными скамейками и столами из толстых досок. Зала казалась пустой, тишину в ней нарушало только жужжание мух. Однако в глубине они увидели двоих мужчин, случайных прохожих, которые молча и неподвижно сидели за столом перед полными стаканами вина. В вечерних сумерках на низеньком стуле у двери корчилась от озноба, зажав руки между колен, хозяйская дочка, тощая, желтая девушка, измученная лихорадкой.
Заметив, что Пьеру здесь не по себе, граф попросил накрыть им стол в беседке.
— Нам будет куда лучше на воздухе, вечер такой чудесный!
Покуда мать искала куриные яйца, а отец чинил колесо под навесом, хозяйская дочка нехотя поднялась со стула и, вся дрожа, стуча зубами, принесла в беседку графин с вином и три стакана. Получив шесть су за вино, девушка молча, с сердитым видом, вернулась на прежнее место, недовольная, что ее потревожили.
Когда все трое уселись за стол, граф весело наполнил стаканы, хотя Пьер отнекивался, уверяя, что не привык пить вино между завтраком и обедом.
— Ничего, немножко выпить не мешает... Какое славное винцо, не правда ли, падре?.. Ну-ка, выпьем за здоровье папы, раз он захворал!
Сантобоно, залпом выпив свой стакан, прищелкнул языком. Он бережно опустил корзинку и осторожно поставил ее на землю у своих ног, потом снял шляпу и блаженно вздохнул. Вечер и вправду был восхитительный: ясное чудесное небо, необъятное, нежно-золотистое, раскинулось над безбрежной, как море, Кампанией, дремлющей в неподвижном, царственном покое. В глубокой тишине легкое дуновение ветра доносило в беседку тонкий аромат трав и полевых цветов.
— Господи, до чего же хорошо! — прошептал Пьер, поддаваясь очарованию. — В этой пустыне, в этой мирной обители можно позабыть обо всем на свете!
Между тем Прада опорожнил графин, подливая вина в стакан Сантобоно, и молча забавлялся смешной сценой, которой остальные сперва не замечали. Он лукаво, с видом сообщника, подмигнул Пьеру, и тогда оба стали наблюдать за развитием действия. Вокруг них бродило несколько тощих кур, выискивая кузнечиков в порыжелой траве. И вот одна дерзкая курочка с блестящим черным оперением, заметив на земле корзинку с фигами, начала тихонько к ней подбираться. Однако, подойдя совсем близко, она вдруг испугалась и отскочила назад. Курица вытягивала шею, вертела головой, впиваясь в корзинку круглым, блестящим глазом. Наконец соблазн победил страх: нацелившись на сочную фигу, видневшуюся между листьями, курица осторожно подкралась, высоко поднимая лапки, и быстро клюнула плод, прорвав кожуру.
Прада, который давно уже с трудом сдерживал смех, дал себе волю и громко расхохотался, веселясь, как ребенок.
— Не зевайте, падре! Берегите ваши фиги! — крикнул он.
Священник допивал второй стакан вина, запрокинув голову и с блаженным видом глядя в небо. Тут он сразу подскочил, оглянулся на курицу и все понял. Сантобоно пришел в ярость, замахал руками, разразился проклятьями. Но курица, клюнув еще раз, ловко схватила фигу и убежала, взмахивая крыльями; она так забавной так быстро улепетывала, что граф и Пьер смеялись до слез над бессильным гневом Сантобоно, который погнался было за курицей, грозя кулаком.
— Вот видите, надо было оставить корзинку в экипаже, — сказал граф. — Не предупреди я вас, курица склевала бы все без остатка.
Ничего не отвечая и все еще злобно ворча, священник поставил корзинку на стол, приподнял листья и аккуратно уложил фиги; бережно прикрыв их и приведя все в порядок, он наконец успокоился.
Пора было ехать дальше: солнце уже спускалось к горизонту, наступали сумерки. Граф начал терять терпение.
— А где же яйца? — воскликнул он.
Не видя поблизости хозяйки, он пошел ее искать. Зашел на конюшню, в каретный сарай. Старухи нигде не было. Тогда Прада, обойдя кругом дома, заглянул под навес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211