Самым невероятным во всем этом деле было, что капитан жил затворником у себя на улице Реколе. Несомненно, он остепенился настолько, что проводил все вечера в семейном кругу, у камелька, помогая маленькому Шарлю готовить уроки.
Госпожа Бюрль, ни словом не обмолвившаяся о его махинациях, сидя против него в кресле, по-прежнему сохраняла ту же непреклонную суровость, но взгляд ее говорил, что она считает сына исцелившимся.
Приблизительно спустя две недели как-то вечером майор без приглашения явился к обеду. Очутившись лицом к лицу с Бюрлем, он испытал какую-то неловкость, разумеется, не за себя, а за капитана, опасаясь возбудить в нем неприятные воспоминания. Но ввиду того, что тот исправился, Лагиту захотелось просто по-дружески разделить с ним трапезу, надеясь, что это ему будет приятно.
Когда Лагит явился, Бюрль находился у себя в комнате. Майора встретила г-жа Бюрль. Сказав, что он запросто пришел пообедать, Лагит, понизив голос, спросил:
— Ну как?
— Все идет как нельзя лучше.
— Ничего подозрительного?
— Решительно ничего... Ложится ровно в девять часов вечера, никуда не ходит, с виду будто очень доволен…
— Вот это славно, черт возьми!.. — воскликнул майор. — Я так и знал, что ему необходима была встряска. У него, видимо, еще есть совесть, у этого негодника!
Когда Бюрль вошел в столовую, Лагит так крепко сжал ему руку, что чуть ее не сломал.
Прежде чем сесть за стол, они, мирно расположившись у камина, воздали должное прелестям семейного очага. Капитан заявил, что не променял бы свой домашний уют на целое королевство. Когда он, сняв подтяжки, влезает в домашние туфли и разваливается в кресле, ему сам черт не брат. Майор смотрел на него и одобрительно поддакивал. Правда, примерное поведение ничуть не заставило Бюрля похудеть; наоборот, его еще сильнее разнесло — глаза заплыли жиром, губы как будто еще больше раздулись. Сидя в кресле, он, словно в полудремоте, без конца повторял:
— Да, скажу я вам, семейная жизнь, только это и ценно на свете!.. Да, да, семейная жизнь!..
— Вот это великолепно! — подхватил майор, с беспокойством разглядывая расплывшегося Бюрля. — Однако не следует ни в чем доходить до крайности... Надо побольше двигаться, время от времени захаживать в кафе...
— В кафе? А зачем?.. Все, что мне нужно, у меня здесь под рукой. Нет, нет, буду сидеть дома, да и только...
Когда Шарль убрал свои книжки, Лагит сильно удивился, увидев служанку, явившуюся накрывать на стол.
— Вот как! Вы взяли себе помощницу? — обратился он к г-же Бюрль.
— Пришлось, — со вздохом ответила старуха. — Ноги мои совсем отказываются служить, хозяйство запущено... К счастью, дядюшка Каброль отпустил ко мне свою девчонку. Вы, наверное, знаете дядюшку Каброля, старика, который подметает рынок? Он не знал, куда ему приткнуть свою Розу. Я понемногу приучаю ее к стряпне.
Служанка вышла из комнаты.
— Сколько же ей лет? — спросил майор.
— Семнадцатый пошел... Глупая, грязнуля... Но я плачу ей всего десять франков в месяц, и ест она один только суп.
Когда Роза вновь появилась в столовой с грудой тарелок в руках, Лагит, которого женщины не слишком волновали, не спускал с нее глаз, удивленный ее безобразием. Она была маленького роста, черная, сутулая; приплюснутый нос, огромный рот и блестящие зеленоватые глаза придавали ей сходство с обезьяной. Благодаря широким бедрам и длинным рукам она казалась очень сильной.
— Черт возьми, ну и рожа! — засмеялся майор, когда служанка опять вышла из комнаты за солью и перцем.
— Бог с ней, — небрежно проронил Бюрль, — она очень услужлива и делает все, о чем ее просят... Во всяком случае, достаточно хороша, чтобы мыть посуду...
Обед прошел очень мило. Был подан суп, баранье рагу, Шарля заставили рассказывать разные школьные происшествия. Г-жа Бюрль, желая показать, какой он хороший мальчик, несколько раз спрашивала его: «Правда, Шарль, ты хочешь быть военным?» И на ее бледных губах появлялась улыбка, когда Шарль с робкой покорностью дрессированной собачонки отвечал: «Да, бабушка». Капитан Бюрль, положив локти на стол, медленно и сосредоточенно жевал. Становилось жарко. Единственная лампа освещала стол, оставляя углы огромной комнаты в неясной полумгле. Это был мещанский уют, дружеская трапеза людей со скудными средствами, не меняющих тарелок для каждого блюда, людей, которых «снежки», поданные на сладкое, приводят в благодушное настроение.
Роза обходила обедающих, от ее тяжелых шагов сотрясался стол, но за все время она не раскрыла рта.
— Не желаете ли, сударь, сыру? — наконец произнесла она хриплым голосом, подойдя к капитану.
— А? Что? — вздрогнув, спросил Бюрль. — Ах да, сыру... Держи хорошенько тарелку.
Он отрезал себе кусок сыру, между тем как служанка, стоя у стола, не спускала с него своих узеньких глаз.
Лагит рассмеялся. С той минуты, как они сели за стол, Роза ужасно смешила его.
— Знаешь, она просто изумительна! — на ухо шепнул он капитану. — Такого носа и ротика днем с огнем не сыщешь!.. Пошли ее как-нибудь к полковнику... Просто так, чтобы он ею полюбовался... Это его развлечет...
Уродство служанки настраивало майора на отечески благодушный лад. Ему захотелось поближе ее разглядеть.
— А мне-то, деточка? И я не откажусь от сыра.
Держа в руке тарелку, Роза подошла к нему, а он, воткнув в сыр нож, с громким смехом уставился на нее, потому что обнаружил, что у нее одна ноздря шире другой. Роза с невозмутимым видом подчинилась этому осмотру, терпеливо дожидаясь, пока гость перестанет смеяться.
Убрав со стола, она исчезла. Бюрль перешел к камину и сразу же уснул. Майор и г-жа Бюрль завели беседу. Шарль снова принялся за уроки. Глубокий мир нисходил с высокого потолка, мир мещанских семей, где все в согласии собираются в одной комнате. В девять часов Бюрль проснулся и, позевывая, заявил, что идет спать. Он попросил извинения, но у него, как он выразился, слипаются глаза. Когда майор полчаса спустя собрался уходить, г-жа Бюрль тщетно искала Розу, чтобы та посветила ему на лестнице. Но Роза, увы, по-видимому убралась в свою комнату. Сущая курица эта девчонка, способная без просыпу спать по двенадцать часов кряду!
— Не стоит беспокоиться, — уже с площадки крикнул майор. — Ноги у меня, правда, не лучше ваших, но надеюсь, что, держась за перила, целехонек выберусь отсюда... Как хотите, почтеннейшая, а я очень рад... Вот и кончились все ваши огорчения. Я присмотрелся к Бюрлю и готов поклясться, что он не помышляет ни о чем дурном. Давно, черт побери, ему пора выпутаться из женских юбок!.. Ни к чему хорошему это бы не привело...
Майор ушел в полном восторге. Поистине, дом порядочных людей, и стены его — точно из стекла: никакой возможности скрыть в нем хотя бы малейшую гадость.
Собственно говоря, в возвращении Бюрля на путь истинный майора больше всего радовало то обстоятельство, что теперь ему уже не было никакой надобности самому проверять счета своего подчиненного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127