– Неисправимы!
Оба рассмеялись.
– Прощайте, Питер, – сказала Сюзанна.
И, не в силах больше затягивать прощание, она с неуклюжей поспешностью бросилась вперед. Завернув за угол, Сюзанна подошла к дверям школы и с силой, которой вовсе не требовалось, опустила кольцо.
Когда мистер Кибл отворил дверь, она бросила взгляд назад, где она оставила Питера, но там уже никого не было. Сюзанна вошла внутрь, и дверь за ней закрылась.
Она вдруг подумала, что ей не для чего больше жить. Решительно не для чего. Горе ее было слишком велико, чтобы заметить мелодраматичность ее образа мыслей.
«Я скоро уеду и хочу сказать вам: вы мне небезразличны».
Мэри Фишер, пансионерка средней школы, поднимавшаяся в это время по лестнице, обернувшись, увидела у дверей Сюзанну.
– Мисс Осборн! – радостно воскликнула она. – Мы с мистером Аптоном, по вашему совету, внесли в эскизы декораций изменения. Получилось отлично. Пожалуйста, посмотрите их!
– Конечно, конечно. Я сгораю от любопытства. Ведите меня, Мэри, – с широкой улыбкой, отозвалась Сюзанна, развязывая ленты капора. – Вы трудились весь день? Какие молодцы!
«Я скоро уеду и хочу сказать вам: вы мне небезразличны». «Я скоро уеду…»
И он уехал.
Глава 20
Из Бата Питер отправился прямо в Сидли-Парк. Чтобы остаться там навсегда.
«Можете кое-что для меня сделать?» – попросила она. Вот он и сделал. Она, возможно, никогда не узнает, что просьба ее исполнена, как он не узнает, что ей с того. Как бы то ни было, а он вернулся. Он ее любит, а потому сделает так, как она хотела.
Питер еще надеялся, что любовь уйдет так же внезапно, как пришла, – ведь приятного в ней мало – одни горечь и разочарование, если уж на то пошло.
Возвращение Питера привело мать в восторг. Не помня себя от радости, она говорила и говорила о предстоящем Рождестве. А праздник, теперь ясно, будет просто чудесный: ведь он, Питер, приехал и сможет воочию убедиться в том, как прекрасно она все для него придумала. Четыре сестры Питера – Барбара, Дорис, Эми и Белинда – все, кроме средней, Жозефины, которая жила с мужем и его родственниками в Шотландии, тоже собирались на праздник в Сидли. Приедут они – значит, приедут их мужья и дети, которых на четырех сестер приходилось в общей сложности девять. А раз речь идет о таком празднике, как Рождество, стало быть, приглашена и многочисленная родня со стороны мужей. Без приглашения остались только дяди: пять лет назад Питер ясно обрисовал им свою позицию, хотя с тех пор, изредка встречая кого-то из них в Лондоне, научился держаться с ними приветливо.
И разумеется, ожидалось семейство Флинн-Поузи. Как же без них?
Что ж, он вытерпит все это. И даже постарается получить удовольствие. Покажет себя радушным хозяином.
Мать сразу же, в день его приезда, повела Питера в столовую показать и рассказать, как она намеревается преобразить комнату, чтобы ему здесь было удобно и приятно.
– Я об этом подумаю, матушка, – ответил ей Питер. – Пожалуй, у меня есть кое-какие свои соображения.
– Конечно, конечно, душа моя! – просияла мать. – Все, что хочешь, лишь бы это не нарушило общую картину того, что я задумала. Как все-таки замечательно, что ты снова дома!
На этом Питер решил пока остановиться. Говорить с матерью всегда было непросто – все равно что биться головой об стену.
«И поговорите с матерью, Питер. Поговорите серьезно. Объясните ей, кто вы. Быть может, она всю жизнь была так поглощена своей любовью к вам, что на самом деле совершенно вас не знает. Вероятно… возможно… ей неизвестно, чего вы хотите».
Они с матерью, в сущности, никогда серьезно не разговаривали. Правда, однажды он вступил с ней в противоборство, что привело их обоих в ужасное расстройство, и до задушевных бесед дело так и не дошло. Новых, равноправных отношений взрослого сына и матери не получилось.
Но скоро все обязательно изменится. Он с ней поговорит. Не смалодушничает перед ее железной волей. Вот только повод для серьезного разговора нелепый – лавандовая столовая.
Почти все время, остававшееся до Рождества, Питер проводил во вдовьем домике, где полюбил бывать. Он часами просиживал там, растопив в гостиной камин и наслаждаясь покоем. Ему всегда нравился этот дом, который содержался в чистоте и порядке, даже когда там жили только гувернантки сестер и его учителя, занимавшиеся с ним до его поступления в школу, а иногда и потом, во время каникул. Вдовий домик представлял собой отдельный небольшой коттедж в уединенном уголке парка в окружении очаровательного садика.
Идеальное жилище для матери…
Как и в прошлый свой приезд, Питер бывал у соседей с визитами. Навестил и Тео.
– Кстати, должен тебя поблагодарить за то, что ты устроил матушке и Эдит встречу с Сюзанной Осборн, – сказал Тео, когда они с Питером сидели в библиотеке за бокалами бренди. – Я узнал об этом из их письма на следующий день. Когда после самоубийства Осборна Сюзанна исчезла, я был в школе и потому не видел, в каком расстройстве пребывало наше семейство. Все эти годы матушка думала, что Сюзанны нет в живых.
– А письма Осборна сохранились? – поинтересовался Питер.
– Сохранились, – подтвердил Тео, протягивая ноги поближе к горящему камину. – Они лежали в сейфе в бывшем кабинете Осборна. Я туда никогда не заглядываю: комната завалена старыми газетами, которые я на днях собираюсь разобрать. Предсмертную записку Осборна к отцу я никогда не видел, пока, получив от матери известие, не нашел оба письма. Одно из них – то, что к Сюзанне, – до сих пор не распечатано. Полагаю, я должен его ей отослать, хоть, как считает матушка, Сюзанна отнюдь не жаждет его видеть. Странно как-то.
– Скорее всего она просто боится его читать, – высказал предположение Питер.
– Боится? – переспросил Тео, подталкивая мыском полено в глубь камина. – А чего тут бояться? Призраков? Впрочем, увидев письмо, написанное более десятка лет назад рукой покойника, пожалуй, струсишь.
– Думаю, она боится того, что написано в письме, – сказал Питер. – Иногда лучше ничего не знать. Тем более того, что, как казалось, давно кануло в Лету. Но не будет ли она мучиться неизвестностью теперь, когда знает о предсмертной записке? Знает ли она, что записка цела?
– Только если матушка ей сказала, – ответил Тео. – Иногда я жалею, что у меня нет личного секретаря, – составление писем не самое любимое мое занятие. Но одно написать придется. Нельзя же вот так просто отправить Сюзанне предсмертную записку отца, не сопроводив ее хотя бы несколькими словами от себя лично.
– Как по-твоему, есть в письме, адресованном твоему отцу, что-то, чего нет в письме для Сюзанны? – спросил Питер. – Ведь нужно иметь в виду, что он обращался к двенадцатилетней девочке.
Тео, приподняв брови и задумчиво глядя на огонь, сделал пару глотков из своего бокала и перевел взгляд на Питера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Оба рассмеялись.
– Прощайте, Питер, – сказала Сюзанна.
И, не в силах больше затягивать прощание, она с неуклюжей поспешностью бросилась вперед. Завернув за угол, Сюзанна подошла к дверям школы и с силой, которой вовсе не требовалось, опустила кольцо.
Когда мистер Кибл отворил дверь, она бросила взгляд назад, где она оставила Питера, но там уже никого не было. Сюзанна вошла внутрь, и дверь за ней закрылась.
Она вдруг подумала, что ей не для чего больше жить. Решительно не для чего. Горе ее было слишком велико, чтобы заметить мелодраматичность ее образа мыслей.
«Я скоро уеду и хочу сказать вам: вы мне небезразличны».
Мэри Фишер, пансионерка средней школы, поднимавшаяся в это время по лестнице, обернувшись, увидела у дверей Сюзанну.
– Мисс Осборн! – радостно воскликнула она. – Мы с мистером Аптоном, по вашему совету, внесли в эскизы декораций изменения. Получилось отлично. Пожалуйста, посмотрите их!
– Конечно, конечно. Я сгораю от любопытства. Ведите меня, Мэри, – с широкой улыбкой, отозвалась Сюзанна, развязывая ленты капора. – Вы трудились весь день? Какие молодцы!
«Я скоро уеду и хочу сказать вам: вы мне небезразличны». «Я скоро уеду…»
И он уехал.
Глава 20
Из Бата Питер отправился прямо в Сидли-Парк. Чтобы остаться там навсегда.
«Можете кое-что для меня сделать?» – попросила она. Вот он и сделал. Она, возможно, никогда не узнает, что просьба ее исполнена, как он не узнает, что ей с того. Как бы то ни было, а он вернулся. Он ее любит, а потому сделает так, как она хотела.
Питер еще надеялся, что любовь уйдет так же внезапно, как пришла, – ведь приятного в ней мало – одни горечь и разочарование, если уж на то пошло.
Возвращение Питера привело мать в восторг. Не помня себя от радости, она говорила и говорила о предстоящем Рождестве. А праздник, теперь ясно, будет просто чудесный: ведь он, Питер, приехал и сможет воочию убедиться в том, как прекрасно она все для него придумала. Четыре сестры Питера – Барбара, Дорис, Эми и Белинда – все, кроме средней, Жозефины, которая жила с мужем и его родственниками в Шотландии, тоже собирались на праздник в Сидли. Приедут они – значит, приедут их мужья и дети, которых на четырех сестер приходилось в общей сложности девять. А раз речь идет о таком празднике, как Рождество, стало быть, приглашена и многочисленная родня со стороны мужей. Без приглашения остались только дяди: пять лет назад Питер ясно обрисовал им свою позицию, хотя с тех пор, изредка встречая кого-то из них в Лондоне, научился держаться с ними приветливо.
И разумеется, ожидалось семейство Флинн-Поузи. Как же без них?
Что ж, он вытерпит все это. И даже постарается получить удовольствие. Покажет себя радушным хозяином.
Мать сразу же, в день его приезда, повела Питера в столовую показать и рассказать, как она намеревается преобразить комнату, чтобы ему здесь было удобно и приятно.
– Я об этом подумаю, матушка, – ответил ей Питер. – Пожалуй, у меня есть кое-какие свои соображения.
– Конечно, конечно, душа моя! – просияла мать. – Все, что хочешь, лишь бы это не нарушило общую картину того, что я задумала. Как все-таки замечательно, что ты снова дома!
На этом Питер решил пока остановиться. Говорить с матерью всегда было непросто – все равно что биться головой об стену.
«И поговорите с матерью, Питер. Поговорите серьезно. Объясните ей, кто вы. Быть может, она всю жизнь была так поглощена своей любовью к вам, что на самом деле совершенно вас не знает. Вероятно… возможно… ей неизвестно, чего вы хотите».
Они с матерью, в сущности, никогда серьезно не разговаривали. Правда, однажды он вступил с ней в противоборство, что привело их обоих в ужасное расстройство, и до задушевных бесед дело так и не дошло. Новых, равноправных отношений взрослого сына и матери не получилось.
Но скоро все обязательно изменится. Он с ней поговорит. Не смалодушничает перед ее железной волей. Вот только повод для серьезного разговора нелепый – лавандовая столовая.
Почти все время, остававшееся до Рождества, Питер проводил во вдовьем домике, где полюбил бывать. Он часами просиживал там, растопив в гостиной камин и наслаждаясь покоем. Ему всегда нравился этот дом, который содержался в чистоте и порядке, даже когда там жили только гувернантки сестер и его учителя, занимавшиеся с ним до его поступления в школу, а иногда и потом, во время каникул. Вдовий домик представлял собой отдельный небольшой коттедж в уединенном уголке парка в окружении очаровательного садика.
Идеальное жилище для матери…
Как и в прошлый свой приезд, Питер бывал у соседей с визитами. Навестил и Тео.
– Кстати, должен тебя поблагодарить за то, что ты устроил матушке и Эдит встречу с Сюзанной Осборн, – сказал Тео, когда они с Питером сидели в библиотеке за бокалами бренди. – Я узнал об этом из их письма на следующий день. Когда после самоубийства Осборна Сюзанна исчезла, я был в школе и потому не видел, в каком расстройстве пребывало наше семейство. Все эти годы матушка думала, что Сюзанны нет в живых.
– А письма Осборна сохранились? – поинтересовался Питер.
– Сохранились, – подтвердил Тео, протягивая ноги поближе к горящему камину. – Они лежали в сейфе в бывшем кабинете Осборна. Я туда никогда не заглядываю: комната завалена старыми газетами, которые я на днях собираюсь разобрать. Предсмертную записку Осборна к отцу я никогда не видел, пока, получив от матери известие, не нашел оба письма. Одно из них – то, что к Сюзанне, – до сих пор не распечатано. Полагаю, я должен его ей отослать, хоть, как считает матушка, Сюзанна отнюдь не жаждет его видеть. Странно как-то.
– Скорее всего она просто боится его читать, – высказал предположение Питер.
– Боится? – переспросил Тео, подталкивая мыском полено в глубь камина. – А чего тут бояться? Призраков? Впрочем, увидев письмо, написанное более десятка лет назад рукой покойника, пожалуй, струсишь.
– Думаю, она боится того, что написано в письме, – сказал Питер. – Иногда лучше ничего не знать. Тем более того, что, как казалось, давно кануло в Лету. Но не будет ли она мучиться неизвестностью теперь, когда знает о предсмертной записке? Знает ли она, что записка цела?
– Только если матушка ей сказала, – ответил Тео. – Иногда я жалею, что у меня нет личного секретаря, – составление писем не самое любимое мое занятие. Но одно написать придется. Нельзя же вот так просто отправить Сюзанне предсмертную записку отца, не сопроводив ее хотя бы несколькими словами от себя лично.
– Как по-твоему, есть в письме, адресованном твоему отцу, что-то, чего нет в письме для Сюзанны? – спросил Питер. – Ведь нужно иметь в виду, что он обращался к двенадцатилетней девочке.
Тео, приподняв брови и задумчиво глядя на огонь, сделал пару глотков из своего бокала и перевел взгляд на Питера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88