«Интересно, – подумал я, – она такая потому, что в гостиной лежит ее мертвый отец, или есть другая причина». Я не мог дать четкий ответ. Восемь лет назад, когда мы виделись с ней в последний раз, ей было семь, поэтому я не знаю, что она собой представляет. Хотя догадываюсь.
Она выглядела старше своих пятнадцати. Я бы и сам не удержался от всяких мыслей, если бы Дорин не была моей племянницей. Сразу ясно: она знает, что есть что. Это видно по ее глазам. Интересно, знал ли Фрэнк, что она не девственница. Не исключено. Но не признавался в этом сам себе. И если его что-то тревожило, не признался бы ей. Таков был Фрэнк. Следовательно, нет оснований считать, будто ей что-то известно, если не предполагать, что она видела или слышала нечто важное, а Фрэнк не знал, что она это видела или слышала. Если она что-то видела или слышала, я это выясню, но не сегодня.
Я слез с табурета, прошел в буфетную и выключил радио. Была половина девятого. На улице прогрохотала тележка молочника. Я вернулся в кухню.
– Хочешь сигарету? – спросил я.
Дорин кивнула и поставила чашку на стол. Я прикурил две сигареты. Курильщиком она была не заядлым. После нескольких затяжек я спросил:
– И что ты собираешься теперь делать?
– Не знаю.
– Ты же не останешься здесь, верно?
Она помотала головой.
– Послушай, – сказал я, – конечно, ты меня плохо знаешь, а то, что знаешь, тебе не нравится, но у меня к тебе предложение. Возможно, идея будет тебе не по душе, и все же мне хочется, чтобы ты хорошенько обдумала ее в ближайшее время. На следующей неделе я уезжаю в Южную Африку. С женщиной, на которой, скорее всего, женюсь. Мы вылетаем в среду. У меня три билета. Почему бы тебе не поехать с нами?
Она посмотрела на меня. Я не смог понять, какие мысли бродят у нее в голове.
– Подумай над этим. Я был бы рад, если бы ты поехала. Надо бы закончить дела с твоим папой.
– Очаровательно, – проговорила она. – Я начинаю чувствовать себя действительно нужной.
– Я пробуду здесь все выходные, – сказал я. – У тебя есть время решить.
– Нет, спасибо.
Она продолжала смотреть на меня. Я бросил взгляд на часы.
– Они придут сюда без четверти, – напомнил я. – Есть еще пять минут. Хочешь побыть с ним до их прихода?
Она отвела взгляд. И снова стала пятнадцатилетней.
– Нет.
– Он был бы рад, – сказал я. Она всхлипнула.
– Иди, – сказал я. – Время еще есть.
Она положила сигарету на блюдце и ушла, а через пять минут вернулась. Ее щеки были мокрыми, а глаза покраснели.
Я надел куртку, прошел в гостиную и встал у гроба. Лицо Фрэнка было обращено к потолку. На свете не было ничего более спокойного, чем это лицо.
За окном послышался шум мотора, а потом в дверь постучали.
– Прощай, Фрэнк, – сказал я.
Я вышел из комнаты в холл и открыл дверь. На крыльце стоял мужчина в высокой шляпе.
– Доброе утро, сэр, – сказал он характерным голосом.
* * *
Мы вышли из церкви и снова сели в машину – мы с Дорин на заднее сиденье, викарий рядом с водителем. Мы ехали по окраинам. На одном из перекрестков старикан на старом, как он сам, велосипеде остановился, снял шляпу и проводил нас взглядом.
После продолжительного молчания викарий уперся локтем в спинку сиденья, повернулся к нам и сказал:
– Мистер Картер, вы видите, что за время вашего отсутствия в городе произошли некоторые изменения.
– Немалые, – сказал я.
– Да, – согласился он. – Все меняется. Хотя, на мой взгляд, не так быстро. Однажды все это исчезнет. И люди, хвала небесам, поселятся в приличных районах, где будут воспитывать своих детей. В таких районах, где детям захочется идти домой, а не бегать по улицам.
Я сказал:
– Допускаю, что на месте этих районов возникнет что-то лучшее.
– О, – воскликнул викарий, – это обязательно будет лучше. Другого не дано.
– Разве? – сказал я.
И посмотрел на него. У него были песочного цвета волосы, песочного цвета очки и желтоватое лицо. Трудно было определить его возраст.
Мы съехали с холма к кладбищу. День был ясным и ветреным, и низкие облака носились наперегонки на фоне солнца.
* * *
Кроме викария, могильщика и представителя похоронного бюро на похоронах присутствовали мы с Дорин и два типа, которые стояли рядом с выгруженным из катафалка гробом. Одному из них было около пятидесяти, другому – года двадцать два – двадцать три. Оба очень походили на барменов. Сверху, в рубашках с чистыми воротниками и в галстуках, они были аккуратны до невозможности, но чем ниже, тем неряшливее они становились. У ботинок от опрятного вида не оставалось и намека. Они стояли со склоненными головами и сомкнутыми впереди руками.
Пока викарий читал молитву, я держал Дорин за руку. Небритый могильщик был одет в военную шинель с поднятым воротником и то и дело поглядывал на Дорин, грязный ублюдок.
– Прах к праху, земля к земле…
Я нагнулся, поднял горсть земли и отсыпал немного Дорин. Бармены шагнули вперед и тоже взяли земли, а потом вместе с нами бросили ее на опускающийся гроб. И отошли. Старший кашлянул, прикрывая рот рукой, и сосредоточил свое внимание па викарии. Младший тоже продемонстрировал хорошие манеры.
Викарий затянул «Слово жизни». Дорин пропела несколько первых слов, затрясла головой и замолчала. Могильщик энергично работал лопатой. Ветер настойчиво забирался под одежду. В десятке рядов от нас две женщины средних лет остановились, поглядели на нас и пошли дальше к своим могилам.
На этом все и закончилось.
* * *
Я повел Дорин прочь от могилы. Она оглянулась на что-то – я так и не понял, на что именно, и вдруг споткнулась. Бармены попятились, пропуская нас. Я кивнул им.
Мы подошли к машинам. Я посмотрел в сторону ворот. За оградой стояла блондинка в ярко-зеленом пальто с поясом.
– Это Маргарет? – спросил я. Дорин кивнула.
Я внимательнее посмотрел на женщину. Она не двигалась. Дорин забралась в машину.
– Я сейчас, – сказал я и окликнул барменов, которые шли к своей машине. – Подождите, пожалуйста.
Они переглянулись. Старший посмотрел на часы и кивнул. Я пошел к воротам. Маргарет стояла на том же месте. Она оказалась довольно привлекательной. Единственным ее недостатком было то, что она была похожа именно на то, чем являлась: дешевой певичкой.
– Кажется, ты утверждала, что не придешь, – сказал я.
– Я передумала, – заявила она.
Сквозь акцент уроженки севера в ее речи довольно хорошо слышался лондонский выговор.
– Я рад, – сказал я. – Я хочу поговорить с тобой.
– О чем?
– О Дорин, – солгал я.
Она устремила взгляд на ожидающие машины.
– Все… все прошло хорошо? – спросила она.
– Отлично. Организовано идеально. Спасибо.
Ее глаза были влажными – но глаза подобных женщин всегда блестят.
– Я хочу поговорить с тобой, – повторил я. Она продолжала смотреть на машины.
– Как Дорин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Она выглядела старше своих пятнадцати. Я бы и сам не удержался от всяких мыслей, если бы Дорин не была моей племянницей. Сразу ясно: она знает, что есть что. Это видно по ее глазам. Интересно, знал ли Фрэнк, что она не девственница. Не исключено. Но не признавался в этом сам себе. И если его что-то тревожило, не признался бы ей. Таков был Фрэнк. Следовательно, нет оснований считать, будто ей что-то известно, если не предполагать, что она видела или слышала нечто важное, а Фрэнк не знал, что она это видела или слышала. Если она что-то видела или слышала, я это выясню, но не сегодня.
Я слез с табурета, прошел в буфетную и выключил радио. Была половина девятого. На улице прогрохотала тележка молочника. Я вернулся в кухню.
– Хочешь сигарету? – спросил я.
Дорин кивнула и поставила чашку на стол. Я прикурил две сигареты. Курильщиком она была не заядлым. После нескольких затяжек я спросил:
– И что ты собираешься теперь делать?
– Не знаю.
– Ты же не останешься здесь, верно?
Она помотала головой.
– Послушай, – сказал я, – конечно, ты меня плохо знаешь, а то, что знаешь, тебе не нравится, но у меня к тебе предложение. Возможно, идея будет тебе не по душе, и все же мне хочется, чтобы ты хорошенько обдумала ее в ближайшее время. На следующей неделе я уезжаю в Южную Африку. С женщиной, на которой, скорее всего, женюсь. Мы вылетаем в среду. У меня три билета. Почему бы тебе не поехать с нами?
Она посмотрела на меня. Я не смог понять, какие мысли бродят у нее в голове.
– Подумай над этим. Я был бы рад, если бы ты поехала. Надо бы закончить дела с твоим папой.
– Очаровательно, – проговорила она. – Я начинаю чувствовать себя действительно нужной.
– Я пробуду здесь все выходные, – сказал я. – У тебя есть время решить.
– Нет, спасибо.
Она продолжала смотреть на меня. Я бросил взгляд на часы.
– Они придут сюда без четверти, – напомнил я. – Есть еще пять минут. Хочешь побыть с ним до их прихода?
Она отвела взгляд. И снова стала пятнадцатилетней.
– Нет.
– Он был бы рад, – сказал я. Она всхлипнула.
– Иди, – сказал я. – Время еще есть.
Она положила сигарету на блюдце и ушла, а через пять минут вернулась. Ее щеки были мокрыми, а глаза покраснели.
Я надел куртку, прошел в гостиную и встал у гроба. Лицо Фрэнка было обращено к потолку. На свете не было ничего более спокойного, чем это лицо.
За окном послышался шум мотора, а потом в дверь постучали.
– Прощай, Фрэнк, – сказал я.
Я вышел из комнаты в холл и открыл дверь. На крыльце стоял мужчина в высокой шляпе.
– Доброе утро, сэр, – сказал он характерным голосом.
* * *
Мы вышли из церкви и снова сели в машину – мы с Дорин на заднее сиденье, викарий рядом с водителем. Мы ехали по окраинам. На одном из перекрестков старикан на старом, как он сам, велосипеде остановился, снял шляпу и проводил нас взглядом.
После продолжительного молчания викарий уперся локтем в спинку сиденья, повернулся к нам и сказал:
– Мистер Картер, вы видите, что за время вашего отсутствия в городе произошли некоторые изменения.
– Немалые, – сказал я.
– Да, – согласился он. – Все меняется. Хотя, на мой взгляд, не так быстро. Однажды все это исчезнет. И люди, хвала небесам, поселятся в приличных районах, где будут воспитывать своих детей. В таких районах, где детям захочется идти домой, а не бегать по улицам.
Я сказал:
– Допускаю, что на месте этих районов возникнет что-то лучшее.
– О, – воскликнул викарий, – это обязательно будет лучше. Другого не дано.
– Разве? – сказал я.
И посмотрел на него. У него были песочного цвета волосы, песочного цвета очки и желтоватое лицо. Трудно было определить его возраст.
Мы съехали с холма к кладбищу. День был ясным и ветреным, и низкие облака носились наперегонки на фоне солнца.
* * *
Кроме викария, могильщика и представителя похоронного бюро на похоронах присутствовали мы с Дорин и два типа, которые стояли рядом с выгруженным из катафалка гробом. Одному из них было около пятидесяти, другому – года двадцать два – двадцать три. Оба очень походили на барменов. Сверху, в рубашках с чистыми воротниками и в галстуках, они были аккуратны до невозможности, но чем ниже, тем неряшливее они становились. У ботинок от опрятного вида не оставалось и намека. Они стояли со склоненными головами и сомкнутыми впереди руками.
Пока викарий читал молитву, я держал Дорин за руку. Небритый могильщик был одет в военную шинель с поднятым воротником и то и дело поглядывал на Дорин, грязный ублюдок.
– Прах к праху, земля к земле…
Я нагнулся, поднял горсть земли и отсыпал немного Дорин. Бармены шагнули вперед и тоже взяли земли, а потом вместе с нами бросили ее на опускающийся гроб. И отошли. Старший кашлянул, прикрывая рот рукой, и сосредоточил свое внимание па викарии. Младший тоже продемонстрировал хорошие манеры.
Викарий затянул «Слово жизни». Дорин пропела несколько первых слов, затрясла головой и замолчала. Могильщик энергично работал лопатой. Ветер настойчиво забирался под одежду. В десятке рядов от нас две женщины средних лет остановились, поглядели на нас и пошли дальше к своим могилам.
На этом все и закончилось.
* * *
Я повел Дорин прочь от могилы. Она оглянулась на что-то – я так и не понял, на что именно, и вдруг споткнулась. Бармены попятились, пропуская нас. Я кивнул им.
Мы подошли к машинам. Я посмотрел в сторону ворот. За оградой стояла блондинка в ярко-зеленом пальто с поясом.
– Это Маргарет? – спросил я. Дорин кивнула.
Я внимательнее посмотрел на женщину. Она не двигалась. Дорин забралась в машину.
– Я сейчас, – сказал я и окликнул барменов, которые шли к своей машине. – Подождите, пожалуйста.
Они переглянулись. Старший посмотрел на часы и кивнул. Я пошел к воротам. Маргарет стояла на том же месте. Она оказалась довольно привлекательной. Единственным ее недостатком было то, что она была похожа именно на то, чем являлась: дешевой певичкой.
– Кажется, ты утверждала, что не придешь, – сказал я.
– Я передумала, – заявила она.
Сквозь акцент уроженки севера в ее речи довольно хорошо слышался лондонский выговор.
– Я рад, – сказал я. – Я хочу поговорить с тобой.
– О чем?
– О Дорин, – солгал я.
Она устремила взгляд на ожидающие машины.
– Все… все прошло хорошо? – спросила она.
– Отлично. Организовано идеально. Спасибо.
Ее глаза были влажными – но глаза подобных женщин всегда блестят.
– Я хочу поговорить с тобой, – повторил я. Она продолжала смотреть на машины.
– Как Дорин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50